этого момента, будем считать, что вы - придворный художник, и только. Не
рассуждающий, невидимый и неслышимый.
мигающие лампочки теле- и прочих фонов.
совещание в Военный Комитет к 08:00.
собой. Мы уже углубились в лабиринт коридоров, когда оставшийся позади
Хент что-то, крикнул и бросился за нами следом. Его шаги эхом разносились
по огромному зданию. Подбежав к нам, он схватил меня за руку.
знает, кто вы такой, и что вы такое, и кто вас сюда прислал.
сам этого не знаю.
костер выглядит жалкой искоркой. Над ними и вокруг стеной вздымаются горы,
окружающие долину, а рядом во мраке притаились громадины Гробниц. Они
кажутся призраками каких-то допотопных монстров, подползающими все ближе и
ближе.
Вайнтрауба стискивает зубы. За последние трое суток они спали не больше
нескольких часов, а прошедший день добавил тревог и волнений. Ламия
подбрасывает в костер полено.
его козлиную физиономию.
огрызаться и вообще выражать свои чувства вслух. Дрова для костра взяты из
тайника, устроенного здесь паломниками много лет назад. Три небольшие
палатки стоят на площадке, используемой для традиционного последнего
ночлега перед встречей со Шрайком. Это неподалеку от Гробницы, именуемой
Сфинксом; черная громада - его крыло - заслоняет часть неба.
выглядит более измученным, чем остальные. Пляшущее пламя бросает красные
отблески на его лицо. Ради скорого свидания со Шрайком он обрядился в свою
дипломатическую форму, но за день пелерина и треуголка испачкались и
помялись - как, впрочем, и сам Консул.
на высоте двух метров от земли внезапно появляется его лицо. Одно только
лицо - боевой скафандр из полимерной "хамелеоновой кожи" превратил Кассада
в невидимку.
Ни звука - один ветер.
опускается на корточки рядом с остальными. Волокна его скафандра
дезактивируются, становясь матово-черными, что, однако, не возвращает
Кассада в разряд видимых существ.
срывающимся голосом. Священник, закутанный в черный плащ, сливается с
тьмой, совсем как Кассад.
созвездия, начинают беззвучно расцветать чудовищные оранжевые и красные
бутоны.
Рахиль успокоилась и теперь пытается ухватить отца за короткую бородку.
Вайнтрауб целует крохотную ручонку.
разворошенного костра летят искры; они уносятся в небо, будто хотят
присоединиться к ослепительным огням там, наверху.
раздирала небеса всю прошлую ночь и добрую половину дня.
словно надеясь найти там непочатую бутылку. Но бутылки нет. - Какая к
черту разница, - бормочет он снова.
могут уничтожить Гиперион прежде, чем мы отыщем Шрайка.
талончика на гибель! Уйти быстро и без боли, а не извиваться веки вечные
на колючках Шрайка! О, об этом даже подумать страшно!
эмоций, разве что усталая угроза, а глаза устремлены на Консула. - Так где
же Шрайк? Почему мы его не нашли?
сняв антиэнтропийную защиту, вы освободили его навеки. И теперь он
собирает кровавую жатву в других мирах.
груди. - Он будет здесь. Я чувствую.
паломникам ужин.
замечает Силен. - Но вы-то, вы!.. Умора! Вырядились для похорон, а теперь
ищете, где бы откинуть копыта.
молчании. Огненные гроздья гаснут, звезды вновь усеивают небо, а искры все
летят и летят вверх, точно ища спасения.
события, произошедшие со времени моего последнего сна о паломниках.
впереди них ползли их длинные тени, отбрасываемые заревом космической
битвы, бушующей в миллиарде километров от планеты. Спустившись, они начали
осматривать Гробницы Времени, с минуты на минуту ожидая смерти. Через
несколько часов, когда взошло солнце и холод высокогорной пустыни уступил
место зною, страх и возбуждение стали понемногу рассеиваться.
окликающих друг друга паломников, да стоны ветра, неустанно, до звона в
ушах бьющегося о скалы и стены Гробниц. И Кассад и Консул захватили
приборы для замера антиэнтропийных полей, но Ламия первой заметила, что
они не нужны - приливы и отливы волн времени отзывались в теле легкой
тошнотой, сопровождаемой неослабным чувством ложной памяти.
Нефритовая Гробница, стены которой в утренних и вечерних сумерках
становились полупрозрачными; далее, метрах в ста от нее, возвышалось
сооружение под названием Обелиск; оттуда тропа паломников шла по руслу
высохшего ручья, приводя к самой грандиозной, занимающей центральное
положение Гробнице - Хрустальному Монолиту. То была голая глыба без
единого прохода внутрь, с плоской вершиной, возвышавшейся над стенами
долины. Еще дальше находились Пещерные Гробницы, входы в которые можно
было отыскать благодаря дорожкам, проторенным тысячами ног; и, наконец,
километром дальше высился так называемый Дворец Шрайка. Его острые зубцы и
торчащие повсюду шпили лишний раз напоминали об острых шипах мифического
обитателя этих мест.
кучкой; перед сооружениями, в которые можно было пойти, они ненадолго
задерживались. Сердце Вайнтрауба бешено забилось, когда он переступил
порог Сфинкса; именно отсюда его дочь двадцать шесть лет назад вынесла
болезнь Мерлина. Приборы, установленные университетской экспедицией, все
еще стояли на своих треногах вокруг могилы, но понять, действуют ли они,
никто не мог. Узкие и запутанные коридоры Сфинкса оказались точно такими,
какими описала их Рахиль в своем дневнике. Гирлянды люм-шаров и
электроламп давно погасли. Паломники осматривали помещения с помощью
карманных фонарей и ночного визора Кассада. Им не удалось обнаружить
ничего похожего на комнату, где была Рахиль, когда стены сомкнулись и в
девушку вошла болезнь. От могучих приливов времени осталась лишь жалкая
зыбь. Шрайк не давал о себе знать.
душераздирающего ужаса и нетерпеливого предвкушения, но оно сменялось
часами досады, когда перед ними вновь и вновь представали вереницы
пыльных, пустых комнат: все, что видели туристы и паломники минувших
веков.