одетый, наголо обритый, бедный и безродный. Однако даже в таком виде он
оставался элегантным: прекрасная форма головы, бледная, как слоновая
кость, отливающая королевским золотом кожа, тонкие черты лица,
золотистые брови, большие глаза, тоже сияющие золотом, изящная линия
ноздрей, побелевших от гнева. Крестьянин, который выглядит как
прирожденный император.
кто увидит тебя в этой одежде, - ответил Сареван. - Если, конечно, твои
руки подтвердят это. - Но как же лицо?
закон и вводит такие ограничения. - Сареван с легкостью поднял одну руку
Хирела, невзирая на его сопротивление, и подозвал: - Кери.
ртом - мальчик; он ждал, чтобы броситься на помощь товарищу, если
возникнет надобность. Хирел протянул свои напряженные руки.
отвратительным.
оставался прелестным созданием, предназначенным для забав в спальне
дамы. Он плюнул на свое отражение, и оно стало размытым и неясным.
удовольствием. - Дважды, чтобы быть точным. Голос Хирела дрогнул от
горькой насмешки. - Как! Разве не тебе я должен быть обязан? - Нам не
нужно лишнего. - Жрец прислонился к стене и скрестил руки. - Думай обо
всем этом как об игре, как о великолепной авантюре, о которой сложат
песню. - Конечно. Сатиру на противостояние принцев. Сареван лишь
рассмеялся и сверкнул глазами в сторону жрицы, которая покраснела как
девчонка. Несмотря на это, когда она заговорила, вид у нее был строгий,
почти суровый.
настолько силен, как воображает, ведь воспитывали его не так, как тебя.
- Да уж надеюсь, - огрызнулся Хирел. Они не слушали его. Они вообще
редко к нему прислушивались. Глаза жрицы говорили о множестве вещей, а
жрец отвечал ей таким же упорным взглядом. Она умоляла. Он отказывался.
Он посмотрел на Хирела без излишней холодности, но как-то непримиримо и
наконец сказал по-асаниански, чего мог бы и не делать:
мужчину. Он надменный, невыносимый и ужасно испорченный. Почему я должен
угождать ему?
ты, надо полагать, само совершенство, Сареван Ис'келион?
мягкость, на какую только способен. Это тебя удовлетворит? Она глубоко
вздохнула.
сможет так безоговорочно доверять. Прокляни свою честь и сострадание, в
котором ты не желаешь сознаваться. И еще об одном хочу предупредить
тебя: я послала весть твоему отцу.
известен сыновний долг, сударыня. - И он позволил тебе уехать? Сареван
расплылся в улыбке.
голову и сдвинула брови. - Сареван...
взглядом. Спустя несколько мгновений Орозия склонила голову и глубоко
вздохнула.
чтобы цена не оказалась чересчур высокой. - Я заплачу столько, сколько
нужно, - сказал Сареван. Она не подняла глаз, словно не могла сделать
этого. - Тогда иди, - сказала она так тихо, что Хирел с трудом расслышал
ее слова. - И да хранит тебя бог.
***
Хирела. Сенелей у них не было, да их и негде было взять, а Юлан не
привык ходить на поводке. Он убегал и прибегал, когда хотел, охотился
для них, когда у него было настроение, утром или днем тратил по часу на
умывание. Лишь изредка он позволял измученному принцу сесть к себе на
спину.
Сареван. Эти слова мучили его, как старая рана. Они были даже хуже, чем
болячки, которые быстро и хорошо заживали, оставляя после себя шрамы, на
которые Хирел не обращал внимания. "Ужасно испорченный". Его братья
часто повторяли то же самое. Но тогда это его так не обижало, может
быть, потому, что он понимал: зависть измучила и иссушила их сердца, а
жажда измены убивала их.
этого оказалось достаточно. Хирел должен был показать себя. И он сделал
это. Он шел без жалоб и протестов, хотя солнце нещадно палило, а струи
дождя заливали его незащищенную голову. Когда было нужно, он карабкался;
он почти перестал спотыкаться и мало-помалу становился закаленнее. С
наступлением ночи он валился на землю и тут же засыпал.
и вновь появлялись цирюльники, и ножи, и смех его братьев. Иногда Хирел
просыпался, дрожа всем телом, с мокрым от слез лицом, и с трудом
подавлял крик ярости, боли и тоски по дому.
лежавший на их пути, они обогнули с севера, потратив слишком много
времени на то, чтобы добраться до границ Керувариона. Суровый край:
холмы, скалы и лишенные растительности каменистые предгорья. Людей почти
не было, а те немногие и подозрительные, кто встретился на их пути,
оказались охотниками и пастухами. Ожерелье Саревана служило здесь
паролем, да еще сияние, исходившее от него по его воле. Этот человек был
способен очаровать даже камень.
разные истории, пел или просто говорил, легко и свободно, не обращая
внимания на ответное молчание, или односложные ответы, или откровенное
нежелание общаться. Его голос, звучавший в такт их шагам, был как ветер,
как дождь, как ясное небо - спокойный, убаюкивающий и даже приносящий
утешение. А потом Сареван замолкал, и это тоже действовало успокаивающе.
Одним словом, он оказался спутником, который не требовал слишком много.
слова за все долгое утро.
менее суровым и воздух значительно потеплел. Сареван снял все, кроме
обуви, оружейного пояса и заплечного мешка. Хирел сорвал с головы шапку,
расстегнул плащ и почувствовал, как ветер слегка ерошит его волосы.
Коснувшись рукой головы, он обнаружил, что ее покрывает шапка густых
кудрей.
загорел? Сними хотя бы плащ, пусть Аварьян окрасит все твое тело.
обгорала, не шелушилась и не чернела, как у раба на поле. Между тем
солнце припекало, Хирел был весь в поту, а представление о скромности у
Саревана не превосходило понятия о чести. Сердце Хирела гулко билось в
груди, когда он расстегнул последнюю пуговицу, сбросил на землю плащ и
рубашку и наконец вздохнул свободно. А затем в порыве отчаянного
безрассудства стащил с себя и штаны.
спиной руки, преодолевая отчаянное желание прикрыться, но обнажил зубы в
ухмылке и прогнал румянец стыда. Сареван ухмыльнулся в ответ.
- сказал он. - Можно подумать, что ты древний старик. - В первый день
осени мне исполнится двадцать один год, дитя. Хирел заморгал. - Но это
же мой день рождения?
святыню, но первым в этот день родился я.
подобающий вид, хотя это было нелегко, если к тому же учесть, что он
стоял совершенно голый под открытым небом.
и пошлет меня править прямо в Вейадзан - средоточие королевской власти.
Сареван наклонил голову.
начал добиваться ожерелья. - Он почти ласково коснулся своего ожерелья.
- Отец отвел меня в храм в Хан-Гилене и отдал жрецам. Это было моим
свободным волеизъявлением, и я намеревался воспринять это как подобает
мужчине, но, когда меня увели другие, более старшие послушники, я чуть
было не разрыдался. Я отдал бы все, лишь бы снова стать ребенком.
свет, - сказал Хирел. - Ты что, никогда не играл в детские игры? В
глазах Саревана Хирел увидел удивление, жалость и еще что-то, чего
предпочел бы не видеть. - Королевские особы не играют, - холодно заявил
он. - Тем хуже для королевских особ.
вещами.
Конюшевский Владислав
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Корнев Павел
Земляной Андрей
Прозоров Александр