только высказано. Они утверждали при этом, что излишни слова, недоступные
пониманию, что нельзя уверовать в то, чего ты предварительно не понял, и что
смешны проповеди о том, чего ни
проповедник, ни его слушатели не могут постигнуть разумом. Сам господь
жаловался, что поводырями слепых были слепцы.
очень понравился, так как, по-видимому, в одинаковой мере давал
удовлетворительные ответы по всем возникавшим в связи с ним вопросам.
Поскольку же эти вопросы представлялись наитруднейшими, то чем больше в них
было трудностей, тем более нравилась тонкость их разрешения. Поэтому мои
соперники, чрезвычайно раздосадованные этим, решили созвать против меня
собор. Разумеется, главное участие в этом приняли давние мои коварные
неприятели: Альберик и Лотульф; после смерти своих и моих учителей - Гильома
и Ансельма - они стремились владычествовать одни и сделаться как бы
наследниками умерших. А так как они оба заведовали школами в Реймсе, то
частыми наговорами настолько восстановили против меня своего архиепископа
Рауля, что с одобрения пренестинского епископа Конана, бывшего в то время
папским легатом во Франции, торжественно созвал в Суассоне собрание, назвав
его собором, и пригласил меня представить собору мой известный труд о
троице. Так я и сделал.
так оклеветали меня перед духовенством и народом, что в первый же день моего
приезда народ чуть не побил каменьями меня и немногих приехавших со мной
учеников, крича, - как об этом ему наговорили, - будто бы я проповедую и
пишу, что у нас суть три бога. Прибыв в город, я немедленно явился к легату,
передав ему свою книгу для просмотра и суждений, и выразил свою готовность
подвергнуться взысканию и претерпеть любое возмездие, если написанное мной в
чем-либо отклоняется от католического вероучения. Легат тотчас же приказал
мне отдать мою книгу архиепископу и названным моим соперникам; таким образом
моими судьями явились как раз те люди, которые были моими обвинителями,
будто сбылось изречение: "и враги наши - судьи".
они не находили в ней ничего, что дало бы им возможность на соборе смело
обвинить меня, и они оттянули осуждение книги, которого усиленно добивались,
до окончания собора. Я же в течение нескольких дней до открытия собора стал
перед всеми публично излагать свое учение о католической вере согласно с
тем, что я написал, и все слушавшие меня с восхищением одобряли как ясность,
так и смысл моих суждений. Заметив это, народ и духовенство начали так
рассуждать между собой: "Вот он теперь говорит перед всеми открыто, и никто
ничего ему не возражает. И собор скоро близится к окончанию, а он и
созван-то был, как мы слышали, главным образом против этого человека.
Неужели судьи признали, что они заблуждаются больше, чем он?" Поэтому-то мои
соперники с каждым днем распалялись все больше и больше.
и, намереваясь уличить меня, после нескольких льстивых слов выразил свое
удивление по поводу одного места в моей книге, а именно: как я мог,
признавая, что бог родил бога и что бог един, тем не менее отрицать, что бог
родил самого себя? На это я немедленно ответил: "Если вы желаете, я приведу
вам доказательство этого". Он заявил: "В таких вопросах мы руководствуемся
не человеческим разумом и не нашими суждениями, но только словами
авторитета". А я возразил ему: "Перелистайте книгу, и вы найдете авторитет".
Книга же была под рукой, потому что он сам принес ее. Я начал искать
известное мне место, которое он или совсем не заметил, или не разыскал, так
как, выискивал в книге только те выражения, которые могли бы мне повредить.
С божьей помощью мне удалось быстро найти необходимое место. Это было
изречение, озаглавленное "Августин о троице", книга I: Кто думает, будто бог
обладает способностью родить себя, тот грубо заблуждается, так как не только
бог не обладает такой способностью, но и никакое духовное или материальное
существо. Ведь вообще нет такой вещи, которая бы сама себя порождала".
покраснели от замешательства. Он же сам, желая хоть как-нибудь выпутаться из
затруднительного положения, сказал: "Это следует еще правильно понять". На
это я возразил, что данное суждение не ново и к настоящему вопросу оно не
имеет никакого отношения, на что сам Альберик потребовал не рассуждения по
существу вопроса, а лишь авторитетного свидетельства. Однако же, если бы
Альберик пожелал обсудить доводы и доказательства по существу, то я готов
показать ему на основании его же собственных слов, что он впал в ту ересь,
согласно которой отец является своим собственным сыном. Услышав это,
Альберик тут же пришел в ярость и начал мне угрожать, заявив, что в этом
случае мне не помогут никакие мои доказательства и авторитеты. Высказав эту
угрозу, он ушел.
и архиепископ долго совещались с моими противниками и некоторыми другими
лицами о том, что же следует постановить по поводу меня и моей книги, ради
чего, главным образом, они и были созваны. И так как ни в моих словах, ни в
представленной моей книге они не нашли ничего такого, что могли бы вменить
мне в вину, то на некоторое время воцарилось молчание, и враги мои стали
нападать на меня менее яростно.
епископов славой своего благочестия и значением своей кафедры, начал речь
таким образом: "Все вы, присутствующие здесь владыки, знаете, что учение
этого человека (каким бы он ни был) и врожденный талант его, проявляющийся в
изучении им любой отрасли знания, приобрели ему многочисленных сторонников и
последователей и что его слава совершенно затмила славу его собственных и
наших учителей; его, так сказать, виноградная лоза распростерла свои побеги
от моря до моря. Если вы - чего я не думаю - обвините его на основе заранее
вынесенного суждения, то знайте, этим вы оскорбите многих даже в том случае,
если осудите по справедливости. Не будет недостатка во многих людях, которые
пожелают его защищать, тем более что в представленной здесь книге мы не
можем усмотреть никакого явного нечестия. И так как у Иеронима есть такое
место: "Явная сила имеет всегда завистников" и так как известны также слова
поэта:
поступив круто, и как бы мы не добились скорее против себя обвинения в
зависти, чем против него обвинения по всей справедливости. Ведь как сказал
только что названный учитель церкви: "Ложная молва быстро исчезает, и
последующая жизнь свидетельствует о предыдущей". Если же вы предлагаете
поступить с ним по каноническим правилам, то пусть его учение или книга
будут представлены здесь и пусть ему будет дозволено свободно отвечать на
вопросы, так, чтобы он, уличенный или вынужденный к покаянию, совсем умолк.
Это будет согласно с тем суждением блаженного Никодима, который, желая
освободить господа, сказал: "Осуждает ли наш закон человека прежде, чем его
выслушают и узнают, что он делает?".
мудрый совет: спорить против его красноречия. Ведь весь божий свет не смог
бы опровергнуть его доказательств или софизмов!" Однако же гораздо трудней,
несомненно, было спорить с самим Христом, выслушать которого на основании
закона требовал Никодим. Епископ, не будучи в состоянии склонить их к
принятию своего предложения, попытался обуздать их ненависть другим
способом: он заявил, что для суждения о столь важном вопросе собрание
слишком малочисленно и такое дело требует более внимательного исследования.
В конце концов епископ посоветовал, чтобы мой аббат, присутствующий на
соборе, препроводил меня обратно в мое аббатство, монастырь Сен-Дени, и там
был созван многочисленный собор ученейших людей для вынесения приговора
после тщательного исследования данного вопроса. С этим мнением епископа
согласился легат, а также и все остальные.
обедню, и через названного епископа передал мне приказание возвратиться в
наш монастырь и там ожидать исполнения вынесенного решения. Тогда мои
противники, полагая, что они ничего не добьются, если это дело будет
разбираться за пределами их архнепископства, где они, разумеется, не смогут
прибегнуть к насилию, и не доверяя справедливому суду, внушили архиепископу,
что для него весьма оскорбительно, если это дело будет передано в другой
суд, и опасно, если я таким образом избегну кары. Они сейчас же побежали к
легату, заставили его изменить свое решение и против воли вынудили его
согласиться на осуждение моей книги без всякого, рассмотрения, на
немедленное и публичное ее сожжение и на вечное мое заключение в другом
монастыре. Они говорили: для осуждения этой книги вполне достаточно того,
что я осмелился публично читать ее без одобрения со стороны римского папы
или другой церковной власти и даже сам предлагал многим ее переписывать.
Будет якобы чрезвычайно полезно для христианской веры, если мой пример
пресечет подобное же высокомерие и у многих других.
руководствовался преимущественно мнением архиепископа, а этот последний
следовал советам моих противников. Догадываясь о происходящем, епископ
Шартрский тотчас же осведомил меня об этих кознях и настойчиво убеждал меня
претерпеть это с тем большей кротостью, чем более явным для всех было
насилие; и не сомневаться в том, что столь очевидные ненависть и насилие
повредят моим врагам в будущем, а мне принесут пользу; и нисколько не
беспокоиться по поводу заключения в монастырь, так как он знает, что легат,
вынесший, этот приговор по принуждению, конечно, через несколько дней после
своего отъезда [прикажет] освободить меня. Так епископ, насколько мог,
утешал меня и себя самого, плача вместе со мною.
и расследования меня заставили своей собственною рукой бросить в огонь мою
названную выше книгу, и она была таким образом сожжена. А чтобы не
Василенко Иван
Конюшевский Владислав
Маккарти Кормак
Пехов Алексей
Сапковский Анджей
Соломатина Татьяна