обряд не то крещения, не то обрезания. С тех пор мне не разрешалось петь
немецкий гимн, и вместо этого я пел "Лорелею".
больше с Ангелом, тем паче о Гильдегард. Чаще всего мы уже около половины
десятого утра были так измучены, что с трудом справлялись с нашими
многообразными обязанностями - нас шатало и тошнило от усталости и
отвращения. Объяснялись мы только знаками. Благодаря рвотам, головным
болям и крайней усталости, мы могли не опасаться, что наши тяготы
обратятся в льготы. Когда Ангел - отчасти виновато, отчасти упрямо -
пожимал плечами, я знал, что он хочет сесть на груду картофельных мешков,
чтобы помолиться. ("Я обещал маме", - говорил он извиняющимся тоном.)
"чуткость во внеслужебное время" и даже вариант оной - "чуткость в
служебное время"; представлял и проводил ее в жизнь некий молодой
предводитель, лютеранин с благородной внешностью, бывший студент
богословского факультета, который иногда подходил к нам, чтобы "вступить в
беседу". Для него я всегда держал наготове специальную смесь из гнилого
картофеля и экскрементов, которую в нужный момент выливал рядом с собой;
зато преисполненный христианского смирения Ангел и впрямь "вступал с ним в
беседу"; раза два за те четырнадцать дней он минуты по три принимал
подаяние в виде слов: "необходимость", "всемогущий дух", "судьба" - будто
смиренный нищий, принимающий черствую горбушку.
Гильдегард Бехтольд. За последние две недели я не раз собирался написать
ей и с места в карьер "попросить ее руки" (другого, лучшего выражения для
данной ситуации я не знал тогда и не знаю по сию пору), но как раз в те
дни меня особенно осаждали и мне особенно досаждали и угрожали ежевечерние
клиенты, ибо стиль моих писем казался им все же чересчур заумным. Грубые
нежности, которые мои заказчики желали высказать своим партнершам
(первичные и вторичные половые признаки употреблялись во всевозможных
сочетаниях, а эти сочетания, в свою очередь, перемежались названиями
других частей тела), я научился переводить в иную, более возвышенную
плоскость и выработал настолько изысканно-туманный стиль, что и сейчас еще
могу писать письма от любого лица мужского пола любимому лицу женского
пола так, что они пройдут любую цензуру; все в них будет сказано и ничего
не написано. Стало быть, я всегда могу заработать свой кусок хлеба и как
сочинитель писем. А поскольку я люблю писать самыми черными чернилами или
самым мягким карандашом на самой белой бумаге, то считаю эту свою
специальность той привилегией, которой не следует стыдиться.
минута - и я сойду на Перленграбене. Решение принято. (Мама умерла, и я
это знал.) Поскольку даже здесь, в трамвайном вагоне, запах экскрементов
образовал вокруг меня зону отчуждения, я был как бы заключен в башню из
слоновой кости; так называемый внешний мир воспринимался мною несколько
нереально и нечетко (а может, и четко), как он воспринимается сквозь
тюремную решетку. Штурмовик (и как только человек может надеть такую
форму!), господин с шелковым галстуком, явно принадлежавший к
образованному сословию, молоденькая девушка, которая своими детскими
пальцами вынимала из бумажного пакета виноградины, и кондукторша - ее
молодое грубоватое лицо казалось красивым благодаря выражению неприкрытой
чувственности, отличавшему в свое время лица всех кельнских кондукторш, -
все они шарахались от меня, как от прокаженного. Я протиснулся к передней
площадке, соскочил с трамвая и помчался по Перленграбену; три минуты
спустя я уже подымался по лестнице на четвертый этаж доходного дома.
Толкователю, который гонится за истиной, я советую начертить полукруг
западнее Северинштрассе с радиусом в три минуты, установив ножку циркуля
на трамвайной остановке Перленграбен, а потом выбрать себе одну из улиц в
этом полукруге; чтобы точнее определить радиус, мне следовало бы сообщить
мою скорость: предлагаю нечто среднее между скоростью Джесси Оуэна и
скоростью бегуна-любителя, добившегося неплохих результатов. Меня ничуть
не удивило, когда я увидел над дверью квартиры Бехтольдов табличку с
надписью: "Глядите на него. На кого? Се жених грядет! Как грядет? Как
агнец!" Не успел я нажать на кнопку звонка... говорить об этом излишне, но
для верности все же скажем... как Гильдегард уже открыла дверь, упала в
мои объятия, и вся вонь вокруг меня исчезла.
3
любви, а тем более проанализировать ее не входит в мои намерения и выходит
за рамки моих возможностей. Одно ясно: то не была любовь с первого
взгляда. Только час спустя, когда я уже прошел обряд посвящения,
неминуемый в бехтольдовском клане, выпил свой жениховский кофе и
наполовину изничтожил жениховский пирог, у меня впервые появилась
возможность как следует разглядеть Гильдегард. Она была куда красивее, чем
это позволяло предположить ее сходство с Ангелом; и я вздохнул с
облегчением. Хотя я любил ее вот уже две недели, мне было приятно, что она
показалась мне красивой. Боюсь, если я сообщу теперь, что с той поры мы с
Гильдегард как можно чаще, хотя и недостаточно часто, заключали друг друга
в объятия, и напомню, что приписываю это божественному провидению, которое
заставило меня в ту секунду, когда раздалась команда "лопату к ноге",
позабыть внезапно всю прошлую выучку, это наведет заботливых папаш на
мысль посылать своих сыновей "на службу" не только из воспитательных
соображений, но и с той целью, чтобы они, пусть окольными путями,
неправильно исполнив команду "ружье к ноге" (саперных лопат сейчас уже не
водится), заполучили себе такую милую, умную и красивую жену, какую
заполучил я. Я хотел бы предостеречь от этого, сославшись на сказку
"Метелица" (и на другие аналогичные сказки), в которой говорится, что
человек, совершающий добрые поступки без заранее обдуманного намерения,
пожинает куда более богатые плоды, нежели человек, подражающий ему и
совершающий добрые поступки с заранее обдуманным намерением; еще раз
торжественно клянусь, что я делал все не преднамеренно (тут я оставляю в
альбоме "Раскрась сам" несколько чистых страниц, а злыдни пусть скрежещут
зубами, ведь, одержимые своими черными замыслами, они не желают верить,
что божественное провидение может привести к чему-то хорошему и того, у
кого нет никаких замыслов).
них, безусловно, состояло в том, чтобы обеспечить семейство Бехтольдов
кофе не только в военные годы, но и во все последующие (отец мой занимался
оптовой торговлей кофе и передал мне свое дело).
помощью моих шуринов то безумие двадцатилетних, о котором я не имел
понятия до 22 сентября 1938 года. (Буржуазная семья, аттестат зрелости,
один семестр у Бертрама, в национал-социалистской партии и в других
нацистских организациях не состоял.) Далее. Провидение, возможно,
позаботилось и о том, чтобы подыскать мне, когда я потерял маму, хорошую
тещу, которая любила бы меня, как родная мать (моя теща не только готова
была притвориться ради меня мертвой, она пошла еще дальше, что
соответствовало ее крутому характеру, - с большим трудом пробилась к
большому военному начальнику и обозвала его "законченным кретином", потому
что он не желал продлить мне увольнительную, когда моя дочурка заболела
скарлатиной). И наконец, еще одна цель: предоставить моему папаше в лице
старого Бехтольда собеседника на всю жизнь, с которым он мог бы
ругательски ругать нацистов, а также обеспечить младшего брата Ангела -
Иоганна, который был заядлым курильщиком, моим табачным пайком на все то
время, что табак выдавался по талонам (стало быть, почти на одиннадцать
лет). Возможно также, божественное провидение замыслило сбалансировать
экономическое положение двух семей: у нас были деньги, у Бехтольдов их не
было. В отношении кофе мне, во всяком случае, все абсолютно ясно: ни
одному семейству не пришлось бы так туго с кофе во времена, какие вскоре
наступили, как Бехтольдам. При каждом удобном случае каждый из членов этой
семьи вопрошал: "А не сварить ли мне кофейку?" - хотя можно было не
сомневаться, что уже до этого на стол раза четыре или пять ставили
кофейник. Позднее, когда война действительно разразилась, я дважды крупно
просчитался: во-первых, я снизил потребление кофе в бетхольдовской семье с
двухсот фунтов до семидесяти пяти ежегодно и установил продолжительность
войны в семь лет, не знаю, по какой причине - то ли из пессимизма, то ли
из мистической приверженности к числу "семь", - как бы то ни было, я
заставил отца спрятать на складе соответствующее количество кофе в зернах.
А во-вторых, вдолбил в голову теще, что кофе необходимо экономить и
напугал ее картиной бескофейной эпохи, какая грозит наступить, если теща
не будет достаточно экономной.
4
ассенизационная тема исчерпана так же, как на странице 170 была исчерпана
шопеновская. Я собираюсь покончить также с описанием воспитательных
мероприятий в военных организациях. У читателя легко может возникнуть
подозрение, будто эта повесть написана с антимилитаристских позиций или
даже с позиций борьбы за разоружение - иначе говоря, враждебных
вооружению. Нет, нет, дело идет о более высоких материях, о... ведь каждый
непредвзятый читатель давно уже это понял... о любви и невинности. Не моя
вина, если обстоятельства сложились так, что детали, с помощью которых я
Василенко Иван
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Суворов Виктор
Прозоров Александр
Василенко Иван