землянке стало просторней, генерал отступил в сторону, и огонек фонаря
тускло осветил немолодое, страдальчески напряженное лицо командира полка.
высотах! Вы что, думаете, они вам оттуда будут букеты бросать? Платочками
махать?
простреливаются пулеметным огнем? Вот полюбуйтесь! - генерал ткнул пальцем
в свой забинтованный лоб. - Едва к архангелу Гавриилу не отправили. А
"виллис" колесами вверх лежит. Новый вы мне дадите?
полка, трудно было себе представить, не то что признаться в ней. Скорее
всего виноват шофер, не сумевший проехать в темноте и, наверно, включивший
подфарники. Но майор Гунько, донятый гневом большого начальника,
по-видимому, готов был принять на себя любую вину, лишь бы не раздражать
генерала. Впрочем, возможно, в этом и был резон, так как генерал, не
встретив возражения, скоро замолк, подошел к угасавшей без присмотра
печурке и начал толкать в нее разбросанный по земле хворост. В землянку
повалил дым, генерал закашлялся, притворил дверцу.
батальона. - Он должен был взять высоту. А не сидеть в болоте.
обрадованно обернулся к Волошину. Страдальческое выражение на его лице
сменилось надменно-требовательным оттого, что начальственный гнев
переходил на другого. Волошин с холодным недоумением пожал плечами:
полушубке. В печи загудело, затрещало, все ее щели ярко засветились
пламенем.
приказа. По плану командующего высота в вашей полосе? - спросил генерал, и
командир полка поспешно схватился за свою полевую сумку.
знаками лист карты, и они склонились над ней в тусклом свете карбидки.
Комбат чувствовал, что тут что-то напутано, но молчал, с покорной
готовностью подчиненного ожидая, что будет дальше. И вдруг генерал
выругался:
выкрикнул он и страдальчески приложил руку к повязке. Волошин сузил глаза.
Сдержанность, не покидавшая его все это время, начала изменять комбату.
завтра брать высоту штурмом. А то расположились мне, печки-лавочки!
уже чувствовал, что эти слова генерала - не пустая угроза, что очень даже
возможно - прикажут, и придется брать высоту штурмом, особенно если в это
дело вмешается такой высокий начальник. Но ведь столько упущено времени!
Там, наверно, отрыты уже все траншеи, заложены минные поля, оборудованы
все огневые позиции, и теперь - наступать! "Где же вы были сутками раньше,
товарищ решительный генерал?" - думал командир батальона. Теряя остатки
выдержки, он шагнул вперед и сказал как можно спокойнее:
соседней армии.
колючих глаз. Его лоб под высоко надетой папахой резко белел в сумраке
свежим бинтом. Комбат, не моргнув, почти с вызовом выдержал этот
многозначительный взгляд.
- соседней! Вы знаете, где соседняя армия? У черта на куличках соседняя
армия. Жуковку еще не взяла.
побольше о фронте думал. О фронте! За фланги позаботятся кому надо.
семьдесят шесть человек на довольствии.
назад к ящикам и остановился, задержав взгляд на робком огоньке фонаря.
Майор Гунько, не сходя с места посреди землянки, почтительно повернулся к
генералу.
Его сдержанность перед генералом вдруг исчезла, вытесненная беспокойством
перед неожиданно свалившейся новой задачей. Он уже весь был во власти этой
задачи и теперь, воспользовавшись моментом, хотел изложить перед
начальством все многочисленные нужды своего батальона. - У меня только
один штатный командир роты. Недостает двенадцати командиров взводов. У
меня у самого нет заместителя по политчасти - выбыл в госпиталь.
Поддерживающая батарея артполка сидит без снарядов, - сказал он и умолк.
Для начала было достаточно.
стоять перед генералом, у которого все ниже на глаза оседали его тяжелые
косматые брови.
чем прежде; генерал настороженно вслушался и, как только эхо разрывов
смолкло вдали, спросил у Гунько:
все время владевшую им скованность школьника перед строгим директором.
подождать, я пришлю коня. Это быстро.
лад с его настроением мелькнуло в голове: какая почтительность! Эту
граничащую с угодливостью почтительность Волошин наблюдал в своем
командире впервые, никогда не подозревая прежде, что въедливый, желчный
майор может оказаться таким покладистым. В другой раз он бы не преминул с
удовольствием понаблюдать за новой чертой командира полка, но теперь,
взбудораженный всем, что ему предстояло, грубовато спросил Гунько:
потом к генералу, который старательно натягивал на руки перчатки.
мне готовить батальон?
язвительностью:
Запомните раз навсегда! Пока враг не изгнан из пределов нашей священной
земли - наступать! Не давать ему покоя ни днем ни ночью. Забыли, чьи это
слова? Напомнить?
возражений, тут он оказался припертым к стене. Это было почти унизительным
- молча стоять так, под строгим генеральским взглядом, опустив руки по
швам, и чувствовать, как генерал, празднуя над ним победу, презрительно
сверлит его своим начальственным взглядом. Да, он победил строптивого
комбата и с высоты своей генеральской власти минуту демонстративно
наслаждался этим. Затем протянул руку к палатке, чтобы выйти из землянки,
как вдруг остановился, будто припомнив что-то.
инструктора объявляю вам выговор, комбат. Вы слышите?
его властным взглядом и вдруг будто случайно увидел у стенки Джима.
Крохалев!
бушлате.
наклонился к Джиму. Пес угрожающе насторожился и вдруг с такой яростью