пожи-лого мужчины в панамке. - Я могу вам помочь?" "Англичанин" говорил на
чистом иврите, но с непривычным акцентом. "Спросите, какое сегодня число? -
Сырых час-то моргал на незнакомца, который, в свою очередь, тревожно
вглядывался в стран-ную группу людей у своих владений. - И какая это
страна?" Но человек в панамке уж догляделся до Тани и вовсю ей улыбался. Ну,
и она ему - тут за ней никогда не заржавеет. "Хавер, а хавер, - затараторила
она. - Мы тут кино снимаем, про прошлое, ясно? И по ходу действия, по
сценарию, перепили кцат. Вот режиссер, - она показала на меня, - совсем
о..., - почему-то перешла она на русский, но ее новый обожатель радостно
закивал и захихикал. - Так вот этот дурной режиссер уверяет, что мы
пере-селились в будущее, понятно? Скажи ему, Бога ради, какое сегодня
число?"
какой?" Он назвал наш текущий год. "А страна какая?" - заорал я, так Таней
отрекомен-дованный, что терять мне было уже нечего. "Как какая? - начал
все-таки волноваться хозяин виллы. - Эрец-Исраэль, какая же еще?" "А там что
за город? - допрашивал его я-идиот, показывая на небоскребы. - Хан-Юнес?" "О
городе с таким названием я не слышал, - снова надел он панамку, оглядываясь
на женский голос из своего сада. - Там Ямит. Восточный, - добавил он
неуверенно. - А вы откуда?"
бы вы отсюда с вашими вопросиками куда к другим. А то у меня ротвейлер.
Спущу, рады не будете." "Спусти, спусти, - рассердилась Таня. - Это наше
любимое лакомство." "А, так вы корейцы? - рассиялась женщина, заметив среди
нас Феликса и ради него тут же сменив гнев на милость. - Надо же, а как
хорошо на иврите говорите... За-ходите. Чего через забор говорить?" "А
ротвейлер? - засмущался Феликс, - Я не ко-реец. Я евреец. Я собак с детства
боюсь." "Как тебя зовут? - таяла хозяйка, спеша к калитке. - Заходи, Феликс.
И все заходите. А собак я сама боюсь. У нас только кошка."
сержанта Ди-му, расстроенного непонятным инцидентом, - что эти арабские
подростки сами напа-ли на иностранных журналистов, Амирама Эйделя, еще двух
поселенцев и эту гос-пожу Бергер?" "Я услышал крики, и мы поспешили к
пляжу." "И там на израильтян напали палестинцы, так?" "Этого я не видел.
Когда мы подошли, Амирам лежал на песке с разбитой головой, толстый
поселенец ударил вот этого кулаком в лицо, а Бергер так их кидала, как и мне
слабо." "Ага, - обрадовался депутат. - Что я вам ска-зал? У нее специальная
подготовка. Это почерк КАХа, наша партия в этом уве-рена. Ее надо немедленно
допросить!" "Разыщи мне ее сначала, - огрызнулся офицер. - А еще лучше
англичанку с русским. А ты что скажешь? - обратился он к бледному гла-варю
подростков. - Кто на кого напал?" "Мы шли ловить рыбу, а они..." "Это ваши
удочки?" - спросил Дима, поднимая трубу. "Минутку, - горел миролюбец. -
Сколько тебе, хамуд (симпатичный ты мой)?" "Мне? - улыбнулся подпорченный
Димой хамуд. - Скоро семнадцать." "А им?" "Тринадцать, пятнадцать,
шестнадцать, а вот ему вообще двенадцать - показывал симпатяга на невинных
младенчиков, уже без обрезков труб в руках, с надутыми МАГАВом губками. - Мы
им ничего плохого не делали, адони, а они..." "Начала женщина с белыми
волосами?" - вкрадчиво подска-зал представитель лучшей части мирового
еврейства. "Нет-нет! Та сразу испугалась и только прятала за спину свою
камеру. Начала желтоволосая." "А-га! - прямо подскочил на песке миролюбчик.
- Заметь, кацин (офицер), начала именно Берг-ер..." "Правильно, - загалдели
сориентировавшиеся невинные овечки. - Они все ее называли мадриха
(вожатая)." "Кто называл? - вызверился Дима. - Англичанка? Русский? Амирам?"
"Помолчи, самаль (сержант), - прикрикнул офицер. - Тебе еще придется
отвечать за пули в их ногах. Сколько раз тебе говорили - по детям не
стре-лять?" "Детки больше меня ростом..." "Они были безоружными! - зашелся в
исте-рике мирохранитель. - Ты хотел бы быть на их месте, даже и с трубой
против автомата? Тебе мало того позора, которым МАГАВ и ЦАХАЛ покрыли нашу
страну, стреляя из танковых орудий по палестинским детям, вооруженным
камнями и бутыл-ками?.." "В бутылках, - потемнел лицом Дима, - у них не
йогурт, господин депутат. От такой бутылки у нас трое "позорников" сгорели в
своем джипе." "Неважно, - пре-рвал спор следователь. - Итак, Бергер как-то
задела самолюбие этих подростков, что-бы спровоцировать их на драку в
присутствии иностранных корресподентов, так?" "Этого я не видел, - угрюмо
ответил Дима. - Я видел, что они уже ударили старика по голове, а она..."
"Она отняла у них трубу, разве не так? Кто тебя просил, самаль, - наседал
депутат, - разрешения прикончить этой трубой уже искалеченного тобой
ма-льчишку? Бергер или не Бергер?" "Бергер, - неохотно признался сержант
Дима. - Но я не разрешил." "Наконец, хоть слово правды. И она при этом была
вооружена, а он, - прорыдал депутат, показывая на главаря, - корчился от
боли на песке, после того, как ты его изуродовал. Знаешь ли ты, что врач
сомневается, будет ли этот мальчик иметь детей в будущем?" "Тебя не смутило,
- продолжал офицер, - что Бергер была достаточно искусна, чтобы разоружить
тех, кого ты посчитал бандитами?" "Ей да-леко за пятьдесят. Так что они
напали на старика, двух пожилых женщин и пожилого мужчину... - начал было
Дима, но депутат перебил его криком: - Зачем ты снова врешь? Мы же только
что выяснили, что напали не они, а наоборот!!" "Так куда они делись? -
прервал миросеятеля офицер. - Что ты видел?" "Мы оставили их вот здесь.
Машина с террористами появилась вон оттуда..." "С какими террористами? -
даже затопал ногами депутат. - Весь мир знает, что это были родители этих
ребят, котор-ые ехали по своим делам с грудным ребенком, когда им сказали,
что ты расстрелял их детей! Они бросились умолять хотя бы о праве перевязать
их раны..." "И выстре-лили по людям из гранатомета, - безнадежно опустил
голову Дима. - Я не знаю, - закричал он, - где воронка и осколки от гранаты.
Я понятия не имею, куда делись поселенцы, журналисты и Бергер. Я видел
только, что в дверях "зубару" появилось дуло с подствольным гранатометом. И
сам послал ракету по машине, но они выстре-лили раньше, клянусь." "А потом?"
"А потом... - тихо сказал "русский" сержант. - Потом я ничего не понял. Ни
взрыва, ни людей..."
Феликсом завладела хозяйка, Таней - хозяин, Изабеллой - лысый энергичный
друг хозяина, мною, как обычно, никто, а Амирама увлек в уголок импозантный
старик, похожий на него самого. Что же касается журналистов, то они,
перебивая друг друга, азартно спорили, без конца переключая программы
телевизора. Мне оставалось только под-сесть к старикам.
гораздо лучший свой шанс в начале тридцатых годов. Если вы таким же путем
попадете еще в какое-нибудь измерение, кроме наших двух, вы в тамошнем
Израиле, возможно, встретите все шесть миллионов евреев, погибших в печах и
во рвах в наших с вами измерениях. Виноваты во всем мои земляки-англичане.
Они яростно препятствовали иммиграции в Эрец-Исраэль практически обреченных
европейских евреев. Поэтому я считаю моих бывших соотечественников
соавторами Катастрофы. Судя по тому, что рассказываешь ты, Амирам, мы
оказались умнее вас не после Шестидневной войны, когда у власти у вас уже
утвердились те, кого ты называешь левыми. Ни при каких обстоятельствах
преемник Бен-Гуриона Леви Эшколь не мог позволить себе выглядеть
националистом, изгнавшим арабов из нашей страны. Тем более, что, как ты
говоришь, Москва всячески подталкивала Египет к войне, уверяя, что Израиль
способен лишь на провоцирование конфликта между великими державами." "Нас
было менее двух с половиной миллиона человек... - заметил Амирам. - А
русские наградили Насера своим высшим орденом, врученным лично лидером
Советского Союза, тем самым поощряя его на агрессию." "Правильно, - кивнул
Арье. - И ваше общество было уже расколото по нескольким признакам. Да и
геройский Моше Даян, хоть и был, как ты говоришь, в своей партии инородным
телом, впитал, как говорится, с молоком матери-Аводы галутные комплексы
еврейской вины перед кем угодно." "И он имел куда меньше веса, чем скажем
Зяма (я вздрогнул) Аронович... Моше Даян, будучи в зените всемирной славы, в
ответ на реплику министра иностранных дел Абы Эвена "А кто он такой, Моше
Даян, чтобы не позволить арабам вернуться из Иордании?" не пригрозил громкой
отставкой, а утерся. Губер-натор Самарии и Иудеи Хаим Герцог за обещание
палестинцам здесь своего госу-дарства не был отправлен в отставку. И на
Америку не было особых надежд. Она тогда увязла во Вьетнаме и ни за что не
выступила бы на нашей стороне всей своей мощью." "То есть, - решилcя я, -
момент истины наступил для вас?.." "Через неделю после провозглашения нашей
независимости, когда Бен-Гурион, находясь в состоя-нии тяжелейшей войны с
арабскими странами, приказал какому-то офицеру расстре-лять судно с
французским оружием для штурмовавших Иерусалим подразделений своих
политических соперников!" "Корабль назывался "Альталена", - глухо произ-нес
Амирам, - а ретивый офицер, будучи потом лидером нашей страны..." "Так вот,
расстрел евреями еврейского судна, - продолжал Арье, - показал обществу,
кому оно доверило было страну. Офицер был арестован после первого
пристрелочного выст-рела, "Альталена" причалила, оружие с нее и с четырех
таких же судов попало по назначению. Потом мы получили вообще гору оружия,
отказавшись от линии Кремля." "От кого?" "Американцы переправили нам танки и
пушки из Италии. Нас поддержала оружием также Югославия, помнившая, что
творила арабская дивизия СС на ее земле. Досрочные выборы принесли успех
правительству национального единства во главе с Бегиным. Министрами стали
даже коммунисты, но, тем не менее, как-то спало разграничение граждан юной
страны по секулярному признаку и прек-ратились издевательства в армии над
религиозными. Одновременно отпал вопрос о возвращении бежавших арабов в
Эрец-Исраэль." "Наши, - заело Амирама на ином "моменте истины", - отвергли
после победы в Шестидневной войне меморандум Юваля Нейемана о депортации
арабов Газы в военные лагеря египтян на Синае..." "А мы нет! Где подкупом,
где угрозой, но мы избавились от арабов в Самарии, Иудее, на Голанах и в
Газе. Тем самым исчезли два ваших фронта в нашем тылу." "А мы вернули арабов
даже в Калькилию, положив их руку на свое горло - в 15 кило-метрах от моря.
У нас в кнессете арабский депутат называет начальника генераль-ного штаба