успокаивается на нем; его прикосновения, быстрые и горячие, его легкая
игривость, нежность, какая-то бережная неторопливость и отзывчивость
обещают мне восхитительные передышки и сны, долгие, как добрачные
ухаживания.
объятия. Его щедрость будит у меня под кожей какой-то нежный
пульсирующий электрический ток, который растекается вверх по моим ногам,
по животу до самой груди, заставляя твердеть соски. Накапливаю эту
драгоценную энергию, предвкушая момент, когда конденсаторы моего тела
превратят ее снова в разряды молний.
возгорается огнем, который совсем недавно хотелось выплеснуть, как крик:
она лишь орошает и успокаивает мой пенис и мои виски. Ее текучая
свежесть соединяется с секретами неведомых желез, и они увлажняют мою
шелковистую опухоль крупными ароматными каплями своей росы.
отдающиеся в моих мускулах, побуждая их к чувственному танцу, сначала
медленному, потом все более смелому, который захватывает меня в свой
бешеный ритм.
легкое. Предчувствия без образов, ослепительные молнии пронзают меня,
изменяют, преображают. Я становлюсь пустой полостью и погружаюсь все
глубже и дальше внутрь. Прежнее убогое сознание навсегда растворилось в
моем обласканном животе.
стал ртом, который заполняет другой рот? Помню ли я еще, после какого
поцелуя я пристрастился к самому себе?
что оживляют своей божественной силой тысячи органов, участие которых в
сотворении чуда мне было даже известно, - неужели нужно было отказаться
от всего этого счастья только потому, что я не нахожу слов, какими
назвать его? Да и правда ли, что я не знаю? Может, просто не осмеливаюсь
подумать над этим названием? Какой страх сдерживает меня? Неужели
древний стыд и тщеславие амбиций лишат меня этих наслаждений? И я снова
с усмешкой замкнусь в рамках принятых норм - именно тогда, когда
открылась их несостоятельность?
вырывающийся из моей груди - это вздох моей освобожденной радости. Я
открыл забытую дорогу, которая ведет к таинственному единению полов.
Мириады непредвиденных отклонений, неравенство и безнадежные лишения
уничтожаются в этот момент во мне. Возбуждение, расцвеченное звездами,
которые неустанно побуждают меня восторгаться моим новым озарением,
кладет конец несправедливому размешиванию и потерянному блужданию в моей
бесчувственной ипостаси мужчины. Это триумф! Я завоевал золотой берег
одинокой женской привилегии. И хочу отдаться восторгу моего неслыханного
кощунства!..
рану. Нестерпимые зубы! Слезы, что струятся из моих открытых глаз,
смешиваются во рту со вкусом крови, сочащейся из укуса. Мое сознание
взрывается и мой живот рвется: влюбленные собачки, которые преображают
мой вкус, ампутируют, кастрируют меня. Я погиб!
окна. Стеклянный единорог надо мной в сиянии дня становится невидимым.
Внизу живота ощущаю новое кровоточащее образование, которое руки мои
спешат привести в порядок. А единорог из живой плоти самоуверенно
улыбается, устремляясь навстречу новым сладостным приключениям.
СЧАСТЛИВАЯ АРАВИЯ
усталостью после длительного путешествия под палящим солнцем? Или же а
нее так действовал кофе с зернами кардамона, который ей только что
предложил директор музея после того, как пригласил е" в пещеру,
служившую ему рабочим кабинетом?
это вполне понятно".
хорошо сочетался с ее прямыми длинными и светлыми ангельскими волосами,
с ее влажными розоватыми губами и голыми руками. Потом она приникла к
подушке из козьей шерсти, служившей спинкой, опустила веки и заснула. Ее
тело легко скользнуло вниз, и юбка еще больше подобралась от этого
движения.
уставились в светлый треугольник, кучерявые волосики которого вздыбились
под прозрачными трусиками. Так прошло какое-то время; казалось, иорданец
тоже заснул. Но нет. Он встал, не спеша приблизился к ней, просунул одну
руку ей под колени, другую - под спину, резко выпрямился и направился в
глубь пещеры, держа ее на руках.
день в этот час, свое обнаженное тело.
впалом животе; ликование, которое, как всегда, появилось на лице при
виде этого незатейливого зрелища, почти сразу же сменилось изумлением,
которое вызвала в ней окружающая ее обстановка: широкая и длинная
кровать.
скрытого балдахином кровати, но заметила высокие окна в форме подковы с
многоцветными стеклами" украшенные ромбовидными панелями, которые,
казалось, инкрустированы стеклом и фарфором, пестрыми коврами, ларцы из
бронзы и дерева, круглые подушки из грубой кожи, верблюжьи седла, обитые
бараньими шкурами, которые служили сиденьями, и она поняла, что
находится в каком-то дворце.
исследовать комнату. Миллисент направилась сначала к одному из окон,
намереваясь глотнуть воздуха, так как в комнате было очень душно. Но
ручка не поддавалась, так же как не поддавались ручки и на других окнах:
несомненно, они нуждались в том, чтобы их смазали.
попытка не увенчалась успехом. Итак, она была пленницей.
совесть, и, к своему большому удивлению, заметила, что дверь открылась.
Она вела в ванную.
Здесь была огромных размеров ванна, вделанная в пол, точно такую же
заказала он и она сама, если бы могла позволить себе построить дворец в
арабском стиле.
которые казались прозрачными. Пленница, когда еще намыливала тело,
подумала, что если бы у нее было что-либо, по чему можно было взобраться
вверх, она бы, возможно, могла взглянуть на внешний мир. Поэтому она
выбралась из ванны, вся еще в мыльной пене, и вошла в спальную комнату.
Но как только она переступила порог, тут же резко остановились,
оказавшись лицом к лицу с барбарином (так, она знала, на Востоке
называли рабов из Черной Африки).
Миллисент. Только сейчас она поняла, что не видела ее нигде с момента
своего пробуждения. Несомненно, с прибытием ее сюда тунику с нее сняли,
чтобы постирать и погладить ее - какая любезность! Но нет! Туника была
такой же пыльной и мятой. А кто тогда раздел ее? Директор музея? И куда
подевался этот ученый? И куда они задевали ее трусики?
вспомнила, что она была голой. Она взяла у слуги свою одежду и
поблагодарила его своей чарующей улыбкой. Он ушел с некоторым
недоумением, которое она уловила. Это напомнило ей о том, что она должна
сполоснуться.
она, ведь тунику ей возвратили. Перед отъездом из Лондона ее
предупреждали о чувстве стыда у арабов, и она приехала сюда не для того,
чтобы приводить их в смущение. Поэтому она оделась - дело оказалось
несложным, так как весь ее гардероб состоял теперь всего лишь из одного
предмета. А ее сандалии? С удивлением она обнаружила их около кровати. И
они не были почищены.
подошла к двери, через которую вышел негр, и легонько постучала. Не
получив ответа, она снова улеглась на кровать. Ее потянуло ко сну и она,
казалось, готова была погрузиться в него, как вдруг почувствовала чье-то
постороннее присутствие в комнате. Она повернула голову и обомлела:
Лоуренс Аравийский лично стоял прямо перед ней.
одноименном фильме. Соответствовало все: бледность кожи, худощавая
фигура, посадка головы, застенчивость и даже несколько нездоровый вид.
восхищением и восторгом, что прибывший смущенно кашлянул. Он заговорил
первым.
выговор придавал его голосу какое-то очарование. - Добро пожаловать в
мою страну".