парень.
взлет. В "квадрате" сразу же прекратились разговоры, все стали следить за
взлетающим самолетом. Но что это? В середине разбега Копейкин не выдерживает
направление взлета и самолет уклоняется влево. Еще, еще... Вот уже с
полуопущенным хвостом он мчится на дальнюю стоянку самолетов. Скорость явно
не та, чтобы взлететь, да и куда же теперь взлетать-то... На дальней стоянке
паника. Техники и механики выпрыгивают из самолетов и разбегаются в стороны.
стыда инструктор Морозов, точно Копейкин может его услышать. - Да
поворачивай же! Правой ногой! Правой держи!
помчался на "квадрат", на нас. Хватая табуретки и скамейки, свалив щиты
стартовки на землю, бросились и мы врассыпную. И в это время над нашими
головами пронесся на бреющем полете самолет, ведомый Копейкиным. Взлетел все
же. Хоть с обратным курсом, но взлетел.
что обошлось без жертв, но на душе было тревожно, понимали: главное теперь
впереди. Как-то он сядет, этот Копейкин?
Комэск волновался, что Копейкин, сделав круг, пойдет на посадку. А так,
видимо, решил он, "походив" в воздухе, придет в себя.
красный - и курит одну за другой папиросы, не выпуская из поля зрения
самолет Копейкина.
Копейкин. Он летал по большому кругу и по малой "коробочке". Прошло минут
25. Мы с тревогой ждали, чем все это кончится. Наконец, Михайлов скомандовал
разрешить посадку, и Копейкину расстелили на траве посадочный знак - букву
"Т".
Самолет стал заходить на посадку. Третий разворот, четвертый... Только бы не
спешил теперь выравнивать.
но законы авиации сороковых годов были суровы: радиосвязи нет, и летчик
должен принимать правильное решение и выходить из трудного положения сам.
посадку был теперь лучше, и вот Копейкин заходит на посадку в третий раз.
Заход почти нормальный. К месту вероятного приземления побежал инструктор
Морозов. Отчаянно жестикулируя руками, он стал подавать Копейкину сигнал:
"Садись, садись!" При этом Морозов, вытянув руки вперед, то вскидывал их
вверх, то, приседая, опускал вниз, что означало: "Ниже... Ниже!"
колесами земли, истребитель сделал небольшую серию "козлов", в конце пробега
круто развернулся влево, задел крылом за землю и остановился.
прогудел паровоз. И вдруг раздался топот: то инструктор Морозов помчался к
"своему чаду". А Копейкин вылез из кабины, отстегнул парашют, бросил его в
траву и, пошатываясь, побрел в противоположную от "квадрата" сторону!
долго объяснял ему. А затем вместе они подошли к командиру эскадрильи.
заговорил Михайлов. - Не цирк ведь! Что молчишь?
сказал негромко, точно надломленным голосом, Копейкин.
самостоятельном вылете, не просто неопытность. Это то, о чем в народе
говорят: "Не в свои сани не садись!". Если нет у человека так называемой
"летной хватки", значит, летчика из него никогда не получится. Тут уже
ничего не поделаешь.
порядке: Копейкин был в группе опытного инструктора Морозова, который не
первый год работал с курсантами и в другой школе не один выпуск сделал.
Копейкин получил вывозную программу даже большую, чем другие курсанты, и
стремление у него к летному делу было.
причиной ЧП было слабое знание своего воспитанника инструктором Морозовым.
на земле. Ведь в воздухе, как бы трудно ни пришлось, курсант всегда знает:
"Инструктор рядом. В случае чего - поможет". А каков курсант на земле?
Каковы его характер, привычки, склонности? Копейкин проявлял большие
способности в аэродинамике, математике, но, как оказалось, в то же время
"славился" в повседневной курсантской жизни рассеянностью и медлительностью.
У него даже кличка была - Павлин. Знай обо всем этом Морозов - ЧП с
Копейкиным, возможно, могло и не случиться.
"разложили по косточкам". После ЧП с Копейкиным я стал еще внимательнее
изучать характеры курсантов своей группы, постоянно интересовался их бытом,
досугом...
высокий, горбоносый и несколько угловатый с виду. Все, чему я его учил,
Шмелев усваивал быстро. Координацией движений он обладал изумительной.
Находясь в воздухе, он как бы сливался в единое целое с пилотируемой
машиной. Выполнял ли, Шмелев фигуры высшего пилотажа, шел ли на посадку -
всегда знал, когда и сколько оборотов дать мотору, какой угол должен занять
самолет. Ни больше, ни меньше, а точно! Иной раз в зоне даже казалось, что
Шмелев угадывает мои мысли на расстоянии. Вводит, бывало, он самолет на
петлю Нестерова, а я сижу во второй кабине и думаю: "Ну, пойдешь на
предельную перегрузку?". И в ту же секунду Шмелев, словно "услышав" мои
мысли, увеличивает обороты мотора и более энергично берет ручку управления
на себя. Скорость растет, и меня все сильнее вдавливает в спинку сиденья:
ясно - петля Нестерова будет выполнена что надо!
прошедшему полету, а он тут же с вопросами: "А можно ли? А если
попробовать?"
врожденным даром летчика-истребителя.
С горячим характером. Бывало, только сядем в кабине, я еще ремни
пристегиваю, а он уже готов, ерзает на месте, ему не терпится поскорее
начать взлет. Вовченко также считался лучшим из моих воспитанников, но
Борис, в отличие от Шмелева, допускал больше ошибок. И причиной их были в
основном его горячий характер, его торопливость Позже он это понял,
разумеется, не без моей помощи, и обычно горячность свою старался
"охладить".
Каждый курсант моей группы, как и курсанты других групп, делал по 5-6
посадок в одну летную смену. Вскоре нам стало тесно на одном аэродроме - не
хватало всем "неба" - и наша эскадрилья перелетела ближе к реке Алазани, где
имелась хорошая грунтовая площадка. Поставили палатки, привезли самолетные
ящики, в которых разместили техимущество. И... снова загудели моторы,
зазвенело небо!
уснуть. Мой товарищ по палатке инструктор Григорьев, слушая осточертевший
нам вой, обычно шутил:
сигналист поднимал нас, и начинался новый трудовой летный день.
и себе о личной летной подготовке.
сесть в боевую машину и драться так, чтобы чертям стало тошно, а врагам и
подавно. Что у меня есть и чего у меня нет? Любовь к летной профессии?
Безусловно, есть. Решимость? Это не простой вопрос. Прежде всего, решимость
- это сочетание уверенности в себе, в своем оружии, помноженное на волю". Я
не считал себя робким, но, анализируя свои летные успехи, свои данные
летчика-истребителя, находил у себя и немалые просчеты и недостатки. Я
взвешивал все "за" и "против". "Готовность к подвигу? Готов ли я?" Здесь
снова все сводилось к вопросу, сформирован ли я, как воздушный боец? Ведь
тому же Нестерову было бы безрассудно идти на выполнение своей знаменитой
ныне петли, не обладая блестящим (по тому времени) комплексом летных данных
и навыков. Тот же таран надо знать, как совершить, надо суметь совершить -
одного желания для этого мало.
когда случалось летать с комэском Михайловым или с командиром отряда
Зубченко, я учился у них искусству точного расчета, оценки воздушной
обстановки и принятию быстрого правильного решения.
техники пилотирования. Уйдем, бывало, в зону, начнем комплекс высшего
пилотажа и вдруг при выполнении какой-нибудь горизонтальной фигуры мотор
останавливается, а Михайлов спокойно говорит:
спокойно и уверенно. Посадить самолет следует так, чтобы коснуться колесами
земли у посадочного знака "Т", а иначе об отличной оценке нечего и думать.
ориентирам при посадке с остановленным мотором, "не сживались с
Трубников Александр
Круз Андрей
Ковальчук Вера
Орлов Алекс
Шилова Юлия
Глуховский Дмитрий