закваска. Однако героине Ш.Бронте чужд какой бы то ни было фанатизм и
проявление нетерпимости ко взглядам и убеждениям окружающих ее людей. Люси
критически относится к католицизму с его парадной роскошью обрядов и
церемоний, которые она сравнивает с поклонением "золоченому глиняному
идолу", но вместе с тем она любит католика Поля Эманюеля и соглашается стать
его женой. Бдительно следящий за Люси католический священник Силас замечает,
что она не делает особой разницы между течениями внутри протестантизма, а
это, по его мнению, доказывает глубокое безразличие к вопросам веры, "ибо
тот, кто терпим ко всему, ничему не привержен". По отношению к убежденной
протестантке Люси такое суждение не является справедливым, и все же однажды
она отправляется на исповедь к католическому священнику. Этот, казалось бы,
совершенно неожиданный с ее стороны поступок объясняется в контексте романа
крайней степенью отчаяния, до которого она доведена безысходным
одиночеством.
трагедийными. Судьба Люси Сноу глубоко драматична. Драматизм изображенных в
романе жизненных ситуаций во многих случаях сближается с трагедией. Судьба
несправедлива к Люси. Не случайно Человеческая Справедливость представляется
героине Ш.Бронте "краснорожей каргой", бесцеремонно распоряжающейся судьбами
людей, не замечающей страждущих, отказывающей в помощи бедным и слабым, но
милостиво осыпающей своими подачками сильных, невежественных и дерзких. Люси
понимает, что жизнь организована не по законам истинной человеческой
справедливости. Ее собственная жизнь - цепь утрат. Погибает Поль, и кольцо
одиночества, казалось бы, вновь должно сомкнуться вокруг Люси. Однако теперь
этого уже не произойдет. Трагедия преодолевается. Люси Сноу стала другой.
Завершающее роман описание бури предвещает не только гибель надежд Люси на
счастье, но и продолжение жизни, отданной своему призванию и исполненной
деятельного труда.
тоном повествования - доверительно-непосредственным, иронично-насмешливым,
печально-горьким. Звучащее в романе авторское "я", сливающееся с голосом
повествователя Люси Сноу, рождает ощущение особой достоверности. Героиня
романа замечает, что ей дороги книги, "стиль и мысли которых отмечены ясно
ощутимой печатью душевных черт автора".
с историей Люси Сноу, мы слышим голос Шарлотты Бронте.
Дом этот уже несколько поколений принадлежал семье ее мужа, носившего то же
имя, что и город, где они родились, - Бреттоны из Бреттона. Я так и не знаю,
простое ли это совпадение или же некий далекий их предок был личностью столь
замечательной, что его именем назвали место, где он обитал.
там всегда приносило мне радость. По душе мне был и сам дом, и его
обитатели. Мне нравилось все: просторные уютные комнаты, со вкусом
расставленная мебель, чисто вымытые светлые, широкие окна, балкон, выходящий
на прелестную старинную улицу, такую тихую и опрятную, что, казалось, на ней
всегда царит воскресное праздничное настроение.
много внимания, и миссис Бреттон относилась ко мне со сдержанной, но
искренней заботливостью. Миссис Бреттон овдовела еще до того, как я
познакомилась с ней; у нее был один сын. Ее муж, врач, умер, когда она была
еще молодой, красивой женщиной.
англичанки она была несколько смугловата, но на смуглых щеках играл здоровый
румянец, а прекрасные черные глаза светились живостью и весельем. Многие
сожалели, что миссис Бреттон не передала сыну цвет глаз и волос - у него
глаза были голубые и даже в детстве смотрели проницательно, а цвет длинных
волос было трудно определить точно, и лишь освещенные солнцем они
становились явно золотистыми. Однако от матери он унаследовал черты лица,
прекрасные зубы, рост (вернее, виды на рост в будущем, так как он еще был
ребенком) и главное - отменное здоровье, а также то бодрое и ровное
расположение духа, которое дороже всякого богатства.
рассказать мне о тех родственниках, у которых мне предстояло поселиться в
ближайшем будущем. Думаю, что она уже тогда ясно предвидела ожидавшие меня
события, о характере которых я едва ли догадывалась, но даже смутные
подозрения на возможность перемен вызывали во мне тревогу и страх перед
новой обстановкой и чужими людьми.
течению полноводной реки по равнине. Мои приезды к ней напоминали пребывание
Христиана{18} и Верного{18} у прелестной реки, "на обоих берегах которой
круглый год растут зеленые деревья и простираются луга, покрытые лилиями".
Жизнь моя не отличалась пленительным разнообразием и волнующими
приключениями, но мне нравился этот покой, и, избегая всяческих перемен, я
даже любое письмо воспринимала как нарушение привычного хода вещей и
предпочитала, чтобы оно вовсе не приходило.
удивило и несколько обеспокоило ее. Сначала я решила, что оно пришло из
дому, и испугалась, нет ли в нем какого-нибудь тревожного сообщения. Однако
мне ничего о нем не сказали, и туча, казалось, рассеялась.
своей спальне неожиданные перемены: помимо моей кушетки, стоявшей в
занавешенной нише, в углу появилась детская кроватка, застеленная белым
покрывалом, а неподалеку от комода красного дерева я увидела крохотный
палисандровый сундучок. Замерев на месте, я оглядывала комнату и рассуждала
сама с собой: "О чем свидетельствуют эти перемены?". Ответ мог быть только
один: "Приезжает еще одна гостья, миссис Бреттон ждет кого-то к себе".
друга и дальнего родственника покойного доктора Бреттона. Девочка эта,
сообщили мне, недавно потеряла мать, хотя, добавила миссис Бреттон, потеря
эта для нее не так велика, как можно было бы ожидать. Миссис Хоум (мать
девочки) была весьма миловидной, но легкомысленной и беспечной женщиной; она
не заботилась о своей дочери, огорчала и расстраивала мужа. Супруги
оказались столь чуждыми друг другу, что последовал разрыв, который произошел
по взаимному согласию, то есть без юридической процедуры. Немного спустя
миссис Хоум, переутомившись на балу, простудилась, получила горячку и после
недолгой болезни умерла. Ее мужа, человека по природе очень чувствительного,
да к тому еще потрясенного недостаточно осторожным сообщением о случившемся,
видимо, невозможно было разубедить в том, что излишней суровостью,
отсутствием терпимости и снисходительности он ускорил ее конец. Он так
упорно сосредоточился на этой мысли, что совсем пал духом, и врачи
посоветовали отправить его для излечения в путешествие, а миссис Бреттон
предложила взять на это время его дочку к себе. "Надеюсь, - добавила
крестная в заключение своего рассказа, - что дитя не унаследует характера
своей матери, неумной и суетной кокетки из тех, на которых, показав слабость
духа, иногда женятся даже рассудительные мужчины. А ведь, - продолжала она,
- мистер Хоум человек по-своему весьма рассудительный, хотя не очень
практичный: он увлечен наукой и проводит полжизни в лаборатории, где ставит
опыты, чего его неразумная жена не могла ни понять, ни терпеть. По правде
говоря, - призналась крестная, - мне бы это тоже не очень нравилось".
покойного мужа, что мистер Хоум пристрастием к науке пошел в своего дядю по
материнской линии - французского ученого. Происхождение, по всей видимости,
у него смешанное - французско-шотландское, во Франции до сих пор живут его
родственники, из которых иные пишут "де" перед своей фамилией и считают себя
дворянами.
маленькой гостьей. В гостиной остались лишь миссис Бреттон и я, так как Джон
Грэм Бреттон гостил в деревне у своего однокашника. Крестная читала вечернюю
газету, а я шила. Вечер был дождливый, ливень громко барабанил по мостовой,
ветер выл сердито и тревожно.
пути по такой-то погоде! Скорее бы уж она приехала".
Не успели открыть дверь, как я уже сбежала вниз в переднюю. На полу стоял
чемодан и несколько картонок, около них - девушка, видимо, няня, а на нижней
ступеньке - Уоррен с завернутым в шаль свертком в руках.
быстро отвернулась и уткнулась Уоррену в плечо.
Уоррен отворил дверь в гостиную, - и снимите эту шаль, - продолжала девочка,
вытаскивая крошечной ручкой булавку и с какой-то нервической поспешностью
сбрасывая с себя неуклюжие одежки. Появившееся из-под них существо
попыталось было сложить шаль, но она оказалась слишком тяжелой и громоздкой