Скажите ему, что я туда...
пошла, потом побежала по степи в направлении пожара, исчезла за сугробами.
вставил в зажимы новый диск. Тонкое бледное его лицо было зло заострено.
сошки в твердый наст снега. - Опять сюда идут...
к пулемету, и, по мере того как один за другим пикировали "мессершмитты",
глаза его суживались, зрачки черными точками леденели в прозрачной синеве.
вытянутому металлическому корпусу первого истребителя и не отпускал палец со
спускового крючка до той секунды, пока слепящим лезвием бритвы не мелькнул
фюзеляж последнего самолета.
ведь я!.. Не мог я не попасть!..
пулеметами, и огненные пики трасс будто поддевали остриями распростертые на
снегу тела людей, переворачивали их в винтообразных белых завертях.
Несколько солдат из соседних батарей, не выдержав расстрела с воздуха,
вскочили, заметались под истребителями, бросаясь в разные стороны. Потом
один упал, пополз и замер, вытянув вперед руки. Другой бежал зигзагообразно,
дико оглядываясь то вправо, то влево, а трассы с пикирующего "мессершмитта"
настигали его наискосок сверху и раскаленной проволокой прошли сквозь него,
солдат покатился по снегу, крестообразно взмахивая руками, и тоже замер;
ватник дымился на нем.
зажимов пустой диск.
солдат:
тишину. Не стучали пулеметы. Не давил на голову рев входящих в пике
самолетов. Он понял - все кончилось...
юго-запад, а из-за сугробов неуверенно вставали солдаты, отряхивая снег с
шинелей, глядя на пылающие вагоны, медленно шли к эшелону, счищали снег с
оружия. Сержант Нечаев со сбитой набок морской пряжкой отряхивал шапку о
колено (глянцевито-черные волосы растрепались), смеялся насильственным
смешком, скашивая с красными прожилками белки на лейтенанта Давлатяна,
командира второго взвода, угловатого, щуплого, большеглазого мальчика.
Давлатян сконфуженно улыбался, но его брови неумело пытались хмуриться.
говорил Нечаев. - Ныряли в сугроб, как японский пловец! Дали они нам
прикурить! Побрили они нас, братишки. Покопали мы мордами степь! - И,
завидев стоящего с пулеметом лейтенанта Дроздовского, ядовито добавил: -
Поползали, ха-ха!
запинаясь, проговорил Давлатян. - Что такое с вами?
булькающим смешком Нечаев. - Конец, думали?
нелюдимого вида парень с автоматом на покатой груди, шедший за Нечаевым,
мрачновато одернул его:
рукавом шинели, замкнутое, смятое стыдом лицо пожилого наводчика
Евстигнеева, который весь был вывалян в снегу. И в душе Кузнецова подымалось
что-то душное, горькое, похожее на злость за унизительные минуты всеобщей
беспомощности, за то, что сейчас их всех заставили пережить отвратительный
страх смерти.
поверку!
Строиться-а!..
подтягивая сползшие ремни, занимали свои места без обычных разговоров: все
глядели в южную сторону неба, а там было уже неправдоподобно светло и чисто.
наткнулся взглядом на наводчика Нечаева, нервно мявшегося на правом фланге,
где должен был стоять командир первого орудия. Старшего сержанта Уха-нова в
строю не было.
видели, Нечаев?
Нечаев. - На завтрак к старшине ходил. Может, там еще отирается...
Кто видел Уханова во время налета? Кто-нибудь видел?
лицо. - Посмотрите-ка! Может, там он...
разъезда покойно, как и до налета, сыпалась под солнцем мельчайшая изморозь.
А впереди около уцелевших вагонов продолжалось суматошное движение, - везде
выстраивались батареи, и мимо них от горящих пульманов двое солдат несли на
шинели кого-то - раненого или убитого.
Кузнецов! Почему не докладываете?
пять шагов к Дроздовскому, но не успел доложить - тот произнес
требовательно:
командир первого взвода!.
Дроздовскому, ожидавшему его доклада с готовностью к действию. "У него такое
лицо, будто не намерен верить мне", - подумал Кузнецов и отчего-то вспомнил
его решительность во время налета, его бледное, заостренное лицо, когда он
отталкивал Зою, выпустив по "мессершмитту" первый пулеметный диск.
Дроздовский. - Если бы он был ранен, санинструктор Елагина давно сообщила
бы. Я так думаю!
Больше ему негде быть.
до сих пор? Кашу, что ли, варят с поваром вместе?
а внизу, изображая внимание, стояли ездовые, писаря и повар. Старшина
батареи Скорик, в длиннополой комсоставской шинели, узколицый, с хищными,
близко посаженными к крючковатому носу зелеными глазами, по-кошачьи мягко
прохаживался перед строем, заложив руки за спину, то и дело поглядывая на
спальный вагон, у которого тесно сгрудились старшие командиры, военные
железнодорожники, разговаривая с кем-то из начальства, недавно прибывшего к
эшелону на длинной трофейной машине.
по-балетному кругообразно скользнул на одной точке, артистическим жестом
выкинул кулак к виску, распрямил пальцы. - Товарищ лейтенант, хозяйственный
взвод...
меру выявлял соответствующее невысокому лейтенантскому званию подчинение. -
Старший сержант Уханов у вас?
быть здесь? Я не дозволяю... А в чем дело, товарищ лейтенант? Никак, исчез?
Скажи пож-жалуйста! Где ж он, голова два уха?
видели?
степень ответственности и личной причастности к случившемуся в батарее.
Прекрасно помню. Командир орудия Уханов получал для расчета завтрак. Ругался
с поваром неприлично. По причине порций. Лично вынужден был сделать ему
замечание. Разболтанный, как в гражданке. Очень правильно, товарищ
лейтенант, что звания ему не присвоили. Разгильдяй. Не обтесался... Может, в
хутор мотанул. Вон за станцией в балке хутор! - И тотчас, солидно
приосаниваясь, зашептал: - Товарищ лейтенант, генералы, никак, сюда...
Батареи обходят? Вы докладывайте, по уставу уж...
многочисленная группа, и Кузнецов издали узнал командира дивизии полковника
Деева, высокого роста, в бурках, грудь перекрещена портупеями. Рядом с ним,
опираясь на палочку, шел сухощавый, слегка неровный в походке незнакомый