сверкал никелем трофейный прибор, забитый ножичками и щеточками для чистки
ногтей и расчесывания волос. - Живет как дома!" И, не скрывая презрения к
этой женственно опрятной обстановке, к этой потуге удобности быта, от
которой как бы веяло прежними холостяцкими привычками майора, Новиков
спросил все так же официально:
дробь пулеметов, дальнее и тупое уханье тяжелых мин, комкал все это над
траншеей и нес гигантское неумолкающее эхо. Красный туман мрачно клубился
над озером, лица солдат в траншее казались сизо-лиловыми. Пулеметы длинно
стреляли за озеро, в пролеты меж ярко горящих домов, где были немцы, и
Новиков сверху видел это бесконечно вытянутое вдоль возвышенности озеро,
налитое огнем пожаров.
схватился за фуражку, ее будто ветром толкнуло. Надвинул козырек на глаза,
пригнувшись, выругался.
Новиковым. На какую-то долю секунды мелькнула мысль, что если бы Новикова
ранило, хотя бы легко, то не пришлось бы идти под огонь на другой конец
озера; тогда ему, Ремешкову, надо было бы вести командира батареи в тыл, в
санроту. И оттого, что не случилось этого и теперь обязательно надо было
идти, почувствовал он, как грудь сжало знобящим холодом, ноги обмякли.
Новиков, стоя к нему спиной, позвал громко, словно ударил по сердцу
Ремешкова:
казалось, по-домашнему покойно, то тепло, которое так не хотел покидать
Ремешков.
пожалел завистливо и отчаянно Ремешков и, услышав веселый голос Алешина,
подумал с неприязнью: "Фальшивят они, играют, веселость создают. Не от
души это все. Кому война, а кому мать родна!"
засмеялся непринужденным молодым смехом, споткнувшись о ноги Ремешкова.
хромая, подошел к Новикову, тот пристально, сожалеюще глядел на него
прямым взглядом. Спросил:
нелепо торчал за его спиной, как горб.
воевать приехали или задницу греть возле печки? Шесть месяцев торчали дома
и ногу не вылечили. А если не вылечили - терпите! Не то терпят! Запомните,
я ничего не хочу знать, кроме того, что вы солдат! Перестаньте морщиться!
И стонать! Лучше "сидор" скиньте, пуда два за спиной носите!
сам он после ранений лежал в госпиталях, и там и потом в части ему не
только не приходилось показывать на людях свои страдания, но, наоборот,
скрывать, стыдиться их. Новиков повторил:
только потрогал лямку трясущимися пальцами.
Алешин, удивленно разглядывая страдальчески напряженное лицо Ремешкова. -
Зачем он нам? Пусть сидит со своей ногой.
вылез из окопа.
пули пунктирами пронеслись над головами Новикова и Алешина. Ладони сразу
вспотели, влажно прилипли к ложе автомата. Раздувая ноздри, часто-часто
задышал он ртом, будто ему воздуха не хватало. "Если я оглянусь сначала
направо, а потом налево, то меня не убьют, если не оглянусь..." - подумал
он и оглянулся сначала направо, потом налево и, как в пелене, заметил
розовые от зарева лица ближних солдат в траншее. Со странным коротким
вскриком он выскочил на бруствер, на резкий порыв ветра, спотыкаясь о
свежие воронки, часто падая, чувствуя ладонями острые, разбросанные по
земле осколки, он побежал за Новиковым, готовый закричать от ожидаемого
удара в спину.
голове. - Нет, нет, сразу не убьет, ранит только..."
забору, не мог сказать ни слова, хрипло дышал.
3
старую огневую с приказом немедленно снять орудия Овчинникова и в течение
ночи занять позицию в районе севернее города, на новой высоте, правее
озера.
батареи. Он отчетливо слышал сочный скрип лопат о грунт, сниженные до
шепота голоса солдат, движение тел в темноте - копали расчеты Алешина. А
вокруг стояло неподвижное глухое затишье. Озеро мерцало алыми тихими
отблесками, на той стороне молчали немцы. Там была Чехословакия.
метрах от немцев, смутное чувство тревоги охватывало Новикова. Казалось,
недоставало чего-то ему, что он непоправимо ошибся, однако не мог ясно
найти, уловить точные причины того, что беспокоило его, как пристальный
взгляд в спину. Озеро уходило вперед, дымно тускнея, северная оконечность
упиралась в черный кряж Карпат, далеко справа розоватой стрелой уносилось
из Касно на Ривны шоссе, терялось в ущелье; оно сумрачно клубилось
сизо-черным туманом.
О, черт, смотрите, что в городе!
фосфоресцирующие цифры, потом посмотрел назад - на отдаленный город,
залитый заревом. Там беспрестанно возникали косматые звезды разрывов,
вспышки танковых выстрелов вылетали навстречу друг другу, точно
сталкивались над озером, которое километров на пять вытянулось вдоль
границы Чехословакии. Ветер дул с севера, гудел по высоте, где сидел
Новиков, и приглушал звуки боя.
отсвет, спросил: - Кто курит? Прекратить! Богатенков, что ли, терпеть не
может?
будто поперхнувшись. Младший лейтенант Алешин вынул из кармана шинели
огромную коробку трофейных сигарет, залихватски толкнул коробкой козырек
фуражки, сдвинул ее на затылок, отчего юное лицо стало наивно-детским,
отчаянным, сказал добродушно:
голосом: - Товарищ капитан, тут наши разведчики великолепный особняк
нашли. Бассейн, ванна, ковры, с ума сойдешь! Роскошь! Пойдемте, рядом тут.
Вон внизу...
от высоты в липовом полуоблетевшем парке за железной оградой, с массивными
железными воротами и парадной калиткой, над которой поблескивали медью
оскаленные морды львов.
шорохом, шелестом опавшей листвы на дорожках, ровным текучим шумом
полуоголенных лип. Сухие листья летели в темноте, цеплялись, липли к
шинелям. Новиков слышал, как сапоги с мягким хрустом уходили в плотный
увядающий настил, отовсюду из засыпанных листопадом аллей веяло безлюдьем,
грустно-горьковатым, дымным запахом поздней осени.
бассейн, в густо-черной воде мирно плавали листья, собравшись целыми
плотами, и Новиков впервые за много дней увидел здесь, между этими
плотами-листьями, острый блеск звезд в черноте неподвижного водоема.
Лягушка, испуганная шагами, звучно шлепнулась в воду, и звезды у берега
закачались, заструились.
войны ненавидеть осень за раскисшие от дождей дороги и внезапно подумал,
что стал забывать неповторимые особенности того довоенного мира, ради
которого ненавидел и осень, и немцев, и самого себя за теску по тому миру.
Услышав голос Алешина, Новиков обернулся: