лицом, в котором ясно различалась монгольская кровь, стал правофланговым,
всем видом своим давая понять, что дисциплину он уважает, а его, нового
командира взвода, пока что уважать обождет. И вот взвод стоял, глядел на
него, а на листе бумаги были перед Третьяковым фамилии.
одного было бы достаточно. И еще успел подумать, что это, наверное, тот
самый, заросший по горло черной шерстью.
рыжеватые, глядит весело:
вызывал он из строя, ни одна фамилия как-то не подходила к человеку. Так и
осталось у него на первых порах: список сам по себе, взвод сам по себе.
наблюдательный пункт, а он вел пушки и огневиков Завгороднего, которого
везли в прицепе. И уже сам не представлял толком, куда он их ведет. К трем
ноль-ноль пушки должны были стоять на огневых позициях, а они пока что и
Ясеневки не проехали. "Там будет хутор Ясенивка чи Яблонивка,-- сказал
комбат, на стертом сгибе карты пытаясь разобрать названия.-- В общем, сам
увидишь... От него вправо и вправо..." Но они шли и час и два часа, а
никакого хутора не было видно, сколько ни вглядывался Третьяков при смутных
отсветах ракет, в дожде приподымавших над передовой мокрый полог ночи. И,
ужасаясь мысли, что он ведет не туда, сбился, страшась позора, он делал
единственное, что мог; не подавал вида, шел тем уверенней, чем меньше
уверенности было в нем самом.
успел Третьяков разглядеть на фоне неба: какие-то сараи длинные, низкие,
что-то еще высилось за ними. Должно быть, тополя... Ракета погасла, сплошная
сомкнулась темень.
чернозему, он обогнал передний трактор, махнул трактористу рукой: за мной,
мол. Все равно голоса не было слышно.
стодвадцатидвухмиллиметровых пушек. Увязанные, как возы, стояли сбоку дороги
длинноствольные пушки с тракторами одна другой вслед. И оттуда уже шел к
нему кто-то в плащ-палатке. Подошел, взял под козырек, отряхнув капли с
капюшона, подал мокрую холодную руку:
куда-то они вышли, Третьяков спросил:
сморщенным. Но на груди его, где плащ-палатка разошлась, воинственно
блестели пряжки боевых наплечных ремней, надетых поверх шинели, тоненький
ремешок планшетки пересекал их, и еще болтался мокрый от дождя бинокль.
Вот и я сам такой Ванька-- взводный. У тебя стопятидесятидвух гаубицы-пушки?
То же, что мои, один черт. Пятнадцать тонн вместе с трактором! А мост
впереди-- плечом спихнешь.
По мокрым, скользким бревнам настила дошли до середины. Внизу то ли овраг,
то ли пересохшее русло-- и не разглядишь отсюда.
И у меня нету.-- Раскрыв планшетку, взводный ногтем щелкал по целлулоиду,
под которым мутно различалась карта, рукавом шинели смахивал сыпавшийся
сверху дождь.-- На карте его нету, а он -- вот он!
них. А вокруг стояли бойцы обеих батарей.
на карту нанеси. Так я понимаю?
Опоры из бревен. Схвачены скобами наверху. Когда вот так снизу глядел, все
это сооружение показалось ненадежным.
Батюшков преподавал у них инженерное дело. Черт его рассчитает сейчас, когда
не видно ничего. А в уши назойливо лез голос взводного -- не отставая, тот
шел за ним, в каждую опору бил кулаком:
уколупнуть:-- Она еще и гнилая вся...
налило овраг, и на нем всплыл мост: бревенчатый настил, люди под дождем. А
они двое стояли внизу в траве. Остов грузовика валялся среди камней; по
кабине, смятой, как жестянка, и мокрой сек дождь. "Чего он меня убеждает?"--
разозлился Третьяков. И за свою нерешительность остро возненавидев этого
человека, полез наверх.
оглядывался живей всех, назвался:
среди бойцов стоять: так он прочней себя чувствовал.
отделяя их от батареи.
сразу отличить можно: эти все закопченные.
впереди. Каждый -- впереди своего орудия. Трактористам: орудия поведете на
первой скорости. Пройдет одно, тогда другое вести. Ясно?
"случ-чего с тобой будет".
батарея. Они были вместе, а он, поставленный над ними, никому и ничем не
известный, был один. И не столько даже мосту они не доверяли-- выдержит, не
выдержит,-- как ему они не верили. И другая батарея ждала, уступала им
дорогу идти первыми.
поначалу больше всех оглядывался. И на трактор указал.
раскалилась у основания выхлопная труба, капли дождя испарялись на лету.--
Мой.
махнул отчаянно: мол, ему себя не жаль.-- Я поведу. Я приказания всегда
выполняю!-- При этом он отрицательно тряс головой.-- Только трактор чем
будем вытаскивать? Ему под мостом лежать. И орудие тож самое...
вместе и по отдельности каждый отвечали и за страну, и за войну, и за все,
что есть на свете и после них будет. Но за то, чтобы привести батарею к
сроку, отвечал он один. А раз было кому, они не отвечали.
мной поведешь орудие!
повел батарею к мосту.
дрогнув, вдавились, Третьяков сбежал вниз. При командире батареи они не
стали бы жаться, друг на друга оглядываться, а на него можно и свой груз
переложить.
трактором, слышать его не могли. И как в свою судьбу вошел под мост.
бревно передавая катившуюся тяжесть. Показалось, опоры оседают. И тут пушка
въехала на мост. Застонал, зашатался мост. "Рухнет!"-- даже дыхание
перехватило. Бревна терлись друг о друга, сверху сыпалась труха. Мигая
запорошенными глазами, не видя ничего, он протирал их шершавыми пальцами,
пытался разглядеть ослепленно, что над ним, но все мерцало. И сквозь выхлопы
мотора слышен был треск дерева.
моста на земную твердь, и мост вздохнул над ним. Только теперь и ощутил он,
какая сила давила сверху: по своим напрягшимся мускулам ощутил, будто он сам
спиной подпирал мост.
цирк все-таки. Приказав на всякий случай отцепить прицеп, везти его на
длинном тросе, он, не ожидая, перешел мост. Он шел мимо орудия, мимо
стоявших около него батарейцев, он был прав, он делал то, что должен делать,
но отчего-то смотреть на них ему сейчас было неприятно и уже стыдновато
становилось за себя. Под мост полез, чего-то кричал... Проще было сесть
рядом с трактористом и спокойно вести батарею: и шуму меньше и толку больше.
показывать дорогу. В одном белье, ничего на себя не надев, сидел он на
Афанасьев Роман
Максимов Альберт
Прозоров Александр
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Куликов Роман