командирской амбиции, важнее было сберечь шкуру, как любил говорить
Кузнецов.
к дружке, можно было воевать с толком. Если бы не эта нелепая смерть
командира.
чередуются разные полосы: светлую сменяет черная и наоборот. С сентября
отряд вошел в свою темную полосу, и беды так и посыпались на него, одна
хуже другой.
вернулась диверсионная группа Кубелкина. Не успели как следует погоревать
по ее хорошим, может, самым лучшим в отряде, ребятам, как отряд выступил
громить гарнизон на станции и, попав под организованный огонь немцев,
понес самые большие потери. Одних убитых в этом бою оказалось столько,
сколько их не было за всю весну и лето во всех операциях, вместе взятых.
Хлопцы прямо-таки приуныли, хотя и без того настроение в отряде было
аховое. У них не было приемника и никакой связи с Москвой, но из разных
источников - слухов, случайных немецких газет и сводок Совинформбюро,
которые им передавали из отряда Ворошилова, - они с растущей тревогой
следили за тем, что происходило.
прилег в шалаше и проснулся от тихого разговора двоих. Он узнал голос
Ковша, бывшего милиционера из Вилейки, и того самого майора, который
требовал себе командирской должности. Видно, раньше других придя с кухни,
они укладывали в сумки свои котелки и разговаривали о Сталинграде.
Ковш, стоя на коленях у своей постели из лапника. - Когда же он
остановится?
пожилой, с отвисшим брюшком мужчина, как оказалось, начфин какой-то
разбитой пехотной части. - Теперь ему надо Сталинград взять, чтоб
перерезать Волгу. Чтоб бакинскую нефть перекрыть.
погляди сюда...
ней. По части географии Голубин был не силен и слабо представлял себе
расположение нынешнего района боевых действий на юге. Поняв, что у майора
оказалась карта, он поднял голову и сбросил с себя кожушок.
видно, вырванная из школьного учебника карта европейской части Союза, и
они начали разбираться в ней, определяя линию фронта.
не мог представить себе, что Сталинград - в самой глубинке России, что
Волга - так далеко за Москвой, что Кавказ - на границе с Турцией, а Баку и
того дальше - у самой границы с Ираном. С ума сойти можно - как далеко
зашли немцы!..
молчал, а из его сознания не исчезал болезненный до спазмы в мозгу вопрос:
как Сталинград? Впрочем, он уже знал, что судьба этого города решена, что
рано или поздно его возьмут немцы, как они взяли Минск, Киев, Харьков и
множество других малых и больших городов, и война на том кончится.
невозможно.
скором будущем?
выхода не было. Правда, и Сталинград вроде еще держался. Но сколько он
сможет держаться? Все это тревожило, угнетало ежедневно и ежечасно, душа
выла в тревожной тоске на заданиях, в шалаше, все холодные дни и ночи
поздней ненастной осени.
Зоську, но догадывался, что девушка шла теперь именно на поиски следов
этой группы.
командире, недавнем колхозном председателе Шевчуке. Скверные предчувствия
охватывали Голубина. А Зоська во время редких с ней встреч была все та же:
улыбающаяся и соблазнительная, что-то сулившая и отказывавшая
одновременно. Такой она была и в день ухода за Щару, где уже нашел себе
гибель не один партизан их отряда. А Зоська... Догадывалась ли она, что ее
ждет по ту сторону речки?..
мужской спиной, сразу напомнившей ей обо всем, что с ними случилось. Чтобы
не нарушать мерное дыхание Антона, она кончиками пальцев деликатно
коснулась его крутого плеча и усмехнулась себе самой в темноте. Это же
надо такому случиться! Выправлялась одна, переживала, страдала от ночных
страхов в болоте и не думала, не мечтала встретить тут того самого, кто,
кажется, уже заронил в ее сердце маленькую искорку интереса к себе.
Все-таки это приятно, когда за тебя кто-то тревожится, переживает и даже
готов бескорыстно помочь. Тут, наверно, уже не простое товарищество и даже
не дружба, а, наверное, что-то побольше. Может, даже любовь... Все-таки он
хороший, этот Антон Голубин, а она уже перестала и думать о нем, хлопоты с
этим заданием вытеснили из ее головы все другие заботы, она уже готова
была к тому, что никогда больше не увидит его. И вот он явился в трудную
для нее минуту и принес с собой радость.
Зоська ощутила неловкость. Все-таки, наверное, не надо было так резко,
ведь он с добром, с лаской, а она? Но что она могла сделать! В отряде
приходилось быть непреклонной, жесткой и даже грубой - только это помогало
ей защитить себя от мужских притязаний.
стремится приблизиться, кто действительно затем, чтобы помочь,
посочувствовать, переложить на себя часть ее ноши, а кто и с явной или
тайной корыстью, имея в виду свое, кратковременное и оскорбительное.
Раньше, когда в отряде была Авдонина, ей было легче, две женщины среди
стольких мужчин старались держаться вместе. Но вот уже месяц, как Авдонину
сманил командир соседнего отряда, начальство сговорилось, да и сама
Авдонина была не против переехать в Стебровский лес к бравому командиру
десантников. А Зоська осталась. Сперва, когда были раненые, помогала в
санчасти, а после того как отряд перебазировался в Сухой бор и стало
меньше стычек, работала со старухой Степанидой на кухне, пока вот не
понадобились ее услуги Дозорцеву.
интереснее и, конечно, почетнее, чем на отрядной кухне. Она сразу
заметила, что с того дня, как над ней взял шефство Дозорцев, мужчины в
отряде стали относиться к ней с уважением - все-таки отряд с октября сидел
в лагере, изредка высылая группы подрывников в разные места на "железку",
а она уже второй раз шла туда, откуда не всегда возвращались. Даже и тот
лоботряс Вырвик, который прежде не упускал случая, чтобы поддеть в
разговоре или тайком ущипнуть ее, теперь заметно притих и вежливо
здоровался при встрече. И только в глазах этого нагловатого парня она
замечала никогда не затухающий огонек озорства, готового прорваться в
самый неподходящий момент. (Когда-то она дала ему хороший отпор, и он
несолоно хлебавши, с поцарапанной физиономией явился в строй перед
командиром отряда, который тут же поинтересовался при всех, чьих это кур
ловил ночью Вырвик.)
и вылезла босиком из стожка.
чуть-чуть примораживало. Вокруг было белым-бело, казалось, празднично
прибрано, как это бывает только в первую ночь зазимка. В снежной сутеми
терялись заросли мелколесья, на краю луговой поймы тускло дремали
осыпанные снегом стожки; только они и были видны на свежем снегу, да еще
пестрела вблизи присыпанная снегом трава. Весь остальной мир ушел в зимнюю
ночь и притих до утра. Вверху расстилалось облачное, без звезд и луны,
небо, которое матово-ровно светилось, наверное, отраженным от снега
светом.
просохшей одежде ее сразу прохватил холод, и она на четвереньках поспешно
заползла в нору. Здесь было тепло, дыханием они хорошо нагрели это свое
убежище, жаль будет уходить из него. Но уходить надо. Утром они найдут
брод через речку, наверно, Антон уж сумеет переправиться так, чтоб
обойтись без купания, все-таки он половчее, а главное - посильнее ее.
Интересно, однако, сколько ему может быть лет, подумала Зоська. Хотя и так
видно, что он гораздо старше ее, наверно, уже лет под тридцать, почти что
старик против нее.
вплотную привалился к ней, и она блаженно притихла, мелко, едва заметно
подрагивая и согреваясь. Она уснула, будто сразу шагнув в другой,
тягостно-томительный мир снов. Почему-то стало мучительно-тревожно, она
неизвестно отчего страдала, хотя долго ничего с ней не происходило, а в
сонном сознании все ширилась-росла тревога, причина которой оставалась для
нее неясной. Какое-то время, будто помня о яви, она недоумевала: почему
так? Ведь все хорошо, плохого пока не случилось, она не одна, с ней тот, о
ком она недавно еще мечтала, правда, не Антон, кто-то другой, еще
Акунин Борис
Лондон Джек
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Флинт Эрик
Орлов Алекс