страсти - все новых и новых завоеваний, все новых и новых покорений земель и
народов. И потому поголовно все были заняты единым служением, все
подчинялись единому замыслу - наращивания, накопления, совершенствования
военной силы Чингисхана. И все, что можно было добыть из недр и изготовить
для вооружения, вся живая, созидающая деятельность обращались на потребу
нашествия, могучего рывка Чингисхана в Европу, к ее сказочно богатейшим
городам, где каждого воина ждала обильная добыча, к ее густо-зеленым лесам и
лугам с травостоем по брюхо лошади, где кумыс потечет рекой; отрада власти
над миром коснется каждого, кто пойдет в поход под изрыгающими пламя
драконовыми знаменами Чингисхана, и каждый усладится победой, как женщиной,
заключающей в лоне своем высшую сладость. Идти, побеждать и покорять земли
повелевал великий хаган, и тому предстояло быть....
прозорливым. Готовясь к вторжению в Европу, он прикинул, предусмотрел все до
мелочей. Через верных лазутчиков и перебежчиков, через купцов и пилигримов,
через странствующих дервишей, через деловых китайцев, уйгуров, арабов и
персов выведал все, что следовало знать для продвижения огромных воинских
масс, - все наиболее удобные пути и переправы. Им были учтены нравы и
обычаи, религии и занятия жителей тех мест, куда двигались его войска.
Писать он не умел, и все это приходилось держать в уме, соотнося пользу и
вред всего, что ждало его в походе. Только так могла быть достигнута
слаженность в деле и, самое главное, неукоснительная, железная дисциплина,
только так можно было рассчитывать на успех. Чингисхан не допускал никаких
послаблений - никто и ничто не должны были быть помехой главной его цели -
завоеванию Европы.
беспрецедентному в веках повелению - запрету деторождения в народе-армии.
Дело в том, что жены и малые дети боевых конников обычно следовали за
войском в семейных обозах, кочуя с армией с места на место. Традиция эта
существовала издавна, диктовалась она жизненной необходимостью, ибо в
нескончаемых междоусобицах враги нередко мстили друг другу, истребляя жен и
детей, оставшихся на местах без защиты. Причем беременных женщин убивали в
первую очередь, чтобы подсечь корень рода. Но жизнь со временем менялась.
Прежде постоянно враждовавшие племена при Чингисхане все больше примирялись
и объединялись под единым куполом великого государства.
повоевал с соседними племенами, и сам лютовал, и настрадался, и любимая жена
его Бортэ была похищена при набеге меркитов и побывала в наложницах. Возымев
власть, Чингисхан стал пресекать междоусобицы со всей беспощадностью. Распри
мешали ему править, подрывали силы государства.
отпадала. Но самое главное - семья в обозе становилась бременем для армии,
помехой мобильности в военных операциях широкого масштаба, особенно в
наступлении и на переправах через водные препятствия. Отсюда и высочайшее
указание степного властелина - категорически запретить женщинам, следующим в
обозах за войском, рожать детей до победоносного завершения Западного
похода. Это повеление сделано им было за полтора года до выступления. Он
сказал тогда:
тогда обозные женщины рожают, сколько хотят. А до этого мои уши не должны
слышать вестей о родах в туменах...
над самой жизнью и над Богом. Он хотел и Бога поставить себе на службу, ибо
зачатие есть весть от Бога.
воспротивиться насилию; к тому времени власть Чингисхана достигла такой
невиданной силы и средоточия, что все беспрекословно подчинились
неслыханному повелению на запрет деторождения, поскольку ослушание неизбежно
каралось смертью...
Запад, испытывал особое, небывалое состояние духа. Внешне великий хаган
держался, как и всегда, как подобало его особе, - строго, отчужденно,
подобно соколу в часы покоя. Но в душе он ликовал, пел песни и сочинял
стихи:
ему ли было заниматься душеизлияниями! Но в пути, находясь с утра и до
вечера в седле, он мог позволить себе и такую роскошь.
семнадцатый день, с утра и до вечера, над головой Чингисхана плыло в небе
белое облако - куда он, туда и оно. Сбылось-таки вещее предсказание
прорицателя. Кто бы мог подумать! А ведь что стоило умертвить того чудака в
тот же час за вызывающую непочтительность и дерзость, недопустимую даже в
мыслях. Но странник не был убит. Значит, такова воля судьбы.
двинулись на Запад, заполнив все пространство, подобно черным рекам в
половодье, меняя в полдень на ходу притомившегося коня, Чингисхан случайно
глянул ввысь, но не придал никакого значения небольшой белой тучке, медленно
плывущей, а возможно, и замершей на месте как раз над его головой, - мало ли
тучек слоняется по миру.
и жасаулами, занятый своими мыслями, озабоченно обозревая с седла округу,
вглядываясь в движение многотысячного войска, послушно и рьяно идущего на
покорение мира, настолько послушного его личной воле и настолько рьяного в
исполнении его помыслов, как если бы то были не люди, среди которых каждый в
душе желал быть таким же властным, как он, а пальцы его собственной руки,
перебирающие поводья коня.
Чингисхан опять не подумал ничего особенного. Нет, не подумал он, одержимый
идеей мировых завоеваний, почему облако следует поверху в том же
направлении, что и всадник внизу. Да и какая связь могла существовать между
ними?
до него дела, никто и не предполагал, что средь бела дня свершилось чудо.
Зачем было шарить взором в необозримой выси, когда требовалось глядеть под
ноги. Войско шло себе, тянулось в походе, продвигаясь темной массой по
дорогам, низинам и взгорьям, вздымая пыль из-под копыт и колес, оставляя
позади пройденные расстояния, быть может, навсегда и необратимо. И все это с
готовностью совершалось в угоду ханской мании и воле, и десятки тысяч людей
с готовностью шли, гонимые и вдохновляемые им, жаждущим приращения славы,
власти, земель.
где застигнет тьма, и с утра снова двинуться в путь.
соорудили дворцовые юрты. Они уже виднелись далеко впереди белыми куполами.
Ханское знамя - черное полотнище с ярко-красной каймой и огненным, шитым
шелком и золотыми нитями драконом, изрыгающим пламя из пасти, - уже
развевалось на ветру возле главной дворцовой юрты. Не спуская глаз с дороги,
кезегулы - отборные и мрачные силачи - стояли наготове в ожидании
повелителя. Здесь предстояла общая вечерняя трапеза, здесь же после еды
Чингисхан собирался провести первую встречу с войсковыми нойонами, чтобы
обсудить результаты первого дня похода и планы на следующий. Успех начала
великого движения настраивал Чингисхана на общительный лад - он не прочь был
устроить в тот вечер пир для нойонов, послушать их речи и самому высказать
повеления и то, что он соизволит изречь, когда все и каждый станут сгустком
внимания, будто сгустившееся цельное молоко, будет сказано для всех Четырех
Сторон Света, скоро все Стороны Света будут покорно внимать его слову, для
этого он и ведет войска - для утверждения слова своего. А слово - это вечная
сила.