Борис тоже взял лопату. Но подошли бойцы, больше всего не любящие копать
землю, возненавидевшие за войну эту работу, отобрали лопаты у командиров.
могли и решили - так тому и быть. Положили их головами на восход, закрыли
горестные, потухшие лица: старухино - ее же полушалком, с реденькими
висюльками кисточек, старика - ссохшейся, как слива, кожаной шапчонкой.
Связной бросил сумку с едой в щель, и принялся кидать лопатой землю.
солдат сказал, что могила весной просядет - земля-то мерзла со снегом, и
тогда селяне, может быть, перехоронят старика со старухой. Пожилой
долговязый боец Ланцов прочел над могилой складную, тихую молитву: "Боже
правый духов, и всякия плоти, смерть поправый и диавола упразднивший, и
живот миру твоему дарованный, сам, Господи, упокой душу раба твоего... рабов
твоих",- поправился Ланцов.
старшина Мохнаков. Случайно и огород забредший славянин с длинной винтовкой
на спине начал было любопытствовать: "А чо тут?" - но старшина так на него
зашипел и такой черный кулак поднес ему, что тот сразу смолк и скоро
упятился за ограду.
доставали прокисшую капусту из глечика, хрустели, крякали и не смотрели друг
на друга.
подкладывала сухие ветви акаций и жгуты соломы в печь, торопилась доварить
картошку. Корней Аркадьевич Ланцов, расстилавший солому на полу, выпрямился,
отряхнул ладонями штаны, боком подсел к столу:
рядом, старшина Мохнаков поднял с пола немецкую канистру, налил полную
кружку, подсунул ее Ланцову и криво шевельнул углом рта:
собрался, судорожно дергаясь, всхлипывая, вытянул самогонку и какое-то время
сидел оглушенный. Наконец наладилось дыхание, и Ланцов жалко пролепетал,
убирая пальцем слезу:
с солдатами, со старшиной. Но те упорно молчали и глушили самогонку. В избе
делалось все труднее дышать от табачного дыма, стойкого запаха затхлой
буряковой самогонки и гнетущего ожидания чего-то худого.
уже и жутко даже..."
выпили бы... Оказывается, помогает...
задымленным шестком. Труба тянула плохо, выбрасывала дым. Видать, давно нет
мужика в доме.
Разбил он однажды сапоги до того, что остались передки с голенищами.
Подвязал их проволокой, но когда простыл и ходить вовсе не в чем сделалось,
стянул сапоги с такого же, как он, молоденького лейтенанта, полегшего со
взводом в балке. Стянул, надел - у него непереносимо, изводно стыли ноги в
этих сапогах, и он поскорее сменял их.
убитого человека.
на нее осмысленно. "Есть маленько",- хотелось сказать ему, но он ничего не
сказал, сосредоточил разбитое внимание на огне под таганком.
лице что-то как будто недорисованное, было оно подкопчено лампадкой или
лучиной, проступали отдельные лишь черты лика. Хозяйка чувствовала на себе
пристальный, украдчивый взгляд и покусывала припухшую нижнюю губу. Нос ее,
ровный, с узенькими раскрылками, припачкан сажей. Овсяные, как определяют в
народе, глаза, вызревшие в форме овсяного зерна, прикрыты кукольно загнутыми
ресницами. Когда хозяйка открывала глаза, из-под ресниц этих обнажались
темные и тоже очень вытянутые зрачки. В них метался отсвет огня, глаза в
глуби делались переменчивыми: то темнели, то высветлялись и жили отдельно от
лица. Но из загадочных, как бы перенесенных с другого, более крупного лица,
глаз этих не исчезало выражение покорности и устоявшейся печали. Еще Борис
заметил, как беспокойны руки хозяйки. Она все время пыталась и не могла
найти им места.
от них шел сухой струйный пар. Рот хозяйки чуть приотворился, руки
успокоились у самого горла. Казалось, спугни ее - и она, вздрогнув, уронит
руки, схватится за сердце.
сварилась. Сейчас попробуем.- Произношение не украинское, и ничего в ней не
напоминало украинку, разве что платок, глухо завязанный, да передник,
расшитый тесьмою. Но немцы всех жителей, и в первую голову женщин, научили
здесь затеняться, прятаться, бояться.
картофелину, затрясла рукой. Сунула палец в рот. Получилось по-детски смешно
и беззащитно. Борис едва заметно улыбнулся.
стоявшую в углу под рукомойником. Из лохани ударило тяжелым паром. Хозяйка
вынула палец изо рта, спрятала руку под передник. Потерянно и удивленно
наблюдала за действиями командира.
лейтенант.
с Корнеем обстреляетесь! - подкова рта старшины разогнулась чуть ли не до
подбородка, выражая презрение, может, брезгливое многозначение иль еще
какие-то скрытые неприязненные чувства, которыми полнился старшина всякий
раз, когда пьянел. Вновь его обуревал кураж - так называется это на родимой
сторонушке взводного и помкомвзвода в Сибири.
слышал, внимал, поднял глаза к потолку, не переставая кривить рот в
усмешке.- Садитесь, пожалуйста,- позвал Борис Люсю, одиноко прижавшуюся
спиною к остывшему шестку и все прячущую руку под передником.
стала суетливо шарить по платку, по груди, ускользая глазами от взгляда
Мохнакова, вдруг в нее уставившегося.
солдатской едой. Мы худого тебе не сделаем. Мы...
услужливо сошел Пафнутьев.- Я вас очень прошу.
лейтенант даже на солдата рассердился почему-то.- Я сейчас, одну минутку...
возвратилась оттуда без платка, без передника. У нее была коса, уложенная на
затылке. Легкий румянец выступил на бледном лице ее. Не ко времени и не к
месту она тут, среди грязных, мятых и сердитых солдат, думалось ей. Она
стеснялась себя.
Борису: - Просила, просила, чтоб проходили туда,- махнула она на дверь в
чистую половину.
Малышев добавил:
напевно Пафнутьев.
застолью разом, с форсом без промаха разливай всем поровну, и Люсе тоже,
убойно пахнущее зелье. Он первый громко, как бы с дружеским вызовом звякнул
гнутой алюминиевой кружкой о стакан, из деликатности оставленный Люсе. И все
солдаты забренчали посудинами, смешанно произнесли привычное: "Будем
здоровы!", "Со свиданьицем!" и так далее. Люся подождала с поднятым
стаканом, не скажет ли чего командир. Он ничего не говорил.
отвернулась к печке, часто заморгав.- Мы так вас долго ждали. Так долго...-
Она говорила с какой-то покаянностью, словно виновата была в том, что так
долго пришлось ждать. Отчаянно, в один дух, Люся выпила самогонку и закрыла
ладошкой рот.
потянулся к ней с американской колбасой на складнике, с наспех ободранной
картофелиной. Шкалик хотел опередить Карышева, да уронил картошку. Ему в
ширинку накрошилось горячее, он забился было, но тут же испуганно сжался.
Взводный с досадой отвернулся. Шкалик стряхнул горячее в штанину, ему
Контровский Владимир
Орловский Гай Юлий
Володихин Дмитрий
Мацумото Сэйте
Жюль Верн
Контровский Владимир