чапаевской папахе и полосуешь из пулемета. "Полетит самолет, застрочит
пулемет, и помчатся лихие тачанки..."
очереди.
разбалтывая кисточкой пушистую, лезущую из стаканчика пену. - Сейчас мне
ясно почему. Вспомни: везде побеждали - челюскинцы, рекорды летчиков,
Стаханов. В этом-то и дело. О, все легко, все доступно! И наше школьное
поколение жило, как на зеленой лужайке стадионов. Нас приучали к легкой
победе. Но зачем? А, бродяга! - Константин наклонился к зеркалу, пощупал
щеку. - Режется, кочерга несчастная! Выпускают лезвия как для лошадей. А
войну выиграли, леший бы драл, большой кровью. Не дай бог нам этих зеленых
лужаек!
молодого светловолосого оберста, из бронетранспортера в бинокль глядящего
на солнечно-снежный пик Эльбруса. - Мне хочется, чтобы вернулось то время.
Но без криков "ура". По каждому поводу. Я хотел бы еще пожить в то время,
среди ребят...
абажур, наполненный зеленым огнем. Было тихо, тепло. Сквозь зашторенное
окно отдаленно, слабо донесся шум и звон трамвая. Сергей с размягченным
задумчивым лицом прислушался к этому быстро стихшему шуму, долетевшему
сюда, во двор, через вечерние заснеженные крыши замоскворецких переулков,
сказал:
трамвай, и вдруг вспомнишь школу, метель, сидишь у окна, дребезжит стекло,
последний урок... Витька Мукомолов сидит рядом, рисует яхты. Хотели пойти
в мореходку, в торговый флот... Черт знает о чем только мы с ним не
мечтали.
выбритый подбородок.
на кухню. Стало слышно в тишине, как зашепелявила вода в кране, звонко
полилась, заплескала в раковину, как принялся фыркать, звучно шлепать себя
ладонями по телу Константин, восклицая: "Ах, хорошо, дьявол! Отлично!
Превосходная штука - вода!" Видимо, он испытывал возбуждение и
удовольствие не только потому, что был здоров, крепок, но и оттого, что
многое было отчетливо ясно ему, раз и навсегда понято в жизни, точно все
знал, что надо делать, - и Сергей подумал с удивлением: Константин в
чем-то опытнее его, может быть, потому, что вернулся он раньше. И от этой
его легкой уверенности возникало ощущение покоя, не хотелось думать о том,
что не было решено и было туманно, непонято.
время чувствовал странную тягу к воде, как будто хотелось смыть прошлую
окопную грязь, пот, едкую гарь - порой даже казалось, что от рук все еще
дымно пахнет порохом.
и крикнул из кухни: - Я тебе покажу сегодня, Серега, роскошную жизнь!
Завалимся в ресторан. В "Асторию"! Будем жить по коммерческим ценам!
подкладкой пиджак и, затягивая галстук, подошел к зеркалу. Он разглядывал
себя внимательно. Костюм шел ему, был лишь немного тесен в плечах, облегал
фигуру, как китель; это ощущение (не хватало тяжести пистолета на боку)
было ему знакомо.
выражением, от которого за четыре года он словно отвык, белая сорочка
подчеркивала грубую темноту лба, шеи, темноту глаз.
узнавая и не узнавая себя.
не успел носить, и сейчас в этом шелковом галстуке, модном костюме,
чудилось ему, было нечто полузабытое, далекое, когда-то вычитанное из
книг.
рукой провел по поясу, вроде бы машинально поправлял на ремне кобуру
пистолета. - Ну как?
смуглый румянец проступал на скулах, очень серьезно осмотрел Сергея, дунул
на расческу, сказал:
невесту, будем хвататься за пистолет на заду... А костюм великолепный. И
сидит здорово. Ты в нем красив. Девочки будут падать направо и налево.
Только галстук, галстук! - воскликнул Константин и захохотал. - Нелепость
в квадрате! Не то коровий хвост намотал на шею, не то шею на коровий
хвост. Дай-ка завяжу.
его костюме и посоветовал:
носят все.
сметало с крыш, густой наволочью стремительно несло вдоль домов,
заметенных подъездов.
4
суетливой беготней официантов между столиками - той обстановкой зимнего
вечера, когда ресторан полон, оркестр устал и музыканты, неслышно
переговариваясь, курят, сидя за инструментами на эстраде.
сверкание люстр и зеркал, в папиросный дым, и эта обстановка гудящего под
блеском огней веселья оглушила, ослепила в первую минуту Сергея, как и
утром сегодня хаотичная толпа Тишинского рынка.
чувством растерянности и ожидания. Здесь было много военных всех званий -
от лейтенанта до генерала, были здесь и безденежные штатские в потертых,
но отглаженных костюмах, и полуголодные студенты, получившие стипендию и
скромно делящие один салат на четверых, и темные личности в широких
клетчатых пиджаках, шумно пьющие водку и шампанское в компании
медлительных девушек с подведенными бровями.
взглядом по залу, сейчас же уверенной походкой подошел к стоявшему у
крайнего столика седому метрдотелю и тихо и внушительно сказал что-то.
Метрдотель как бы проснувшимися глазами скосился из-за плеча Константина
на Сергея, кивнул ему издали и, солидно откинув голову, повел их в глубину
зала.
столике чистый прибор. - Единственный столик. У нас в эти часы очень много
посетителей. Кондеев! - строго окликнул он пробегавшего мимо сухопарого
официанта. - Обслужите, будьте любезны, фронтовиков... Располагайтесь.
с достоинством занятого человека отошел от них.
Берлина. И как видишь, твой иконостас произвел впечатление. Результат -
вот он. Как говорится, шерсти клок.
шеей, на лацкане тесного пиджака - орденские колодки, быстро жевал,
одновременно разговаривая, наклонялся к двум молоденьким, вероятно только
что из училища, младшим лейтенантам. Младшие лейтенанты, явно смущенные
бедностью своего заказа, отхлебывали из бокалов пиво, растерянно хрустели
убогой соломкой; сосед их, этот багровый человек, пил водку, аппетитно
закусывал ножкой курицы и, доказывая что-то, дирижировал ею.
недалеко от эстрады девушка в сером костюме поглядела в его сторону с чуть
заметной улыбкой и тут же снова заговорила о чем-то с молодыми людьми и
полной белокурой девушкой, сидевшими рядом за столиком возле колонны.
Сергей сказал серьезно:
выражение?
А что? Обращают внимание? Пожинай славу. Молодой, красивый, весь в
орденах. И с руками и ногами. - Он проследил за взглядом Сергея, спросил
вскользь: - Вон та, что ли, со вздернутым носиком? Ничего особенного,
середняк. Впрочем, не теряйся, Серега.
Адамов Григорий
Володихин Дмитрий
Мацумото Сэйте
Доставалов Александр
Орлов Алекс
Мурич Виктор