враждебно покойную багровость воды, боясь взглянуть на Элю. Она замедлила
шаги, приблизилась, совсем неслышно переводя дыхание, облокотилась рядом и
молчала, не шевелясь, как будто ее не было здесь.
и Эля сразу почувствовала это - чуть-чуть дернулись брови, и она сказала
шепотом:
огонь... В детстве я любила, когда вечером топили голландку. Открывала
дверцу и садилась к огню.
Никита увидел, как она пальцем со страхом тронула прыгающие губы.
тленный холод материной щеки, и он почти судорожно обнял ее, прижал к себе
родственно, словно хотел защитить от того, от чего не мог защитить себя.
будет. Я в первый раз была на кладбище. Я не знала...
провела, потрогала его пуговицы, потом сказала так уверенно, точно они
были знакомы не шесть месяцев, а шесть лет:
все гладила ладонью его пуговицы на груди успокаивающими движениями; он
старался сдержать дрожь озноба, и эта дрожь передавалась и ей.
университете, в котором учился и он, но Никита ни разу не встречал, не
видел ее в коридорах, даже в студенческом буфете, до того как зимой они
случайно познакомились в автобусе.
пальто и, сдернув перчатку, дуя на ладошку, ждала мелочь - сдачу - и на
остановках жалобно смотрела на двери. "Не опускайте, пожалуйста, копейки!"
Но - видимо, к счастью, - мелочи ни у кого не было, и Никита из-за спин
видел ее взмахивающие, влажные от растаявшего снега кончики ресниц и
влажные длинные брови. И тогда, набравшись решимости, он сделал вид, что
не брал билета, достал мелочь, позвенел ею в горсти, смело протискиваясь к
кассе; а она, как бы поняв, благодарно улыбнулась ему.
разговаривала в соседней будочке, задумчиво чертила пальцем по стеклу; и
не было того распаренного, потного, в соломенной шляпе мужчины, сипло
кричавшего в трубку, эта кабина была свободна, - и Никита понял, что
вызывали его.
захлопнул за собой дверцу, поспешно схватил трубку, шумевшую слабыми
шорохами пространства. На том конце пространства несколько секунд молчали.
бестелесен, странно отъединен от нее, от выражения ее лица, глаз, губ, но
звук этого голоса снова приблизился и повторил:
уловив упавшую тишину на том далеком конце провода. - Это я. Никита.
Здравствуй. Не думал застать тебя дома. Хорошо, что я тебя застал. Мне
повезло.
заговорил изумленно: - Ничего не понимаю, куда ты исчез? Тебя плохо
слышно! Откуда ты звонишь? Москва, при чем здесь Москва?
освободили от практики. Ты давно уехал?
посторонний шелест. - Что ты делаешь сейчас?
разговариваю с тобой. А что ты делаешь?
мушкетеров". И слушаю Эдит Пиаф. По радио...
пространству, которое он мгновенно почувствовал по ее молчанию. Сжимая
трубку, он ждал, когда прервется это долгое молчание.
куда-то в Ивановскую область. Когда ты приедешь?
незанятой рукой почесал нос. - Знаешь, это все-таки неплохо - лежать на
диване и читать "Трех мушкетеров". В этом есть смысл. И, знаешь, я рад,
Эля, что в нашем двадцатом веке существует все-таки телефон.
прервал их чужой голос. - Заканчивайте.
мушкетерам". До свидания. Я скоро приеду. Скоро.
телеграфа на улицу Горького, горячо овеянный парным воздухом раскаленного
асфальта, зажмурясь от острого, высокого солнца, Никита вздохнул с
чувством внезапного освобождения от чего-то.
было по-июльски жарко и пестро: добела выцветшие над витринами полотняные
тенты; сверкающие стеклами газетные киоски, заваленные журналами; настежь
открытые двери в глубине прохладных кафе, где перед зеркальными стенами
люди пили соки и ложечками ели мороженое; металлические автоматы на
тротуарах, бьющие в граненые стаканы струями газированной воды; повсюду
короткие платья, обнажающие загорелые ноги женщин, белый цвет одежды,
потные лица, и везде духота и та особая, кажущаяся праздной московская
толчея, которая говорила о городе большом, шумном, перенаселенном.
подстриженных лип, мимо железных автоматов, возле которых четверо
спортивных молодых людей, весело толкаясь, передавали друг другу стаканы с
газированной водой; рыжеволосая девушка в узких брючках взяла стакан,
кипящий пузырьками, и стеснительно отпила глоток, встретясь с Никитой
суженными от прямого солнца глазами. И он с какой-то нежностью видел, как
она, не допив, захлебнулась и водой и смехом, скосив чуть раскосые
монгольские брови на загорелого, как будто только с юга, молодого
человека, передразнивающего ее; сделав томный вид, он показывал, как она
пьет, держа стакан двумя пальцами, оттопырив мизинец.
захлебнусь. Ты будешь отвечать...
мимо витрин водоворот людей, смешанные запахи открытых парикмахерских,
разогретого бензина, веселая, солнечная испещренность тротуара, одежды; и
весь этот разнообразный шум улицы властно вбирал в себя Никиту, растворяя
его в своем ритме; и появилось ощущение, что это давно знакомо ему, что он
давно живет здесь, но одновременно было приятно думать, что все-таки скоро
он уедет отсюда...
деньги, бросил их на резиновый кружочек в затененный полукруг окошечка. В
эту секунду что-то толкнуло его, - и точно в пустоту упало, остановилось
сердце... Он, задохнувшись, не поняв, что произошло, с мгновенной
испариной быстро повернул голову, как будто рядом случилось несчастье и
его звали на помощь.
несколько расслабленной, утомленной походкой, как ходят пожилые, не совсем
здоровые люди. И бросились в глаза: сахарно-седые волосы, с аккуратностью