Колени дрожат, и язык прилипает от жажды к небу. Семижды упадет и встанет,
но к желанной цели не придет. А путь еще длинен, и блужданий много, и
говорит себе человек: может, сбился я с пути и не путь это? И сойдет с пути,
по которому шел, и увидит: вон горит огонек. Хоть и не знает, на правильном
ли он пути, но кто скажет, что ошибся человек, что решил идти по другой, не
прежней дороге. Так я возразил юношам и все же светским учителем стал. Ибо
кончились деньги в моей котомке, и чем же мне пропитать себя. Как вор, что
нашел кошель на дороге и возвратил владельцу, а потом украл, ибо вор он и
воровством
традиционный быт, но, видимо, и девица играет здесь роль. Так Гумберт в
романе Владимира Набокова решает остаться в доме матери Лолиты.
шалашах (кущах) в память сорока лет странствий в пустыне. В холодных странах
вместо шалаша строили в доме комнату со съемной крышей. В дни праздника
можно было снять крышу, положить вместо нее ветки и увидеть сквозь них
звезды и небо.
зачем он, еврей, пьет воду из ее кувшина (Иоанна, 4).
имени было бы достаточно? Объяснили мудрецы: это указывает на двоякую
любовь, и духовную, и мирскую, и благим желанием и худым, то есть плотским.
учительствую у сынков богатых. Друзья потешаются надо мной в своих письмах,
и я плачу о себе каждодневно, ибо оставил я университет. Окончилось лето,
окончились каникулы, а я не вернулся домой.
фонарики и самую красивую утварь дома принесли сюда. И когда вешала Лия
"восток", упало кольцо с вышивки, и не смогла она повесить "восток". Взяла
она кольцо и надела мне на палец(29) и шелковым снурком из косы подвязала
"восток" и прочла: "Блажен, кто Тебя не забудет", и я прочел следом: "и тот,
кто посвятит себя Тебе", и внезапно мы оба покраснели. Отец и мать глядели,
и лица их сияли от счастья. И сидя со мной в кущах, величали меня: хозяин, а
себя звали: гости. Семь раз на день приходила ко мне Лия в горницу -- то еду
принесет, то тарелки унесет. И возблагодарили мы Господа, что избрал он нас
для любви(30). Как хороша моя куща в дни Кущей. А сейчас полна куща бобов и
гороха, потому что снял ее торговец бобами для своего товара. Оставил я дом
свой, покинул горенку и снял себе комнату за городом. Жилище мое скромное и
покойное, и старушка мне услужает. Еду мне готовит и белье стирает. Мир и
покой вокруг, и нет покоя в душе моей. А господин Минц, что снял мою
горенку, богат. Торгом по всей стране славится он, и ему посулил Лию отец
Лии. А я бедный учитель, что я стою! А когда я пришел из столицы, приблизили
меня. Ах, на словах приблизили, но сердца их далеки от меня. Как чужд мне
обычай братьев моих!
близкие ее, что святой язык учит. А сейчас позавидовал отец ее познаниям и
удалил меня. Ах, сударь, дочь ваша мою науку не забудет, ибо стихи мои
запомнит. Меня оставила(31), но заветы мои исполнит.
и догнал и сказал: что ты убегаешь, а мне хотелось с тобой поговорить. Мое
сердце забилось. Знал я, что не собирается он меня утешить, и все же
остановился я выслушать, ведь он -- отец Лии и о ней говорить хочет.
Посмотрел он туда и сюда(32), увидел, что никого нет, и сказал: болезненна
дочь моя, болезнь брата у нее. Я молчал и слова не молвил. А он продолжал
свои речи и сказал: не родилась она для труда, и утомление плоти -- смерть
ей. Если не найду ей покоя, умрет она у меня. И сам он будто испугался своих
слов и зачастил громко: а Минц богат, он ее вылечит, поэтому я ее и отдал
ему. Он ее отвезет на целебные воды и все ее желания исполнит.
не исцелят. Я могу исцелить, а меня ты удалил.
другим. И внезапный холодок пробежал по моему пальцу.
нами в саду. Сумерки покроют стол и приборы, и трапеза наша при свете
светильников. И красные фонари семафоров железной дороги освещали нам ночь,
потому что недалека железная дорога от дома Готлибов. Лишь изредка поминали
там имя мамы. И когда вспоминала госпожа Готлиб маму, не заметно было, что
мертвую поминает. Потом поняла я, как мудро она поступает.
говорил он: мы, несчастные вдовцы. Странно было это слышать -- будто умерли
все женщины и все мужчины овдовели.
присоединится к нему брат, ибо богат он, и расширят они вместе парфюмерию. А
Минчи, что остерегалась говорить о мужних делах, на этот раз сказала мне
больше, чем собиралась. И внезапно, чтобы я забыла ее слова, рассказала она
мне, как первый раз пришла в дом к своему свекру. Пришла она в дом к свекру,
вошел жених ее, поприветствовал ее и ушел, и закручинилась Минчи, ибо
учтивым было его приветствие. Она грустит, а он снова входит и бросается с
поцелуями, а она отскочила, потому что обиделась. Не знала она, что приходил
его брат, а лицом он точно как ее жених.
вторника, а во вторник вечером я приду и заберу тебя домой. Сказал он и
закашлялся. Налила ему Минчи стакан воды, и испил он. И спросила Минчи моего
отца: простыли, господин Минц? И сказал отец: думаю я оставить дело. Мы еще
дивимся словам его, а он добавил: если бы не дочь, сейчас бросил бы
торговлю. Какой странный ответ! Да бросит ли человек свое дело из-за
простуды? Мы не высказали своего беспокойства, а то и впрямь
отказ от обручения -- источник всех бед в повести, и гармония достигается
только в конце. У Агнона тема разрыва обручения встречается часто и всегда
дурно оборачивается.
сейчас проходит любовь Акавии к Минчи, подобная любви Ромео к Розалине, и
начинается его настоящая любовь.
мужчины, Мазала, поэтому, в отличие от текста от имени Тирцы, здесь часты
аллюзии к Талмуду.
египтянина, бившего раба-еврея (Исход 2:12). Аллюзия намекает нам, что отец
Лии стыдится того, что он делает.
Книги писать будете? Мы все рассмеялись. Он, купец, деловой человек, сядет
книжки писать!
придет мой муж. И смолкла. Стихла беседа, мы все ждали его прихода. Пришел
господин Готлиб. Минчи то и дело поглядывала на него и проверяла его взором.
А Готлиб потер кончик носа и улыбнулся, как человек, собирающийся позабавить
слушателей, и рассказал нам о своей поездке к брату. Он в дому брата, и жена
брата с сыном сидит в зале. Взял он ребенка на руки и стал агукать и
подбрасывать его. И оба они удивились, что пошел к нему мальчик, хоть и не
видал его никогда. Так он забавлялся с малышом, и тут заходит брат.
Посмотрел мальчик на него и на его брата, и его глаза так и забегали от
одного к другому. Смотрит и удивляется. Наконец отвернулся ребенок и заревел
изо всех сил и потянулся ручонками к маме, она взяла его на руки, и он
спрятал лицо у нее на груди.
иврита, господина Сегала, у которого я училась долгое время. Трижды в неделю
училась я ивриту. Один день учила Библию, один день -- грамматику, и один
день -- письмо, потому что не любил Сегал перепрыгивать с предмета на
предмет, и поэтому разделил на три части. Объяснял мне Сегал книги Завета и
толкования ученых мудрецов от меня не скрывал. А по книгам учил мало, ибо
уходило время на толкования и разъяснения. Много хорошего он мне рассказал,
чего в книгах я не находила. И старался оживить язык наш в моих устах: скажу
я что-нибудь, а он скажет: скажи это на иврите. Говорил он вычурным стилем
прежних времен и радовался, если слова из речей пророков попадались ему на
язык, ибо воистину знали пророки иврит. А больше всего я любила уроки
письма. Тогда сидел себе Сегал спокойно, подперев голову рукой и закрыв
глаза. Тихо-тихо читал он наизусть и в книгу не заглядывал. Как музыкант,
что играет в ночной тьме от полноты сердца и не смотрит в ноты, лишь то, что
душа просит, играет -- так и мой учитель.
давала ему деньги украдкой, а он пересчитывал деньги у меня на глазах и
говорил: я же не врач, чтобы мне давали деньги украдкой, я рабочий и платы
за труд не стесняюсь.
при свете лампы, и иногда и утром я вижу: горит перед ним лампа, потому что
от расчетов забывал он погасить лампу. И мамино имя не поминал более.
свечу жизни, зажег дома, а другую, за упокой души, поставил в молельне. И
когда взял он поминальную свечу отнести в молельню, сказал он мне: не
забудь, завтра день поминовения душ усопших. Голос его дрожал. Я подошла и
поцеловала его руку. И пришли мы в молельню, и посмотрела я вниз с балкона
на молящихся, что поздравляют друг друга и прощения друг у друга просят, и
увидела: стоит отец перед человеком без молитвенного плата(33). Узнала я