Капитан, должно быть, угадал мои сомнения, он улыбнулся и сказал:
ним.
до сих пор пахал на чужих лошадях и просил меня, в случае чего, подать ему
знак. Я достал носовой платок, утер лицо, потом слегка взмахнул платком,
Нильс это увидел и немедля выпряг чужих лошадей. "Интересно, что он теперь
будет делать?" - подумал я. Ничего, этот славный Нильс всегда найдет выход.
Хотя время было самое что ни на есть рабочее, он погнал лошадей домой.
дело, он погоняет лошадей и чуть не на ходу начинает снимать с них упряжь.
силу. - Недаром он лошадей распрягает.
Нильсу, ему и без того нелегко. Я тут же берусь за дело:
Да еще у нас осталась невспаханная земля, и мы...
сорок, вот я и подумал, что, может, господин капитан не станет отрывать нас
от работы.
уходит.
лошадьми и возком, чтобы выполнить приказ.
махнул ему - Нильс не увидал. "Стой!" - закричал капитан хорошо поставленным
офицерским голосом. Нильс не услышал.
с трудом подавлял гнев, но по дороге с поля до конюшни, должно быть, немного
успокоился.
заменю лемех. Это дело недолгое.
вроде никого нет.
Нильс развел гнедых по стойлам, и он сам обходит конюшню, осматривает
лошадей и, разумеется, сразу же видит, какие из них разгорячились. Затем он
возвращается к нам и, вытирая руки носовым платком, спрашивает:
В этом году нам нужно больше лошадей, чем все прошлые годы. Ведь мы
распахиваем куда больше земли, чем раньше. Эти чужие лошади у нас днюют и
ночуют, жрут и пьют, а сами даже той воды не стоят, которая на них уходит.
Эко дело, если я вывел их часа на два поразмяться.
занедужила? - подсказываю я. Нильс встрепенулся.
запрячь ее.
своего не отступится. И коли уж говорить о лошадях, так наши совсем из сил
выбились, потому что страда в этом году дольше обычного, а чужие только
наших объедают да застаиваются себе же во вред".
отвечает Нильс.
бороды, он напряженно думает, потом бросает через плечо:
Мелкие стычки возникали и впоследствии, но там он быстро сдавался.
нельзя ли послать за ним мальчика?
боронит. Если мальчик поедет на станцию, он не вернется до завтрашнего
вечера. Полтора дня считай пропало.
разговор про этот ящик на станции, там просто-напросто очередная партия вин.
Горничные сами слышали.
еще весенняя страда не тянулась так долго, как в нынешнем году. Нильса это
задело за живое, и он ответил:
видом, будто мы обо всем уже заранее столковались: - Ты ведь тоже уйдешь?
у вас спорится.
если и мог, то не больно этому радовался. В лучшем случае он разок-другой
окинул взглядом свои поля и бегло убедился, что вспахано много и засеяно не
меньше - только и всего. Но мы, батраки, старались изо всех сил ради
хозяина, уж такие мы были.
Батрак был человек здешний, из этого прихода, и он хотел управиться с севом
не позднее остальных, для него это был вопрос чести. Ну, а я подражал ему.
Даже когда он нацепил себе на грудь значок трезвенника, он, по-моему, сделал
это, чтобы капитан хоть немного опомнился и мог оценить плоды наших усилий.
Я и в этом был на стороне Нильса. Кроме того, я питал тайную надежду, что,
по крайней мере, хозяйка дома, фру Фалькенберг поймет, какие мы молодцы. На
большее бескорыстие я навряд ли был способен.
выходил из кухни. Она шла через двор, стройная, с непокрытой головой. Я
поклонился, сняв шапку, и взглянул на нее - у нее было на редкость молодое и
невинное лицо. Она ответила на мой поклон с полнейшим равнодушием и прошла
мимо.
на чем и основывал свои наблюдения:
шпионила в пользу своей хозяйки, она ложилась последней, она подслушивала,
стоя на лестнице и разглядывая свои ладони, а когда бывала во дворе и ее
окликали из комнат, делала для начала три-четыре бесшумных шажка. Она была
девушка красивая и разбитная, с глазами на редкость блестящими. Как-то
вечером я застал ее возле беседки, где она нюхала сирень. При моем появлении
она вздрогнула от испуга, предостерегающе указала на беседку и убежала
прочь, прикусив зубами кончик языка.
однажды во всеуслышание сказал своей жене,- думаю, он был пьян и чем-то
раздосадован:
у нас служила.
твоему сведению, она самая расторопная из всех наших горничных.
хитра, что держит при себе соглядатая с единственной целью доказать всем и
каждому, будто ее очень волнует, чем занимается капитан. Тогда в глазах
всего света она может предстать женой-страдалицей, которая втайне тоскует по
своему супругу, но не видит от него ничего, кроме обид и несправедливости.
И, следовательно, имеет полное право отплатить ему той же монетой. Бог
весть, может, дело именно так и обстоит.
неусыпного надзора Рагнхильд, ни когда шептался с Элисабет в укромном
уголке, ни когда поздним вечером хотел уединиться с кем-нибудь в беседке - и
Адамов Григорий
Корнев Павел
Шилова Юлия
Лукин Евгений
Акунин Борис
Контровский Владимир