смеется.
и говорит, что они благодарят и никого не обеспокоят. Просто хотят честно
подработать. Мистер Макквори его спросил, что они будут делать со зверями...
Какие же там звери?
шиллинг.
Джорди еще не кончил.
большой мальчик прогнал меня хлыстом.
надо сказать, меня удивляет. Взрослые говорят с детьми и с нами очень глупо,
слащаво, унизительно. Но мистер Макдьюи действительно слушал Мэри, намыливая
ей уши и спину. Наверное, миссис Маккензи шокировало, что он купает Мэри
Руа, но я могу засвидетельствовать, что ни одна кошка не мыла котенка так
тщательно. Ему это явно нравилось, и сам он становился приятней, хотя не для
меня, меня туда не пускали, я сидела в передней и смотрела под дверь.
комнату, и там он играл с ней или что-нибудь ей рассказывал. Она смеялась, и
верещала, и таскала его за бороду, а иногда они танцевали и играли в
лошадки. Нет, ни детей, ни котят так не воспитывают.
заставлял, а она не хотела. Я и сама не люблю, когда меня заставляют.
он передумает и разрешит. Но он страшно злился. В эти минуты он меня просто
ненавидел.
папу, и Томасину...
мусорщик Брайди, большой ее друг, и многие другие) и начинала тереться о
брюки мистера Макдьюи. Я знала, что ему это неприятно, но шевельнуться он не
мог, пока она не скажет: "Аминь". Тогда я лезла под кровать, откуда меня не
достанешь.
становилось не доброе, а просто глупое. Да. Потом он вздыхал, поворачивался
И медленно выходил из комнаты.
меня и клала на постель. Мистер Макдьюи все это слышал, но делал вид, что не
слышит.
спины, потому что я упала и ушиблась на пристани, у статуи Роб Роя. А наутро
меня убили.
чтобы вернуться к началу приема, к одиннадцати, а после обеда, если нужно,
посетить нескольких больных. Однако он прошел с утренним обходом по своей
ветеринарной больничке, в сопровождении верного Вилли. В этот день он еще
острее, чем обычно, чувствовал, что обход этот -- карикатура на то, что
делал бы он в клинике Эдинбурга или Глазго. Он знал, что там каждое утро
хирург идет по палате с ординаторами, сестрой и сестрой-хозяйкой, проверяет
температурные листки, подходит к больным, кого послушает, кого посмотрит, с
каждым пошутит, каждого ободрит, и у людей прибавится сил для борьбы с
болезнью. В этом ему отказано; вот и он отказал в любви своим пациентам.
бумагу или солому, перевязанные, сытые, мытые и ненужные своему врачу.
Должно быть, они это чувствовали и старались при нем не мяукать и не
скулить.
всегда, на какой ферме кто чем болен, уже сложил шприцы, мази, клизмы,
порошки, вакцины, микстуры, пилюли, иглы, бинты, вату и пластырь; вышел из
дому, сел в машину и уехал.
встретили его радостным лаем, воем, мяуканьем, кудахтаньем, щебетом и всеми
прочими звуками, выражающими любовь животного к человеку.
семидесяти лет, которые Вилли прожил на свете, пятьдесят он отдал животным.
Он был невысок, голову его украшал серебристый венчик волос, а карие глаза
светились беспредельной добротой.
били крыльями, кошки терлись о прутья решетки, высоко подняв хвосты, и даже
самые больные как-нибудь да приветствовали своего друга.
ему лицо. Потом пошел от клетки к клетке, оделяя каждого тайным снадобьем --
любовью. С теми, кто покрепче, он играл, слабых гладил, чесал, трепал за
уши, попугая погладил по головке, всем уделил нежности, пока всех не
успокоил, и тогда приступил к обычным процедурам.
узких, крытых черепицей и спускавшихся рядами к серым водам залива. Его не
радовал ни запах моря, ни запах леса, он не глядел на чаек, и даже синяя
лодка на тусклом зеркале воды не порадовала его. Он свернул к северу, на
Кэрндоу-роуд, миновал горбатый мост через речку и стал подниматься на холмы.
холодным человеком, когда вся его жизнь -- в любви к маленькой Мэри Руа.
Правда, он признавал, что больше он никого не любит.
звезды, и воздух, которым она дышит, и солнце, согревающее ее волосы. Нельзя
любить девочку и не полюбить полевые цветы, которые она приносит с прогулки,
и дворнягу или кота, которых она таскает на руках, и даже ситец, из которого
сшит ее передник. Нельзя любить море и не любить горы; нельзя любить летние
дни и не любить дождь; нельзя любить птиц и не любить рыб; нельзя любить
людей -- всех или немногих -- и не полюбить зверей полевых и зверей лесных;
нельзя любить зверей и не полюбить траву, деревья, кусты, цветы, вереск и
мох.
прибавлял, что не может понять, как же это любят хоть что-нибудь на свете,
не любя Бога. Ветеринар, конечно, сердито фыркал на него и говорил, что
лучше уж ему вещать в поэтическом стиле.
заднему крыльцу своей больницы, кинул Вилли сумку, коротко сообщил, где что
было, вымыл руки, слушая ассистента, надел чистый халат и вышел в приемную,
сердито выпятив бороду.
комбинезонах и нарядных курортников, в том числе -- роскошную даму с
печальным шпицем на руках. Вид их, как всегда, разозлил его. Он все
ненавидел -- и этих людей, и этих зверей, и свое дело.
с самого края, на кончике стула сидит его дочь Мэри Руа.
Хватит с него одной беды. Сердито всматриваясь в нее, он понял, что на ее
плече лежит не коса, а кошка, которую она обнимает, прижавшись подбородком к
ее темени, как любящая мать. Тут Вилли зашептал ему на ухо:
дожидается.
пускаю. Что ж, если пришла, пусть ждет очереди.
шум и дверь широко распахнулась.
фартуки, и мужчины, а завершали процессию преподобный Энгус Педди под руку
со слепым Таммасом Моффатом, продававшем обычно на углу карандаши и сапожные
шнурки, и сам мистер Макквори. Констебль нес залитую кровью собаку по имени
Брюс, которую купили Таммасу Энгусовы прихожане.