с большими молящими глазами. Курсанты давно знали, что у него катар желудка,
и всем казалось, что ему постоянно нехорошо и больно, и всем становилось
легче и веселее, когда он кончал политинформацию и уходил. Как-то весной еще
Анисимов сказал на политзанятиях, что Англия наконец-то потеряла свое былое
мифическое значение на морях и океанах. Он произнес это неуверенно и
смущенно, и с тех пор курсанты называли его "мифическим значением".
участия. Виновато и сострадательно глядя в них, Алексей негромко сказал:
деревня, что впереди, занята противником. Он призвал кремлевцев к стойкости
и сказал, что из тыла сюда тянут связь и подходят соседи.
крупа, и каски звенели у всех по-разному. По-разному - то мягко-заглушенно,
то резко-отчетливо, - далеко за кладбищем прослушивался налетный, волнами,
громовой гул, и тогда каски округло и медленно поворачивались туда, вправо.
Политрук все не уходил, а на завтрак был плов, и неплотно прикрытый котелок
Алексея давно стоял в нише и остывал каким-то нестерпимо томительным духом.
"Гуляев небось не постеснялся бы. У того хватило б смелости и при капитане
пожрать, - обиженно подумал Алексей, - а это "значение" до вечера может
сидеть тут. Что ему? У него катар!" Тогда Анисимов, все время клонивший ухо
к низовому отдаленному грохоту справа, сказал: "Да!" Сказал убежденно и
потерянно, как нечаянно открывший что-то ненужное, и в эту минуту высоко над
церковью ломко и сочно разорвался пристрелочный снаряд. Неколеблемо, как
приклеенное, в небе повисло круглое черное облако, а немного погодя рядом с
ним и все с тем же характерным чоком образовались еще два дегтярных пятна.
ответил: воздух пронизал тягучий, с каждым мигом толстеющий вой, пересекший
окоп и оборвавшийся где-то за коровником резко, облегченно, рассыпчато. И
сразу же, еще над полем за рвом, возникли тонкие жала новых запевов. Как
невидимая игла, звук сразу же впивался в темя, сверлил череп, придавливая
голову вниз, и ничего нельзя было поделать, чтоб не присесть и не
зажмуриться в момент его обрыва. Это проделывали в окопе все - мерно,
слаженно и молча, как физзарядку, и стволы винтовок на бруствере то
приподнимались, то выпрямлялись, и никто из курсантов не оборачивался назад,
туда, где рвались мины...
гуляевским взводом большой ковылиной вырос и вверху пышно завился белый с
желтыми прожилками дымный ствол. Из-под руки взглянув на него, Анисимов
как-то отрешенно полез из окопа, но Алексей бессознательно-властно потянул
его за хлястик назад. Они на мгновение встретились глазами, и, приседая на
дно окопа - над ними близко взвыло, - Анисимов торопливо сказал:
сверху винтовки. Покорежит ведь.
требовалось, он побежал по окопу, отрывисто выкрикивая команду и вглядываясь
в курсантов - испытывают ли они при нем то облегчающее чувство безотчетной
надежды, которое сам он ощущал от присутствия здесь старшего? Сразу же после
его команды курсанты пружинисто садились на корточки спиной к внешней стене
окопа, зажав между коленями винтовки, и, встречаясь с его взглядом, каждый
улыбался растерянно-смущенно, одними углами губ - точь-в-точь как это только
что проделал Алексей под взглядом политрука.
коснувшись земли, образуя круглые грязные логовца, и ни один осколок,
казалось, не залетал в окоп вслепую, дуром, -до того как удариться в
бруствер или стенку, он какое-то время фурчал и кружился вверху, будто
прилаживался, куда сесть. Пробегая по окопу под гнетущим излетным воем мин,
Алексей каждую из них считал "своей" и инстинктивно держался поближе к той
стене, в которую вжались курсанты. "Сейчас в меня... В меня! В меня!" Он
знал, - а может, только хотел того, - что каждый курсант испытывает то же
самое, и это неразделимо прочно роднило его с ними.
оглядев узкий извилистый паз хода. По нему и еще по тем двум, что уходили к
церкви и коровнику, взвод мог одним рывком пересечь приближающийся к окопу
минный вал. "Надо туда! Скорее туда!" Это не было решением. Это походило на
внезапное открытие, когда в душу человека нежданно врывается что-то радостно
большое, живое и победное. Жарким, никогда собой не слыханным голосом
Алексей пропел:
к чему готовясь, и голосом уже иным - резким и испуганно-злым - Алексей
крикнул: "Отставить!" - и побежал назад, к политруку, почти не наклоняясь и
работая локтями, как бегал только в детстве. "Я скажу, что это не
отступление! Мы же сразу вернемся, как только... Это ж не отступление, разве
он не поймет?"
сверху Анисимов не разрешит оставить линию обороны. "Он подумает, что я...
трус! Да-да! А если я уведу взвод без него, меня тогда... "
упруго двинул горячий ком воздуха. Он упал на колени, и сразу же его поднял
тягучий, в испуге и боли крик:
скорчившиеся фигурки курсантов, и, когда сзади с длинным сыпучим шумом
обрушился окоп, а его медленно приподняло и опустило, он еще в воздухе, в
лете, увидел на дне окопа огромные глаза Анисимова и его гипсово-белые руки,
зажавшие пучки соломы.
протяжной ноте и на руках подвигался к Алексею, запрокинув непокрытую
голову.
чем просил Анисимов, но он тут же почему-то подумал, что отрезать у него
нужно полы шинели: они всегда мешают ползти... Он вскочил на четвереньки и
заглянул в ноги Анисимова - на мокрой, полуоторванной поле шинели там
волочился глянцево-сизый клубящийся моток чего-то живого... "Это "они"... "
- понял Алексей, даже в уме не называя своим именем то, что увидел. Он также
почему-то не мог уже назвать Анисимова ни по фамилии, ни по чину и,
преодолевая судорожный приступ тошноты, закричал, отводя глаза:
же окоп накрыло сразу несколькими минами. Еще до того, как упасть, Алексей с
ужасом отметил, что ему никто не встретился из курсантов. Увидав нишу, он
пополз к ней, выкрикивая шепотом:
зажмурился, и в темном грохоте и страхе в одну минуту понял все: и где
находится взвод - "они сами ушли... по ходам сообщения", и зачем Анисимои
просил отрезать "то" - "там у него была вся боль и смерть", и почему разрывы
мин теперь слышались как из-под подушки - "огневой вал сполз в ров, сейчас
все кончится".
кладбища к ходам сообщения побежали курсанты. Алексей остановился, ощущая в
себе какую-то жестокую силу и желание пережить все сызнова.
приказа ни шагу.
знал, что прикончит любого, кто, как он сам, потеряет себя хоть на
секунду...
деревней пластом колыхался мутно-коричневый прах, и пахло гарью, чесноком и
еще чем-то кисло-вонючим, липко оседавшим в гортани. Кроме политрука, убитых
в четвертом взводе не было. Раненых - все в спину - оказалось четверо, и
помощник несколько раз спрашивал Алексея, что с ними делать.
А те трое пускай самостоятельно идут.
Анисимова, и смотрел только на их лица - курсанты отвернулись, когда
сгребали вместе с соломой то, что было у ног убитого.
горлу опять подступил тошнотворный ком.
а наверху то и дело останавливались, менялись местами и переругивались
шепотом. Идя шагах в пяти сзади, Алексей не знал, снять ему шапку или нет.
Они вошли в улицу, когда в воздухе послышался знакомый ведьмин вой, и
Зыков Виталий
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия
Белов Вольф
Прозоров Александр
Орловский Гай Юлий