потому чю опирались на фантазии, а не на науку. А Сашка хотел,
чтобы они летали, чтобы "горки", "бочки" и "иммельманы" были
покорны его самолетам, как его собственное тело было покорно
ему, Сашке Стамескину, футболисту и драчуну. А для этого
требовался сущий пустяк -- расчет, И за этим пустяком Сашка
нехотя, криво усмехаясь, пошел в школу.
физикой, терпел литературу, мыкался на истории и с видимым
отвращением зубрил немецкие слова. Она была трезвой девочкой и
ясно представляла срок, когда ее подопечному все надоест и
Стамескин вернется в подворотни, к подозрительным компаниям и
привычным "оч. плохо". И, не ожидая, пока это наступит,
отправилась в районный Дворец пионеров.
руководитель авиамодельного кружка.-- Вот пусть сперва...
перебивать старших было очень невежливо.--Думаете, из одних
отличников получаются хорошие люди? А Том Сойер? Так вот. Саша
-- Том Сойер, правда, он еще не нашел своего клада. Но он
найдет его, честное комсомольское, найдет! Только чуть-чуть
помогите ему. Пожалуйста, помогите человеку.
клад,-- улыбнулся руководитель кружка.
авиамодельный кружок. Он боялся, как бы там ему в два счета не
доказали, что все его мечты -- пустой звук и что он, Сашка
Стамескин, сын судомойки, с фабрики-кухни и неизвестного отца,
никогда в жизни своей не прикоснется к серебристому дюралю
настоящего самолета. Попросту говоря, Сашка не верил в
собственные возможности и отчаянно трусил, к Искре пришлось
потопать толстыми ножками.
сбегу.
самолеты, а звучный Эдуард Багрицкий. И не просто
интересовал--Искра недавно сама начала писать поэму "Дума про
комиссара": "Над рядами полыхает багряное знамя. Комиссары,
комиссары, вся страна -- за вами!.." Ну и так далее, еще две
страницы, а хотелось, чтоб получилось страниц двадцать. Но
сейчас главным было авиамоделирование, элероны, фюзеляжи и не
вполне понятные подъемные силы. И она не сожалела об отложенной
поэме, а гордилась, что наступает на горло собственной песне.
слабостей главной цели, о радости преодоления и говорила Искра,
когда они шли во Дворец пионеров. И Сашка молчал, терзаемый
сомнениями, надеждами и снова сомнениями.
удовольствий,-- втолковывала Искра, подразумевая под словом
"удовольствия" время будущее, а не прошедшее.-- Иначе мы должны
будем признать, что природа -- просто какая-то свалка
случайностей, которые не поддаются научному анализу. А признать
это -- значит, пойти на поводу у природы, стать ее покорными
слугами. Можем мы, советская молодежь, это признать? Я тебя
спрашиваю, Саша.
понимаешь, каждый! -- рождается для какой-то определенной цели.
И нужно искать свою цель, свое призвание. Нужно научиться
отбрасывать все случайное, второстепенное, нужно определить
главную задачу жизни...
можно было бы уже назвать парнем. Двигались они лениво,
враскачку, загребая ногами.
уловила это.
нехотя, будто с трудом отыскивая слова.-- Отшей девчонку,
разговор есть.
свои подворотни!
грудь.
в сторону. Искра схватила растерянного Стамескина за руку и
потащила за собой.
Стамескина.-- Они все трусы несчастные.
правда. А у кого нет правды, тот просто нахален, вот и все.
каждый день, по строгой системе делала зарядку, с упоением
играла в баскетбол, очень любила бегать, но пуговки на
кофточках приходилось расставлять все чаще, платья трещали по
всем швам, а юбки из года в год наливались такой полнотой, что
Искра впадала в отчаяние. И глупое словечко "бомбовоз" -- да
еще сказанное при Сашке! -- было для нее во сто крат обиднее
любого ругательства.
легкокрылые планеры, и в само название "авиамодельный кружок".
Искра рассчитала точно: теперь Сашке было что терять, и он
цеплялся за школу с упорством утопающего. Наступил второй этап,
и Искра каждый день ходила к Стамескину не просто делать уроки,
но и учить то, что утерялось во дни безмятежной Сашкиной
свободы. Это было уже, так сказать, сверх обещанного, сверх
программы: Искра последовательно лепила из Сашки Стамескина
умозрительно сочиненный идеал.
друзьями Искра вновь столкнулась с ними -- уже без Саши, без
поддержки и помощи и даже не на улице, где, в конце концов,
можно было бы просто заорать, хотя Искра скорее умерла бы, чем
позвала на помощь. Она вбежала в темный и гулко пустой подъезд,
когда ее вдруг схватили, стиснули, поволокли под лестницу и
швырнули на заплеванный цементный пол. Это было так внезапно,
стремительно, и беззвучно, что Искра успела только скорчиться,
согнуться дугой, прижав коленки к груди. Сердечко ее замерло, а
спина напряглась в ожидании ударов. Но ее почему-то не били, а
мяли, тискали, толкали, сопя и мешая друг другу. Чьи-то руки
стащили шапочку, тянули за косы, стараясь оторвать лицо от
коленок, кто-то грубо лез под юбку, щипая за бедра, кто-то
протискивался за пазуху. И все это вертелось, сталкивалось,
громко дышало, пыхтело, спешило...
ощупать, обмять, обтискать, "полапать", как это называлось у
мальчишек. И когда Искра это сообразила, страх ее мгновенно
улетучился, а гнев был столь яростен, что она задохнулась от
этого гнева. Вонзилась руками в чью-то руку, ногами отбросила
того, что лез под юбку, сумела вскочить и через три ступеньки
взлететь по лестнице в длинный Сашкин коридор.
в пальтишке с выдранными пуговицами, все еще двумя руками
прижимая к груди сумку с учебниками. Ворвалась, закрыла дверь и
привалилась к ней спиной, чувствуя, что вот-вот, еще мгновение
-- и рухнет на пол от безостановочной дрожи в коленках.
керосинке, а сам Сашка сидел за столом и честно пытался решить
задачу. Они молча уставились на Искру, а Искра, старательно
улыбаясь, пояснила:
телом оттолкнулась от двери; сделала два шага и рухнула на
табурет, отчаянно заплакав от страха, обиды и унижения.
обращалась к ней, как ко взрослой.-- Да господи, что сделали-то
с вами?
упорно улыбаясь и размазывая слезы по крутым щекам.-- Мама
расстроится, заругает меня за шапочку.
женщина.-- Водички выпейте, Искра, водички.
и вышел.
вязаную шапочку, выплюнул в таз вместе с кровью два передних
зуба, долго мыл разбитое лицо. Искра уже не плакала, а
испуганно следила за ним; он встретил ее взгляд, с трудом
улыбнулся: