Чтение 5–й страницы книги ~Чемодан с видом на Карибы~

Выйдя на улицу. Надежда вдохнула полной грудью и тут же закашлялась, потому что воздух вблизи вокзала был вовсе непригоден для дыхания. От чемодана она избавилась, но не до конца. Ждать, пока проявится неизвестный Кулик, было не в характере Надежды Николаевны, она была натурой деятельной и не любила никаких неясностей. Итак, если с больницей получился прокол, то следует наведаться еще раз на улицу Фиолетова и выяснить, не появилась ли дома та самая Катя, к которой посылал Надежду Кулик.

Если она дома, то Надежда отдаст ей ключик от ячейки и может считать себя свободной. А если нет, то на нет, как говорится, и суда нет. Во всяком случае, отсюда до улицы Фиолетова недалеко, а муж сегодня задержится на работе, так что время у Надежды как раз есть.

* * *

Надежда вышла из автобуса на улице Фиолетова и свернула в знакомый двор.

Сегодня здесь было гораздо оживленнее, чем в прошлый раз. Возле того самого подъезда, в котором Надежда столкнулась в прошлый раз с перепуганной девицей, стояли две легковушки с милицейской мигалкой, около них толклись хмурые парни характерной ментовской наружности. То ли создатели сериала "Менты" уловили основные характерные черты сотрудника милиции, то ли милиционеры в последнее время стали одеваться и вести себя, как исполнители главных ролей в этом сериале, но сходство между теми и другими, безусловно, имеет место.

Надежда невольно замедлила шаги и приблизилась к неторопливо переговаривающимся ментам. Внутренний голос подсказывал ей, что не стоит соваться в подъезд, не разведав предварительно ситуацию. С неудовольствием отметив, что голос в последнее время совершенно обнаглел и не дает ей и шагу ступить самостоятельно, Надежда все же решила прислушаться.

Остановившись в нескольких шагах от милиционеров, она сделала вид, что изучает вывешенное возле подъезда объявление, и прислушалась к разговору бравых защитников порядка, надеясь узнать что-нибудь полезное. Объявление, кстати, было само по себе интересное и в другое время привлекло бы внимание Надежды Николаевны. Какой-то безутешный жилец сообщал, что у него улетел зеленый желтолобый попугай, говорящий на четырех языках, и просил вернуть его за значительное вознаграждение. Но сейчас Надежде было не до попугая, она вслушивалась в разговор ментов.

- Нет, определенно Лизка водку палит, - говорил белобрысый парень в черных джинсах и потертой кожаной куртке, потирая затылок, иначе с чего бы так башка трещала?

- А ты сколько вчера выжрал-то? - усмехнулся долговязый тип с оттопыренными ушами. По моим приблизительным подсчетам, аккуратно литр!

- Ну что - литр! - возражал белобрысый. Прямо уж и литр! Да если бы и литр, что мне, впервой, что ли? Что я, ботаник, что ли, чтобы у меня от литра на следующий день такая юриспруденция в голове творилась?

- Нет, ты не ботаник! - отозвался лопоухий. Ты химик! Ты ведь к этой водке еще портвешка бутылку добавил!

- Ну и что? Водка без пива - деньги на ветер!

- Так то без пива! А портвейном водку лакировать - это последнее дело! Так что Лизка тут ни при чем, нечего ей статью шить! - лопоухий отступил на шаг и добавил, наклонив голову набок:

- А вот ты лучше скажи - ты ей деньги отдал?

- Какие деньги, какие деньги? - засуетился белобрысый.

- Сам знаешь - какие! Какие в субботу занимал!

- Да тебе-то что? Сам знаешь - до получки еще, как до звезд!

- Ох, Костик, доиграешься ты! - усмехнулся лопоухий. - Заставит она тебя жениться в счет долга!

Надежда поняла, что ничего полезного из этого разговора не узнает, и медленно двинулась прочь от подъезда. На этот раз она решила обратиться за информацией к тем, кто всегда все знает, - к местным старухам, теснившимся на скамейке в середине двора, возле замусоренной детской песочницы.

Старухи негромко переговаривались, постоянно бросая настороженные взгляды на окруженный милицией подъезд, так что можно было не сомневаться в животрепещущей теме их разговора.

- А все через мужиков, - авторитетным тоном говорила бодрая бабка в спортивной шапочке с надписью "Найк", явно позаимствованной у внука. - Все дело в том, что непрерывно к ней мужики таскались, и все разные! Тут, понятное дело, дождешься неприятностей!

- А вот и врешь ты все, - азартно возражала ей особа с залихватски сверкающими золотыми зубами, - это не к ней мужики ходили, а к Анысе Севастьяновой из девятнадцатой! И ходют, и ходют, и, почитай, каждую неделю все разные! Ты, Петровна, вечно все путаешь, потому что не видишь ничетошеньки! Очки тебе нужно носить, а ты все молодишься! - она неодобрительно покосилась на спортивную шапочку. - А эта была девка самостоятельная. Так что не в мужиках тут дело, если бы от мужиков такое происходило, так у нас бы уже полдома перерезали! А тут все дело в ентом.., в бизьнесе, бабка с явным удовольствием выговорила модное слово, - бизьнесом она занималась, а от него, известное дело, добра не жди! Это еще она хорошо отделалась...

- Это как же это - хорошо? - воскликнула первая. - Это если насмерть зарезали, ты считаешь, хорошо, так что ж тогда плохо?

- А что ты думаешь? - не сдавалась зубастая, - вон у племянницы моей в доме этого... бизьнесмена взорвали, так мало того, что самого насмерть, так еще и парадную всю разворотило, так что племянница в тот день и на работу не попала, вот! А ты говоришь...

Тут разговорчивая бабка заметила подошедшую Надежду и, прервав свою пламенную речь, осведомилась:

- А тебе, девушка, что надо?

Надежда Николаевна, польщенная тем, что ее неожиданно назвали девушкой, потупилась и вежливо поинтересовалась:

- Я, конечно, прошу прощения, что отвлекаю вас от разговора, а только вы, наверное, знаете, отчего это там столько милиции собралось?

Золотые зубы старухи лязгнули, как створки капкана, она подозрительно оглядела Надежду и спросила:

- А ты, девушка, собственно, почему интересуешься? Какая у тебя такая важная причина?

- Чего ты сразу так, Васильевна, на человека напустилась? - перебила ее бабка в спортивной шапочке. - Человек, может, по-хорошему интересуется, потому как любопытно.., не каждый же день убийство случается...

- По телевизору, - немедленно возразила упорная Васильевна, - не то что каждый день, а, считай, каждую минуту!

- Так то по телевизору! - спортивная старуха понизила голос. - А тут живого человека зарезали! Личную нашу соседку!

- Зарезали? - ахнула Надежда Николаевна. Соседку? Вот из того подъезда? А не с первого ли этажа?

- С первого, с первого! - заговорщическим полушепотом подтвердила старуха. - Катьку из шестой квартиры! И непременно через мужиков она погибла, потому как вечно к ней мужики ходили! Вот какая-нибудь жена-то и не стерпела...

- Опять ты все перепутала, Петровна, не к ней же ходили-то! - подхватила Васильевна, хищно сверкнув зубами и уставившись на Надежду. - А вот ты скажи, девушка, какой у тебя здесь собственный интерес? Что это ты тут разглядываешь да рассматриваешь?

- Я тут по работе, - быстро ответила Надежда Николаевна, на всякий случай понемногу отступая.

- А где это ты, девушка, работаешь, - не отставала бабка, - что в рабочее время по чужим дворам разгуливаешь?

- В пенсионном фонде, - мгновенно нашлась Надежда, - проверяю благосостояние жильцов на предмет пересмотра пенсии.

- Он! - Васильевна всплеснула руками. - Да что ж ты, девушка, сразу не сказала? Ты с нами посиди, поговори насчет нашего.., благосостояния, - и она подвинулась, расчищая для Надежды место на скамейке.

- Некогда мне, - строго ответила Надежда Николаевна, разворачиваясь. - Мне сегодня еще четырнадцать адресов обследовать надо!

- Вот ведь ты, Васильевна, - услышала она за спиной огорченный голос. - Вечно со своим характером! Никак не можешь удержаться! Такого, можно сказать, важного человека обидела!

Продолжения дискуссии Надежда не расслышала. Она удалялась от места событий со всей возможной скоростью, но при этом так, чтобы ее отступление со стороны не было похоже на бегство.

Надежду обуревали разнообразные мысли.

Первая, и самая главная, мысль была, что она по своему обыкновению вляпалась в неприятности. Оперативники непременно будут опрашивать соседей, и кто-нибудь из них может вспомнить Надежду, то, что она входила накануне в тот самый подъезд. Да те же старухи вполне могут ее узнать! Ведь они всегда дежурят на своей скамейке, были там и вчера! Дернул же ее черт связаться с проклятым чемоданом!

Судя по тому, что ей удалось разузнать у старух, в той самой квартире, куда она должна была привезти чемодан, произошло убийство. Причем убили именно ту девушку, к которой ее послал Кулик!

Надежда вспомнила слова теряющего сознание мужчины:

"Это вопрос жизни и смерти". Смерти! Вот она и умерла, эта Катя! Может быть, ее убили именно из-за чемодана?

Надежду передернуло. Неужели эту девушку убили из-за того, что она. Надежда, не привезла вовремя чемодан? Но ведь она его привезла!

А то, что самой Кати не было дома, - в этом Надежда не виновата!

Стоп. Надежда Николаевна вспомнила девушку, которую встретила вчера на лестнице. Она выходила именно из шестой квартиры, и на ней буквально не было лица! Как она торопилась убежать! Так, может быть, это она, за минуту до того как столкнулась с Надеждой, убила Катю? Иначе отчего у нее был такой полубезумный вид? Покойника увидишь - испугаешься, это уж точно!

"Бежать, - приказывал Надежде внутренний голос, - бежать как можно быстрее с улицы Фиолетова. Бежать домой, сидеть там тихо и готовить мужу на ужин голубцы с мясом или блинчатый пирог"!

- Почему именно это? - удивилась Надежда на бегу.

"Потому что это долго и нудно - готовить блинчатый пирог. Пока блины пожаришь, пока придумаешь, чем их прослоить, пройдет куча времени, и никаких мыслей не останется в голове, кроме кулинарных".

Умом Надежда понимала, что внутренний голос прав на все сто, но из духа противоречия не могла с ним согласиться. Сейчас, правда, лучше бы не спорить и сделать, как он велит, исключая, конечно, блинчатый пирог, это уж чересчур. А вот завтра она обязательно навестит ту подозрительную девицу из музея Панаева и выяснит, что там произошло в квартире у Кати.

Честно говоря, интуиция подсказывала Надежде, что встреченная на лестнице девушка не убийца, она просто была очень напугана... однако следует с девицей держаться посуровей, чтобы сразу все выяснить. Надежда знает ее имя, больше того - знает место работы, так что ничего не стоит ее найти. Найти и расспросить - что она делала в шестой квартире и чего так испугалась. Кстати, у Надежды есть вполне приличный повод для визита - она должна отдать девушке потерянный пропуск, ведь это серьезный документ и восстанавливать его - ужасная морока!

Внутренний голос пытался что-то вякнуть насчет того, что пропуск следует срочно выбросить в первую попавшуюся урну и забыть про девицу и про музей Панаева навсегда, но тут уж Надежда проявила характер и так приструнила противный голос, что он обиделся и замолчал надолго.

* * *

Валентин Марленович проснулся и долго не мог понять, где он находится. Над ним был потолок в разводах застарелых протечек, в спину болезненно врезались пружины незнакомой кровати. На пододеяльнике чернело неразборчивое клеймо, и сам пододеяльник поражал своей вопиющей изношенностью. Сбоку доносился чей-то молодецкий храп. Валентин попытался повернуться на бок, чтобы разглядеть храпуна, но шею было не повернуть. От боли в голове немного прояснилось, и он вспомнил вчерашние события: то, как он ехал в маршрутке, как эта маршрутка резко затормозила и он ударился головой о железную стойку. После этого в воспоминаниях начинались досадные пробелы. Ему было плохо, он терял сознание, во время одного из просветлений увидел рядом с собой женщину средних лет с приятным, озабоченным лицом и попросил ее доставить по адресу чемоданчик...

Вспомнив про чемоданчик, Валентин застонал и резко сел на кровати.

Окружающая действительность немножко покачалась, как лодка около причала, и остановилась. Он находился в большой больничной палате, среди полутора десятков спящих мужчин разной степени увечности и забинтованности.

В палате пахло хозяйственным мылом, лекарствами и подгорелой кашей. Справа спал на спине, широко открыв рот, пузатый мужчина с огромной черной бородой, вылитый Карабас-Барабас из детской сказки. Это именно он издавал могучий храп.

Чемоданчик!

Валентин Марленович снова застонал.

Любимая женщина доверилась ему, поручила ему такое важное дело, а он не смог довести его до конца! Конечно, он не виноват, что попал в аварию, но он должен был хоть ползком добраться до цели и отдать чемоданчик с письмами, а не поручать такое важное дело незнакомому человеку... Правда, у той женщины, которой он отдал чемоданчик, было хорошее, вызывающее доверие лицо, но все равно это его не извиняет. Он должен был сам, непременно сам, передать письма!

В палату вошла медсестра. Она обходила больных, будила их, раздавала им градусники.

Дойдя до Валентина Марленовича, нахмурилась:

- Больной, вы что это поднялись? Вам лежать надо!

- Сестричка! - проговорил Валентин умоляюще. - Мне очень нужно позвонить! Я должен сообщить...

- Не положено, - отрезала сестра.

- Я вас умоляю! Это вопрос жизни и смерти! - Валентин прижал руки к груди. - Я вас потом отблагодарю! У меня сейчас при себе нет денег, но я обязательно...

- Не нужна мне ваша благодарность, - фыркнула сестра, но в лице ее что-то изменилось.

- Ладно, - проговорила она, оглянувшись на других больных, - пошли на пост... Сам-то дойдешь?

- Конечно! - Валентин просиял.

Однако, встав на ноги, снова почувствовал головокружение. Не показывая сестре свою слабость, взял себя в руки и нарочито твердым шагом двинулся вслед за ней.

- Звони, - сестра пододвинула к нему телефон, - только недолго!

- Спасибо, - Валентин снова прижал руки к сердцу, на этот раз в жесте благодарности. Сестра деликатно отошла, и он набрал номер.

Только после этого взглянул на стенные часы и поразился, как еще рано. В такое время Лариса еще спала.., он хотел уже повесить трубку, но в ней раздался такой знакомый, чуть хрипловатый голос. Слышать этот голос для Валентина всегда было счастьем.

- Лариса, это я! - радостно проговорил он.

В трубке на какое-то время воцарилось молчание. Наконец, Лариса спросила с каким-то странным выражением:

- Ты куда пропал?

- Понимаешь, - торопливо заговорил Валентин, - я попал в аварию, маршрутка налетела на другую машину, я ударился головой и теперь нахожусь в больнице...

- Ударился головой? - повторила Лариса. Это точно, только случилось это не вчера, а гораздо раньше! Какого черта ты поехал на маршрутке? Я же тебе, кажется, ясно сказала...

- Понимаешь, родная, у меня заглохла машина, а время было на пределе, вот я и решил...

- Он решил! - прошипела женщина. - Идиот! Короче, где чемодан?

- Я надеюсь, что он уже доставлен по адресу! - с фальшивой жизнерадостностью ответил Валентин.

- Что значит - ты надеешься? - таким он еще никогда не слышал голос любимой женщины.

В нем был сейчас и холод, и металл, и яд всех существующих на земле ядовитых змей. - То есть ты не знаешь, где чемодан?

- Я попросил отвезти его одну женщину, проговорил Валентин, чувствуя, как почва стремительно уходит у него из-под ног.

- Какую еще женщину? - тихим, страшным голосом спросила Лариса.

- Она ехала со мной в маршрутке.., у нее очень порядочное лицо.., думаю, она уже доставила чемоданчик по адресу...

- Порядочное лицо! - повторила Лариса и расхохоталась. - Да ты знаешь, кретин, у кого самые порядочные лица? У профессиональных аферистов!

- Нет, Лариса, ты не права, - вступился он за незнакомую женщину, - она не такая.., кроме того, я взял у нее телефон...

- Телефон? - резко оборвала его Лариса. Говори его быстро!

- У меня сейчас его нет, он, кажется, в тумбочке возле кровати, а я звоню с поста медсестры.., начал путано объяснять Валентин Марленович.

- Идиот! - снова выкрикнула женщина. Доверить неизвестно кому такие огромные деньги!

- Как - деньги? - переспросил Валентин, и во рту у него моментально пересохло. - Ты ведь говорила, что в чемоданчике письма.., твои письма...

- Письма? - Лариса снова расхохоталась. Только такой кретин, как ты, мог поверить в эту ерунду! Кто сейчас пишет любовные письма?

Слава богу, не девятнадцатый век на дворе! Короче, быстро говори - где ты находишься, в какой больнице?

Валентин чувствовал себя так, как будто из него внезапно вынули все кости, причем без наркоза. Однако он машинально окликнул медсестру и спросил, в какой больнице находится.

- В сорок седьмой, - ответила та и добавила:

- Шел бы ты в палату, а то бледный такой стал краше в четвертый корпус везут...

- Куда? - переспросил Валентин.

- В четвертый корпус, в покойницкую.

- Ну, где ты там пропал? - раздался возле уха раздраженный голос Ларисы. - Опять, что ли, в аварию попал? Каталка больничная, что ли, на тебя наехала?

- Сорок седьмая больница, - угасшим голосом проговорил Валентин Марленович Кулик.

- Сиди на месте! - полным презрения голосом проговорила Лариса. - И, ради бога, не проявляй никакой инициативы, а то опять наломаешь дров!

Валентин все еще держал трубку около уха, хотя из нее доносились только короткие гудки отбоя. Его жизнь дала трещину, более того - она утратила свой главный смысл.

Валентин Марленович Кулик был представителем вымирающей породы людей. Он был романтик. То есть верил в светлую даль, необозримые горизонты и высокие чувства, но в первую очередь - в любовь с первого взгляда и до гроба.

И такая любовь у него была, была до сегодняшнего дня.

Он встретил Ларису десять лет назад около театра. Тогда в наш город приехал на гастроли известный московский театральный коллектив.

Как настоящий романтик, Валентин был заядлым театралом и, опять-таки, как настоящий романтик, не умел покупать билеты с переплатой.

Точнее, он просто не представлял, что такое возможно. Но ему повезло, он отстоял очередь и купил два последних билета: для себя и для своей сослуживицы Лены Теркиной. Лена была невзрачная, но довольно практичная девушка. Она понимала, какие сложности создает романтик в быту, но понимала также, что других вариантов ей скорее всего не найти, и что даже такой бесполезный мужчина, как Валентин, лучше, чем вовсе никакого. Поэтому она посещала с ним спектакли и концерты, скрепя сердце выслушивала симфоническую музыку и ненавязчиво подводила романтика к мысли о женитьбе. Однако Валентин к этой мысли шел очень медленно: он, как уже было сказано, верил в настоящую любовь и ждал ее. Он ждал ее, составляя бесконечные отчеты у себя на работе, ждал, слушая скрипичные квартеты и арии из популярных опер, ждал, покупая молочные сосиски и докторскую колбасу в круглосуточном магазине на углу.

И наконец он дождался.

Отойдя от окошечка кассы с двумя билетами в руке, Валентин увидел стоявшую в сторонке расстроенную девушку. Сердце его ликующе забилось и едва не выскочило из груди: он понял, что дождался, что это - Она, его Великая Любовь, с первого взгляда и на всю жизнь. У нее были зеленые глаза и пышные волосы цвета осенней листвы. Ее звали Лариса. Она тоже была практичная девушка, но в отличие от Лены Теркиной Лариса была красива, понимала это и намеревалась извлечь из своей красоты все возможные преимущества. Тем более что время неумолимо уходило: Ларисе было уже двадцать пять лет, а она все еще была не замужем. Дело в том, что выросла она в маленьком провинциальном городке, где для нее просто не было подходящих вариантов, и только теперь смогла перебраться в Петербург. Лариса от природы была неглупа, и понимала, что перспективного спутника жизни нужно искать не в ночном клубе или казино, а на престижном спектакле или модном вернисаже.

Она посещала эти мероприятия вдвоем с подругой, невзрачной и глуповатой, которая замечательно оттеняла внешние и внутренние данные самой Ларисы. И вот в этот день она приехала за билетами, и билетов ей не досталось.

Увидев Валентина Марленовича, она сразу же поняла три вещи: во-первых, что он мгновенно и насмерть влюбился; во-вторых, что он сделает для нее все что угодно, в пределах, допускаемых уголовным кодексом; и в-третьих, что проку от него немного, разве что билеты на сегодняшний спектакль.

Лариса придала своему лицу выражение неутешной грусти, которое очень ей шло, и встала на пути у Валентина. Валентин остановился и, робея и заикаясь, спросил, чем огорчена прекрасная незнакомка и не может ли он ей помочь.

Лариса поведала, что всю свою сознательную жизнь мечтала попасть именно на этот спектакль, но мечте ее, судя по всему, не суждено осуществиться.

Валентин протянул ей свои билеты. Он не взял с нее денег, более того - не попросил у красавицы телефона, просто не посмел. Для него было достаточной наградой увидеть ее счастливую улыбку. Лене Теркиной он смущенно сообщил, что не смог достать билетов. Это была едва ли не первая ложь в его жизни. Лена в глубине души порадовалась - она терпеть не могла театр и предложила вместо спектакля посидеть в кафе.

Валентин опять смутился и сказал, что не сможет, потому что будет работать над очередным отчетом. Лена почувствовала смутное беспокойство.

В день спектакля Валентин за полчаса до начала стоял возле здания театра. Лариса с подругой появилась в последнюю минуту. Она заметила немого обожателя, но сделала вид, что не видит его, и прошла мимо. Этот спектакль оказался для Ларисы судьбоносным: в антракте она наконец познакомилась с очень перспективным мужчиной. Он был толст, лыс и богат, и он проявил несомненный интерес к зеленоглазой красавице. Вышли они из театра втроем - Виктор Андреевич, как звали мужчину, Лариса и ее подруга. Валентин, который по-прежнему стоял на ступенях у входа, почувствовал болезненный укол в области сердца.

Однако произошло неожиданное: проходя мимо него и делая вид, что по-прежнему не обращает внимания, красавица незаметным жестом вложила в руку Валентина записку. Он сжал ее в кулаке и долго не решался прочитать. Когда же наконец развернул - узнал телефон и имя женщины своей мечты.

Лариса вела себя очень умно и целеустремленно, и вскоре смогла довести Виктора Андреевича до Дворца бракосочетаний. Валентина она придерживала поблизости - безобидный и преданный поклонник украшал ее образ и охотно выполнял любые мелкие поручения. Замужество любимой он перенес болезненно, но мужественно. Он был романтиком, но не круглым идиотом, и понимал, что никогда не сможет создать Ларисе такую жизнь, которой она достойна. На свадьбу он подарил немыслимый букет, израсходовав на него почти все свои сбережения, как влюбленный художник из песни "Миллион алых роз".

С тех пор прошло уже десять лет. К Валентину привыкли все в окружении Ларисы Ивановны, как привыкают к предмету мебели или домашнему животному. Даже мужа он перестал раздражать - Виктор Андреевич смотрел сквозь него, совершенно не замечая. Отношения с Ларисой оставались платоническими и романтичными - дама сердца объяснила Валентину раз и навсегда, что изменять мужу не станет ни при каких обстоятельствах, чем еще больше покорила своего пламенного воздыхателя. Лариса за эти десять лет не только не постарела - наоборот, она стала еще красивее за счет хорошо оплачиваемой работы косметологов, визажистов и парикмахеров. Сам же Валентин Марленович очень сдал, постарел и сник. Если вначале их знакомства ему было едва за тридцать, то теперь уже перевалило за сорок, а в этом возрасте неухоженные, нездоровые холостяки очень быстро старятся. В личной жизни его ничего не изменилось, да он и не собирался ничего менять, он был доволен тем, что может почти ежедневно лицезреть предмет своего обожания.

И однажды случилось неожиданное.

Он застал Ларису заплаканной, с красными, припухшими глазами. Это было невероятно - она так следила за собой, показаться хотя бы одному человеку ненакрашенной было для нее просто невозможно! Но он по-прежнему был в нее влюблен, и в таком виде Лариса показалась ему еще прекраснее.

- Что с тобой, моя радость? - спросил взволнованным голосом неисправимый романтик.

И Лариса поведала ему душещипательную историю.

Давным-давно, еще до знакомства с Валентином, она любила некоего молодого человека.

Ему пришлось отправиться в горячую точку, где он и пропал без вести. Однако, прежде чем исчезнуть, он написал ей массу писем - страстных, горячих, полных признаний. Эти письма Лариса всегда бережно хранила, всюду возила их с собой в маленьком чемоданчике. Но вот теперь этот человек снова появился, а она уже замужем и не может ничего изменить в своей жизни. А до мужа дошли какие-то слухи, и он стал очень подозрителен.

- Я не могу уничтожить эти письма, - простонала Лариса, ломая руки, - они слишком дороги мне! Но не могу и оставить их дома, потому что их может найти Виктор! Что делать, что делать!

Валентин Марленович хотел уже предложить спрятать эти письма у себя, но Лариса не дала ему сказать ни слова.

- Вот что, - решительно заявила она, вытирая слезы. - Ты готов оказать мне маленькую услугу?

Валентин хотел сказать, что если отдать за нее жизнь - это маленькая услуга, то он готов, но слова застряли в горле, и он просто кивнул.

- Отлично! - воскликнула Лариса. - Тогда ты возьмешь этот чемоданчик, чемоданчик с письмами, и отвезешь по одному адресу. Там тебя встретит девушка, ее зовут Катя. Ты скажешь ей пароль, она ответит и возьмет у тебя чемоданчик. Это очень надежная девушка, я ей доверяю как.., как тебе. Только помни - эти письма мне очень, очень дороги! Ты должен их доставить быстро и передать Кате из рук в руки!

- Ты могла бы этого не говорить, - ответил Валентин с церемонностью английского лорда.

Лариса вынесла ему чемоданчик, назвала пароль и адрес и велела поторопиться.

Валентин торопился, но его старая "пятерка" заглохла, и все кончилось в маршрутном такси неподалеку от больницы.

И вот теперь он стоял, прижимая к щеке телефонную трубку, и медленно прозревал. Собственно, что-то началось еще вчера. После удара о железную стойку в его голове что-то сместилось. У одних людей таким ударом отбивает последние остатки разума, у Валентина же отбило романтические наклонности. С него свалились розовые очки, сквозь которые он всю жизнь смотрел на жизнь и людей, в особенности же на предмет своей неземной любви. И поэтому сейчас, во время телефонного разговора, он не пропустил мимо ушей слова Ларисы.

Самое главное - та интонация, с которой она говорила.., презрительная, издевательская! "Не девятнадцатый век на дворе"... "Кто сейчас пишет письма"...

Она считала его выжившим из ума кретином, не знающим жизни, инфантильным и недалеким, и использовала его для мелких и постоянных поручений! А вчера втянула его в преступление!

Она сказала, что в чемодане были деньги, большие деньги. Значит, она ему наврала, использовала его, чтобы передать сообщнице украденные у мужа деньги. Что деньги краденые, было ясно из того, какой хитрой ложью она все это обставила, а что украдены они именно у мужа, Валентин понял каким-то неожиданно прорезавшимся у него шестым чувством.

- Ну-ка, давай трубку, - проговорила медсестра, - что стоишь, как телеграфный столб? Сказал же - недолго, а сам полчаса проторчал!

Она отняла у него телефон и проводила в палату. Валентин Марленович не сопротивлялся, он послушно шел, мучительно переваривая свое ужасное открытие, крах своей великой любви.

Через час та же сестра вошла в палату и удивленно спросила: