— Значит, поезжай прямо. — Мышильде не сиделось на месте, она ерзала и была готова вывалиться в открытое окно.
Под лай собак и взгляды старушек на скамейках мы с шиком прокатились до тринадцатого дома, испытывая некоторое, вполне объяснимое нетерпение. Здесь улица делала плавный поворот, мы тоже сделали и ошалело замерли. Пятый дом смотрел на нас сияющими чистотой окнами, девятый тоже смотрел, правда, без сияющей чистоты, а вот седьмого не наблюдалось. Вместо него простирался пустырь, спереди заросший терновником. а на остальном обширном пространстве крапивой.
— А где же он? — растерялась Мышильда.
— Черти слопали, — нахмурилась я. Дома в самом деле не было. Куда он мог подеваться?
Я выбралась из машины и подошла ближе к пустырю. Сзади раздался вопль и грохот ведер, я повернулась и увидела на тротуаре мужичка в трико, желтой майке и луже воды, он слабо дергал босыми ногами и таращил глаза. Два ведра катились по проезжей части. Я подняла емкости и подошла к мужичку с застенчивой улыбкой.
— Вам помочь? — спросила я ласково.
Он прикрыл глазки, вздохнул, потом с трудом поднялся, при этом сделался немногим выше: ростом он был с сидящую собаку, его нос пребывал теперь где-то в районе моего желудка. Задрав голову, он взглянул на меня и, раздвинув рот до ушей, как-то разом поглупел. Тут к нам подскочила Мышильда и спросила:
— Не знаете, куда делся седьмой дом?
— Сгорел, — ответил дядька и нахмурился, без всякого удовольствия глядя на сестрицу.
В этот момент я обратила внимание, что на всем обозримом пространстве улицы возле домов стоят люди и смотрят на нас с выражением крайнего удивления. Дядька перевел взгляд с Мышильды на меня и опять блаженно улыбнулся. Я сделала сестрице знак молчать и обратилась к нему:
— Где нам можно снять комнату? Дней на десять?
Он с ходу ткнул пальцем в дом номер девять.
— А не скажете, хозяйка сейчас дома?
— Дома, то исть нет. Я хозяйка, то исть хозяин.
— Отлично, — кивнула я с ободряющей улыбкой. — Может, войдем в дом и там поговорим?
— Войдем, то исть входите.
— А машину можно к палисаднику подогнать?
— Хоть в огород, хоть в палисадник.
— Мышильда, принеси воды, — сказала я, направляясь к «Фольксвагену». Сестрица без особой охоты подчинилась и пошла с ведрами к колонке, которая находилась метрах в тридцати от дома. Дядька все еще стоял навытяжку, застенчиво шевеля пальцами ног.
Когда я подогнала машину, а Мышильда вернулась с полными ведрами, он наконец опомнился и вприпрыжку бросился к родному дому, распахнул дверь и, отвесив поясной поклон, сказал с чрезвычайной любезностью:
— Заходите, вот сюда, прошу то исть…
Мышильда с ведрами в руках с трудом протиснулась мимо него, определила ведра на лавку возле стены и первой вошла в дом. Дом был большой и несколько захламленный. Было ясно с первого взгляда — хозяйка отсутствовала. Однако назвать дом совсем уж заброшенным, а тем более бедным, значило бы грешить против истины. Мебели было в избытке, старой, но добротной, а в буфете, стоявшем рядом с газовой плитой, красовался сервиз «Мадонна», недавний предел мечтаний всякой хозяйки. На столе наблюдались остатки трапезы и следы возлияний «на двоих».
— Вот оно, значит, — сказал дядька, разводя руками. — Здесь то исть и живу.
— Отлично, — заявила я. — Где нам следует разместиться и сколько за постой должны будем?
— Размещайтесь, где удобнее, я сам-то сплю в кухне, вот здесь, на диванчике. А за постой — сколько не жалко.
Предложение мне понравилось, я решила свести знакомство с хорошим человеком, протянула руку и представилась:
— Елизавета.
— А по отчеству как? — поинтересовался дядька, заметно скривившись от моего рукопожатия.
— Петровна. Но отчество необязательно. А вас как звать-величать?
— Евгений Борисыч, но тоже без отчества можно. Люди мы простые, ни чинов, ни званий… не удостоили то исть… Вот, значит… — Он немного потряс кистью правой руки и затих, а я сказала:
— Может, Евгений Борисович, тогда в магазин сносишься? Я аванс выдам в счет проживания, да своих малость прибавлю. Вечер на дворе, пора ужинать. Посидим, познакомимся.
— Это мы мигом, — обрадовался хозяин, я выделила сотню, и он потрусил в магазин, забыв обуться.
— А как меня зовут, даже не спросил, — насупилась Мышильда.
— Ничего, прибежит — познакомишься. Давай-ка прибери на столе, а я вещи из машины перетащу.
Пока Евгений Борисович отсутствовал, мы присмотрели для жизни террасу, решили обосноваться там, распаковали чемоданы. Мышильда разогрела картошку, заправила салат майонезом, который обнаружился в холодильнике рачительного хозяина, а я перемыла гору посуды, накопившуюся не иначе как за долгие годы, и даже подтерла пол в кухне. Наконец вернулся хозяин, принес три поллитровки и сумку снеди, преимущественно финского производства. Мышь скривилась, а я стала накрывать на стол.
Евгений Борисович на носочках прошел к столу и сел, слегка посверкивая глазками, демонстрируя таким образом большую радость. Помявшись, сказал удовлетворенно:
— С порога видать, что хозяйка появилась. Чистота.
— Это мы всегда с охотой, — заверила я. — Познакомьтесь, сестрица моя, Мария Семеновна. В смысле уборки и заботы о пропитании ей нет равных.
Мышь скривилась и кивнула с неохотой, а Евгений Борисович приподнялся и сказал:
— Здрасьте.
— Он что, меня раньше не видел? — зашипела Мышь, а я ответила:
— Может, у него зрение плохое?
Нарезав колбаску, окорочок, сырок и грудинку, мы сели за стол. Хозяин вдруг вскочил и кинулся вон из дома, на ходу крикнув:
— Огурчиков внесу, прошлогодние, но ядреные, аккурат под водочку…
— Чего мы здесь сидим? — разволновалась Мышильда.
— Водку пить будем.
— Какой прок с водки, если дома нет? Исчез, испарился, и место крапивой заросло. Дура я, что ли, в свой кровный отпуск воду с колонки таскать да водку жрать в компании с каким-то недоделанным.
— Дура или нет, не скажу, по-разному считаю: иногда вроде дура, а бывает — вроде нет.
Мышильда нахмурилась, а я спросила:
— Зачем тебе дом? Сокровища не в доме, а в земле зарыты. Наше дело найти место, где была кухня, и копать. Выходит, хлопот меньше. А если б в доме люди жили, как бы ты объяснила, что тебе в их подполе надо?
Мышильда задумалась, тут в кухню влетел Евгений Борисович, прижимая к груди две трехлитровые банки: одну с огурцами, другую с помидорами.
— Вот, мамашин засол, — сказал, ставя банки. — Царство ей небесное, — добавил он, торопливо перекрестясь на угол с иконой Спаса за занавесочкой. Вскрыв банки, мы наконец сели, и Евгений Борисович разлил по маленькой. Маленькая у него была, как у нас большая, но спорить мы не стали.
— За знакомство, — предложил он, покачал головой, с отчаянием посмотрел в стакан, точно собирался в нем утопиться, и выпил. Мы тоже выпили и с аппетитом закусили.
— А что, Евгений Борисович, — начала я, — хозяйка-то ваша где?
— Супруга то исть? Лишился, через пристрастие вот к этому делу, — — он щелкнул пальцем по бутылке. — Годов семь как расстались. Сын в настоящий момент служит в армии, долг исполняет. А я вот… — он вздохнул и окинул кухню затуманившимся взглядом, — мамашу схоронил. Двадцать пятого числа будет сорок дней. Царство ей небесное…
— Значит, один хозяйничаете?
— Один… как есть. Маятно, мысли всякие одолевают, как мамаша-то померла. Хотел взять на постой кого, так ведь кто пойдет? Услуги в огороде, вода в колонке. Газ, правда, природный… А взять пьянь какую — боязно. Как бы не обчистили.
— Да, с этим надо осторожней, — согласилась я и предложила:
— Наливай-ка, Евгений Борисович, еще по одной.
— Со всем нашим удовольствием…
Мы выпили, закусили, и наш хозяин поинтересовался:
— А вы по какой нужде-надобности в наши края? Номер-то на машине не нашенский.
— У нас что-то вроде экспедиции… Дом, что по соседству с вами стоял, принадлежал нашему с Марией Семеновной прадеду. А в семье утверждают, что в доме был клад зарыт. Вот мы и решили попытать счастья. Конечно, кому попало об этом болтать бы не стали, а вам, хозяину то есть, как на духу. И на помощь вашу рассчитываем.
Мышильда вытаращила глаза и даже под столом ногой меня пнула. В ответ я тоже пнула ее, она глухо застонала и закатила глазки.
— Клад? — протянул Евгений Борисович и усмехнулся. — А что, может, и есть. Домом этим тьма народу интересуется. Вот только давеча были. Осматривали. А чего увидишь? Крапива да терновник…
Мы с Мышильдой переглянулись.
— А что за люди были?
— Поди разбери. Может, родственники ваши? — хитро прищурившись, спросил он.
— Никак не может быть, — заверила я. — Все наши отсюда отчалили, конечно, те, кого Бог не прибрал. Мы ведь из купцов, а мода на них после революции прошла, вот и перебрались все на новое место, где заделались пролетариями.
— Ясно. Может, каким макаром вызнали про клад и шарят… — Он перегнулся через стол ближе к моему лицу и зашептал:
— Народишко-то темный. Из этих… — Евгений Борисович мотнул головой, указывая весьма неопределенное место. — С такими лучше под мостом не встречаться.
— Бандиты, что ли? — заговорщицки шепнула Мышильда, разливая по третьей.
— Думаю, они. По всему выходит… — закивал он. — Такой народ, что о-го-го. И все выспрашивают: не был ли кто, не интересовался? А Клавдия из второго дома говорит: милиция шибко интересовалась, и вами, говорит, тоже. А они ей: ты, говорят, бабка, смотри. Как бы, говорят, тебе в реке не утопиться. Прямо так и сказали. Клавдия врать не будет, ну если только самую малость.
— Если им нужен клад, так отчего не роют?
Евгений Борисович задумался, разлил по четвертой, а потом ответил:
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Василенко Иван
Березин Федор
Эриксон Стивен
Вронский Константин