просто надрывалась от лая, в то время как женщина ей визгливо вторила.
Постепенно звуки человеческого голоса заглушили все остальное, и так как лай
в это время сменялся жалобным воем, то можно было думать, что здесь в дело
вмешался не только голос.
донеслись из дома, - дашь ты мне наконец поговорить с человеком?
такое удивление, которое нам трудно передать даже тремя восклицательными
знаками. - Эх вы! До Кипплтрингана надо было взять левее, а теперь придется
ехать назад до ложбины, а потом прямо по ложбине до самой Беленлоун, а
там...
пустите меня переночевать.
ярмарку в Драмсхурлох баранов продавать, а где это видано, чтобы женщина к
себе в дом разных бродяг пускала.
ночевать на дороге.
на ночлег в замок. Это дело верное, вас там примут, будь вы хоть знатный,
хоть простак какой.
потемках", - подумал Мэннеринг, который плохо ее понял. - Но как же мне
все-таки добраться до замка, как вы его называете?
не попадите в помойку.
Неужели никто не может проводить меня до замка? Я хорошо заплачу.
что, будешь тут дрыхнуть, а молодому господину придется одному искать дорогу
в замок? Вставай, лодырь несчастный, и выведи господина на большую дорогу.
Он проводит вас туда, сэр, и уж поверьте, что вас там хорошо примут. Они
никому не отказывают, а вы приедете, по-моему, как раз вовремя, потому что
лакей лэрда, не тот, что у него в камердинерах, а попроще, только что ездил
за бабкой; так вот он и завернул к нам пару кружек двухпенсового пива
распить и сказал, что у леди начались уже схватки.
- сказал Мэннеринг.
приплода, у всех на душе весело.
и еще более рваных штанов и высунулся из двери; это был белоголовый босой,
неуклюжий мальчуган лет двенадцати; таким он, во всяком случае, казался при
свете свечи, которую его полуодетая мать старалась направить на незнакомца,
оставаясь сама в темноте. Джок пошел налево задами, взяв под уздцы лошадь
Мэннеринга, и довольно ловко повел ее по тропинке, окаймлявшей огромную
помойную яму, близость которой уже всячески давала себя чувствовать. Потом
юный проводник потянул обессилевшую лошадь по узкой неровной дороге, а там
проломал, как он выразился, лазейку в старой, сложенной из камня ограде и
протащил послушное животное сквозь пролом, с грохотом обваливая камни на
пути. Наконец через эти ворота он вышел на какую-то дорогу, похожую на
аллею, хотя деревья были кое-где вырублены. Рев океана слышался теперь
совсем близко и во всей своей силе, и только что взошедшая луна тусклым
светом озаряла башни большого разрушенного замка. Мэннеринг с безотрадным
чувством посмотрел на эти развалины.
Элленгауэн, тут водятся привидения, но вам их нечего бояться; что до меня, я
их и вообще-то никогда не видел. А вот мы и пришли к новому замку.
несколько шагов, путешественник наш очутился у дверей не очень большого
дома. Мальчик принялся громко стучать. Мэннеринг объяснил слуге, кто он
такой, и в это время хозяин дома, услыхав из гостиной его голос, вышел к
нему и радушно пригласил его быть гостем Элленгауэна. Мальчика, который
получил полкроны и весь сиял от радости, отпустили домой. Усталую лошадь
отвели в конюшню, а Мэннеринг через несколько минут сидел уже в теплой
комнате за ужином, который с дороги казался ему особенно вкусным.
Глава 2
одного человека, которого можно было принять за сельского учителя или за
причетника; вряд ли это мог быть священник, приехавший в гости к лэрду, - он
был для этого слишком плохо одет.
часто можно встретить в сельских местностях. Бывали там, правда, и такие,
кого Филдинг называл feras consumere nati; но страсть к охоте свидетельствует уже о наличии
некоторой энергии, а Бертрам, даже если эта энергия у него когдато и была,
теперь, во всяком случае, ее лишился. Единственной чертой характера, которая
выражалась на его довольно красивом лице, было какое-то добродушное
безразличие ко всему окружающему. Физиономия его, можно сказать, запечатлела
ту внутреннюю пустоту, которая сопровождала всю его жизнь. Покамест наш лэрд
занимается длинными разглагольствованиями о том, как удобно и полезно
обертывать стремена пучком соломы, когда случится ехать в холодный вечер, я
попытаюсь дать читателю представление о нем самом и о стиле его речей.
времени, было много прославленных предков, но мало денег. Род его уходил
своими корнями так далеко в глубь времен, что самые первые представители его
терялись где-то в варварских веках независимости Гэллоуэя. На родословном
древе его, кроме христианских и рыцарских имен Годфри, Гилбертов, Деннисов и
Роландов, которым конца не было, были и языческие, относившиеся к еще более
отдаленным временам, - Артьт, Кнарты, Донагилды и Хэнлоны. Действительно,
когда-то все они были людьми буйного нрава, повелителями обширных
незаселенных земель и вождями большого племени Мак-Дингауэев и лишь
значительно позднее приняли норманнское имя Бертрамов. Они воевали,
поднимали восстания, терпели поражения; потом их покоряли, им отрубали
головы, их вешали - словом, с ними на протяжении многих столетий происходило
все то, что приличествует каждому знаменитому роду. Но постепенно они
потеряли свое высокое положение, и прежние главари государственных заговоров
и крамол, Бертрамы, Мак-Дингауэи и Элленгауэны, снизошли до роли их простых
соучастников. Наиболее роковым в этом смысле для них явилось семнадцатое
столетие, когда, казалось, сам враг рода человеческого вселил в них дух
протеста, неизменно ставивший их в оппозицию к существующему порядку. Они
вели себя как раз наперекор правилам известного пастора Брея и с таким же
упорством вставали на защиту слабых, с каким этот почтенный служитель церкви
тяготел к сильным мира сего. И, подобно ему, они получили за все должную
награду.
лицо, сэр Роберт Дуглас, в своей родословной шотландских баронетов (см, это
сочинение на имя "Элденгауэн"), непоколебимым роялистом, исполненным
решимости защищать священную особу короля. Он действовал заодно со
знаменитым маркизом Монтрозом и другими ревностными и благородными
патриотами, причем в борьбе этой понес большие потери. Милостью священной
особы его величества он был возведен в рыцарское достоинство, а парламентом
осужден в 1642 году как злонамеренный и потом вторично как резолюционист - в
1684 году. Эти два взаимоисключающих эпитета "злонамеренный" и
"резолюционист" стоили бедному сэру Аллану половины его родовых владений.
Его сын Деннис Бертрам женился на дочери одного из видных фанатиков тех
времен, заседавших в Государственном совете, и союзом этим спас остаток
отцовского состояния. Но коварной судьбе угодно было, чтобы он увлекся не
только красотой, но и политическими идеями своей жены, и вот какими словами
характеризует его Роберт Дуглас:
и это побудило западные графства избрать его одним из представителей
дворянства, которым было поручено представить тайному совету Карла II их
жалобу на вторжение северошотландских горцев в 1678 году. За выполнение
этого патриотического долга на него, однако, был наложен штраф, для уплаты
которого он должен был заложить половину доставшегося ему от отца поместья.
Может быть, путем строгой экономии он и возместил бы эту потерю, но, как
только вспыхнуло восстание Аргайла, Деннис Бертрам снова попал в немилость;
к нему начали относиться недоверчиво, сослали его в замок Даннотар на берегу
Мернса, и там он погиб при попытке бежать из подземелья, называвшегося
Пещерой вигов, где он находился в заключении вместе с восемьюдесятью своими
сподвижниками. Заимодавец его вступил тогда во владение его землей,
выражаясь словами Хотспера - "врезался" к нему и отнял у Бертрама еще один
огромный участок оставшегося поместья.
ирландское, унаследовал уже урезанные земли Элленгауэнов. Он выгнал из дома
преподобного Аарона Мак-Брайера, капеллана своей магери (рассказывают, что
они не поделили между собой прелестей молоденькой молочницы), ежедневно
напивался пьяным, провозглашая здоровье короля, совета и епископов,
устраивал оргии с лэрдом Лэггом, Теофилом Оглторпом и сэром Джеймсом
Тернером и наконец, сев на своего серого мерина, присоединился к Клайверсу в
Панов Вадим
Акунин Борис
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Перумов Ник