Чтение 5–й страницы книги ~Архипелаг в огне~

красной каймой, темная, перетянутая в поясе безрукавка, а на голове -
коричневый колпачок, обвитый, наподобие чалмы, шелковым платком цвета
греческого флага.

Смуглое ее лицо, обветренное, как у приморских рыбачек, поражало
внутренней силой, ее большие черные глаза горели живым, чуть мрачным
огнем. Глядя на эту высокую, стройную женщину никто бы не поверил, что ей
больше шестидесяти лет.

То была Андроника Старкос. Мать и сын после долгих лет разлуки и
полного отчуждения оказались лицом к лицу.

Николай Старкос не ожидал встретить мать... Ее появление потрясло его.

Андроника повелительным жестом преградила путь сыну, и несколько скупых
слов, произнесенных ею, прозвучали с грозной силой, присущей ей одной:

- Никогда Николай Старкос не переступит порог отчего дома!.. Никогда!

И сын, согнувшись под тяжестью этого запрета, шаг за шагом отступал.
Та, что некогда носила его в своем чреве, теперь гнала его, как гонят
предателя. Нет, он все-таки подойдет к ней... Еще более решительный жест,
немое проклятие остановило его.

Николай Старкос отпрянул. Затем выбежал за ограду и, не оборачиваясь,
большими шагами спустился по тропинке с утеса, словно чья-то невидимая
рука толкала его в спину.

Андроника неподвижно стояла на пороге и смотрела ему вслед, пока он не
исчез во мраке ночи.

Через несколько минут Николай Старкос уже оправился от пережитого
волнения и овладел собой; дойдя до гавани, он кликнул гичку и поплыл к
саколеве. Десять матросов, завербованных Годзо, уже ожидали его там.

Молча поднялся Старкос на палубу "Каристы" и подал знак сниматься с
якоря.

Приказ был выполнен молниеносно. Оставалось только побыстрее поднять
паруса на готовом к отплытию судне. Береговой ветер облегчал саколеве
выход из гавани.

Не прошло и пяти минут, как "Кариста" уверенно и в полной тишине уже
преодолевала извилистый фарватер; команда судна и жители Итилона не
обменялись ни единым прощальным приветом.

Саколева не прошла еще и мили в открытом море, когда яркое пламя
озарило гребень скалы.

Это горело объятое сверху донизу огнем жилище Андроники Старкос. Рука
матери подожгла его. Она хотела бесследно уничтожить дом, где родился ее
сын.

Уже три мили легли между манийской землей и "Каристой", а капитан ее
все еще не мог оторвать глаз от зарева: следил за ним до тех пор, пока не
погасла во мгле последняя вспышка пожара.

Андроника сказала:

- Никогда Николаю Старкосу не переступить порога отчего дома!..
Никогда!..

3. ГРЕКИ ПРОТИВ ТУРОК

В доисторическую эпоху, когда под воздействием внутренних нептунических
или плутонических сил земной шар покрылся плотной корой, могучий катаклизм
вытолкнул на водную поверхность кусок земли, именуемый ныне Грецией, и тот
же катаклизм поглотил часть суши Архипелага, возвышенности которого
превратились в острова. Греция и в самом деле расположена на линии
вулканов, идущей от Кипра до Тосканы [начиная с того времени, когда
развертывается действие этой повести, остров Санториин несколько раз
становился жертвой подземных сил; в 1661 г. Востец и Фивы, а затем и
Сен-Мор были разрушены землетрясением (прим.авт.)].

Очевидно, от неустойчивой почвы своей родины унаследовали эллины ту
врожденную физическую и моральную возбудимость, которая делает их
способными на беспредельный героизм. Это так же верно, как то, что только
благодаря своим природным качествам - неукротимой отваге, глубокому
патриотизму и свободолюбию - им удалось сплотить в независимое государство
отдельные провинции, находившиеся столько веков под властью турок.

В незапамятные времена Греция была населена азиатскими племенами -
пеласгами; в период почти мифологический, в эпоху Аргонавтов, Гераклидов и
Троянской войны, с XVI по XIV век до нашей эры, она, с появлением эллинов,
стала эллинской, причем одному из племен - грайи - предстояло впоследствии
дать ей свое имя; затем, вслед за полулегендарным Ликургом, Мильтиад,
Фемистокл, Аристид, Леонид, Эсхил, Софокл, Аристофан, Геродот, Фукидид,
Пифагор, Сократ, Платон, Аристотель, Гиппократ, Фидий, Перикл, Алкивиад,
Пелопид, Эпаминонд, Демосфен мало-помалу превращали страну в чисто
греческое государство; позднее Филипп и Александр сделали это государство
македонским, и в конце концов за сто сорок шесть лет до начала
христианской эры Греция стала римской провинцией под именем Ахеи и
оставалась ею на протяжении четырех столетий.

С той поры в нее поочередно вторгались вестготы, вандалы, остготы,
болгары, славяне, арабы, норманны, сицилийцы, в начале тринадцатого века
ее завоевали крестоносцы, а в пятнадцатом столетии раздробленная на
множество феодальных владений страна, выдержавшая столько испытаний в
античное время и в средние века, в конце концов попала в руки турок, и на
нее всей тяжестью легло мусульманское иго.

Можно сказать, что почти на два века политическая жизнь Греции
совершенно прекратилась. Деспотизм правивших ею оттоманских властителей не
имел границ. По своему положений греки не могли быть приравнены ни к
присоединенным, ни к завоеванным, ни даже к побежденным народам: они стали
рабами, которых держал под палкой паша с имамом-священнослужителем - по
правую руку и джелахом-палачом - по левую.

Но жизнь не совсем еще покинула эту умиравшую страну. Острая боль
пробудила ее к бытию. Сначала черногорцы в Эпире, в 1766 году, и маниоты в
1769 году, а затем албанские сулиоты восстали и провозгласили свою
независимость; но в 1804 году эта попытка мятежа была окончательно
подавлена Али Тепеленским, пашой Янины.

Тогда пришел час европейским державам вмешаться в ход событий, если
только они не хотели стать свидетелями полного уничтожения Греции.
Предоставленная самой себе, она могла лишь умирать, безуспешно борясь за
свою независимость.

В 1821 году Али Тепеленский в свою очередь восстал против султана
Махмуда и призвал на помощь греков, пообещав им взамен свободу. Они
поднялись как один. Со всех концов Европы на помощь грекам стали стекаться
филэллины. Итальянцы, поляки, немцы и главным образом французы примкнули к
борцам против поработителей. Ги де Сент-Элен, Гайар, Шовасэн, капитаны
Балест и Журдэн, полковник Фавье, командир эскадрона Реньо де
Сен-Жан-д'Анжели, генерал Мэзон, а также три англичанина - лорд Кокрэн,
лорд Байрон и полковник Гастингс - оставили по себе неизгладимую память в
стране, в которую они прибыли сражаться и умирать.

На подвиги этих людей, на их беззаветную преданность делу освобождения
угнетенных Греция ответила выдвижением своих национальных героев,
представителей старинных родов: трех гидриотов - Томбазиса, Цамадоса,
Миаулиса, затем Колокотрониса, Марко Боцариса, Маврокордато,
Мавромихалиса, Константина Канариса, Негриса, Константина и Димитрия
Ипсиланти, Одиссея и многих других. С самого начала мятеж перерос в войну
не на жизнь, а на смерть; ее девиз - око за око, зуб за зуб - привел к
страшным жестокостям с обеих сторон.

В 1821 году восстали сулиоты и маниоты. В Патрасе епископ Германос с
крестом в руках первым бросил клич. Морея, Молдавия, Архипелаг стали под
знамя независимости. Эллинам, искушенным в морских победах, удалось
овладеть Триполицей. На первые успехи греков турки ответили избиением их
соотечественников, находившихся в то время в Константинополе.

В 1822 году Али Тепеленский, осажденный в янинской крепости, был
предательски убит во время переговоров, предложенных ему турецким
генералом Хуршидом. Вслед за этим Маврокордато и филэллины потерпели
поражение в битве при Арте, но зато вынудили армию Омер-Вриона снять, с
немалым для него уроном, первую осаду Миссолонги.

В 1823 году иностранные державы усиливают свое вмешательство в
греческие дела. Они предлагают султану посредничество. Тот отклоняет его и
подкрепляет свой отказ высадкой десяти тысяч азиатских солдат на Эвбее.
Затем он назначает главнокомандующим турецкой армией своего вассала -
египетского пашу Мухаммеда-Али. В одном из сражений этого года пал патриот
Марко Боцарис, о ком можно сказать: он жил, как Аристид, и умер, как
Леонид.

В 1824 году, принесшем много неудач борцам за независимость, в
Миссолонги 24 января прибыл великий английский поэт Байрон, а в день пасхи
он умер возле Лепанто, так и не дождавшись осуществления своих надежд.
Ипсариоты были истреблены турками, а город Кандия, на Крите, отворил
ворота солдатам Мухаммеда-Али. Одни только морские победы могли несколько
утешить греков в тяжелых бедствиях.

В 1825 году Ибрагим-паша, сын Мухаммеда-Али, высаживается с
одиннадцатитысячной армией у Модона, в Морее. Он овладевает Наварином и
наносит в Триполице поражение Колокотронису. И тогда греческое
правительство поручило командование корпусом регулярных войск двум
французам - Фавье и Реньо де Сен-Жан-д'Анжели; но пока они приводили свои
войска в боевую готовность, Ибрагим опустошал Мессинию и Мани. И если он
прекратил свои набеги, то лишь потому, что захотел принять участие во
второй осаде Миссолонги, присоединившись к генералу Киутаги, которому
никак не удавалось овладеть этим городом, хотя султан и сказал ему:
"Миссолонги или твоя голова!"

Пятого января 1826 года Ибрагим, предав огню Пиргос, подошел к
Миссолонги. За три дня - с 25 по 28 января - он обрушил на город восемь
тысяч снарядов и-ядер, трижды пытался взять его приступом и не смог войти