соответствует внутренней температуре корабля. Утро скорее прохладное, так
как солнце едва показалось над горизонтом, а на верхней палубе в то же
время очень жарко.
вода стекает по шпигатам правого или левого борта, в зависимости от крена
корабля. По палубе струится прозрачный пенистый ручей, и матросы бегают по
нему босые. Не знаю почему, но мне захотелось последовать их примеру. Я
разуваюсь, снимаю носки и вот уже шлепаю по прохладной морской воде.
очень горяча, и не могу удержаться от восклицания.
немой вопрос, говорит:
9. ДЕВЯТНАДЦАТОЕ ОКТЯБРЯ
слова Оуэна, беспрестанная поливка палубы и, наконец, эта жара, которая
дошла уже до кают-компании и становится нестерпимой. Пассажиры просто
изнемогают и никак не могут понять причину столь высокой температуры.
расспросов, но меня, признаться, трясет как в лихорадке. Вот оно
ужаснейшее из несчастий, какие только случаются в море, и ни один человек,
как бы он хорошо ни владел собой, не может слышать без содрогания зловещие
слова: "На борту пожар!"
Вахтенные матросы заметили легкий дымок, выбивавшийся из щелей большого
люка. Они немедленно сообщили об этом капитану и мне. Сомнений не было. В
трюме загорелся груз, а добраться до очага пожара не представлялось
возможным. Мы сделали все что могли в этом случае, то есть заколотили
люки, чтобы преградить доступ воздуха в трюм. Я надеялся таким образом
затушить начинающийся пожар; и действительно, в первые дни мне показалось,
что мы справились с огнем. Но вот уже три дня, как пришлось, к несчастью,
убедиться, что пожар разгорается. Палуба у нас под ногами нагревается, и
если бы из предосторожности я не приказал все время ее поливать, здесь уже
нельзя было бы стоять. Мне хотелось, чтобы вы знали правду, господин
Казаллон, - говорит в заключение Роберт Кертис, - вот почему я рассказал
вам все это.
- это ясно. Пожар все усиливается, и не в силах человеческих его
остановить.
момент погрузки, самовозгорание может произойти в глубине сырого трюма,
который плохо вентилируется. Для меня более чем ясно, что возникший на
борту пожар не имеет иной причины.
каких-нибудь средств помочь беде, господин Кертис?
все необходимое уже сделано. Я хотел было прорубить отверстие в корпусе
судна на высоте ватерлинии, чтобы таким образом в трюм проникла вода,
которую затем выкачали бы насосами, но оказалось, что огонь уже добрался
до верхних слоев хлопка и потушить его можно лишь затопив весь трюм. Все
же я велел проделать в палубе несколько отверстий, и по ночам в них льют
воду, но этого недостаточно. Нет, существует один только способ, - к
нему-то и прибегают в подобных случаях, - это прекратить доступ воздуха в
трюм и предоставить огню самому потухнуть за недостатком кислорода.
несмотря на все поиски, мы нигде не обнаружили ни одной щели.
или Гавр с грузом хлопка, наполовину уничтоженным огнем. Но в таких
случаях пожар удавалось затушить в пути или по крайней мере не дать ему
разгореться. Я знаю не одного капитана, входившего в порт с горящей под
ногами палубой. Там не медля приступали к выгрузке, стараясь одновременно
спасти и судно и нетронутую часть груза. У нас - другое дело. Я ясно
чувствую, что пожар не только не прекращается, а усиливается с каждым
днем! Безусловно где-то есть отверстие, которое мы никак не можем найти, и
наружный воздух, проходя в трюм, только раздувает огонь!
боцман и я хотим поговорить сегодня с капитаном. Признаюсь вам, господин
Казаллон, что я уже изменил курс на свой страх и риск, и мы идем теперь с
попутным ветром на юго-запад, то есть к берегу.
женщин и трусов лишь осложнит наше положение. Вот почему матросы получили
приказ молчать.
проронить ни слова.
10. ДВАДЦАТОЕ - ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ ОКТЯБРЯ
парусов, сколько может выдержать рангоут. Временами брам-стеньги гнутся и,
кажется, вот-вот сломаются. Но Роберт Кертис начеку. Он боится всецело
положиться на рулевого и стоит рядом с ним у штурвала, умело маневрируя,
чтобы ослабить действие ветра, когда тот грозит, судну бедой. В надежных
руках своего кормчего "Ченслер" идет вперед, ни на минуту не теряя
скорости.
кают-компании, но, не подозревая истины, ничуть не тревожатся. К тому же
ноги у них хорошо обуты и не ощущают, как нагрелись доски палубы, хотя ее
и поливают почти беспрерывно. Шланги не остаются в бездействии, и это
могло бы вызвать хоть недоумение, но нет, в большинстве своем пассажиры
растянулись на скамьях и, убаюканные легкой качкой, наслаждаются полным
покоем.
необычной на торговых судах. Он заговаривает со мной по этому поводу, но я
отвечаю ему уклончиво. Правда, этот француз - человек энергичный, волевой,
и ему можно довериться, но я обещал Роберту Кертису молчать и молчу.
пожара. Нас на борту двадцать восемь человек, быть может - двадцать восемь
смертников, под ногами у которых огонь скоро не оставит ни одной целой
доски!
боцмана, совещание, от которого зависит спасение "Ченслера", его
пассажиров и всего экипажа.
предвидеть, капитан Хантли совершенно потерял голову. У него не осталось
ни выдержки, ни решимости, ни энергии, и он негласно передал командование
Роберту Кертису. Огонь распространяется, это бесспорно. В помещении,
отведенном для матросов в носовой части "Ченслера", уже невозможно
оставаться. Очевидно, потушить пожар нельзя, и он рано или поздно вырвется
наружу.
земли. Такой землей, согласно произведенным вычислениям, оказались Малые
Антильские острова, и есть надежда быстро туда добраться благодаря
постоянному северо-восточному ветру.
придерживаться того курса, которым корабль идет уже целые сутки.
Пассажиры, не умеющие ориентироваться среди беспредельной пустыни океана и
плохо разбирающиеся в показаниях компаса, не заметили, что "Ченслер"
переменил курс.
он спешит к Антильским островам, отстоящим от него более чем на шестьсот
миль.
ответил, что он не в силах бороться с ветром и ведет судно на запад, чтобы
воспользоваться там благоприятными течениями.
путь.
считают, что плавание совершается в обычных условиях и жизнь на корабле
течет по-прежнему.
хороший знак. Все отверстия так плотно заделаны, что не видно ни малейшего
Маркеев Олег
Шилова Юлия
Ковальчук Вера
Каменистый Артем
Лукин Евгений
Майер Стефани