голова к голове, в бессонных беседах, нетрудно выпросить такой пустяк.
Одно слово султана - и Скендер-челебия сам приведет свою прекрасную Кисайю
на Ат-Мейдан...
Луиджи Грити и Скендер-челебия, видимо, уже не в состоянии проглотить
добычу, которую хватают по всей империи, им нужен еще и третий. Выбрали
его. От него не потребуется никаких усилий. Все они сделают сами. А
Сулейманово слово он выпросит легко. Только намекнет - и султан сам станет
умолять его, чтобы он взял в жены дочь дефтердара.
Ибрагим.
знаменитейшего итальянского мастера, - ответил тем же Луиджи. Точно купцы,
которые на предложение - иджабу - и согласие - кабуля - заключают договор
- акд, они соглашались действовать сообща в деле весьма важном, хоть и
зародилось оно, как могло показаться, из случайного и несущественного
разговора.
старому, как и этот город, уничтожаемому и возрождаемому, как и этот город
и, как Царьград, неистребимому, вечному, бессмертному. За узенькими
улочками, за кучами мусора, потоками нечистот, харчевнями, где дым, смрад,
зловоние, брань, насыщение и опорожнение; за шумом и теснотой, солнцем и
ветром - целый город, скрытый от мира, под высокими каменными сводами, с
сотнями улочек и переходов, со своими площадями, фонтанами, ручьями, даже
с собственной мечетью. Тут никогда не подует ветер и не шевельнется
воздух, разве что от людских голосов, бряцанья сбруи, рева ослов и рыка
диких зверей, которых продают так же, как и живых людей да мертвые товары.
некуда вырваться, они живут здесь вечно, вне времени, для них, как и для
всего Бедестана, нет ни дня, ни ночи, ни солнца, ни луны, ни росы, ни
зноя, ни зимы, ни лета, только блеск, чары, сон, грезы, запахи мускуса от
кож козлиных, бараньих, воловьих, сладковатый дух ковров, пьянящие ароматы
цинамона, ладана, перца, гвоздики, имбиря, смолы, муската, сандалового
дерева, серы, амбры.
упряжками, куда заходят целые верблюжьи караваны, - с высоким синим
звездным сводом. В полутьме боковые лавчонки, набитые товарами, лежащими
там, может, и тысячу лет. Снопы света падают сверху сквозь узкие оконца.
Тут возвышаются горы лиловых и черных фиг, висят бараньи туши,
разрубленные на четыре части, головки брынзы, посыпанной черными
зернышками, твердая, точно кость, продымленная бастурма*, тут же арабский
клей в <слезах>, мастика, желатин, басма, хна, ароматические мази для
бровей, гашиш, опиум, краски для шерсти, восточные драгоценности;
неподвижно сидят толстые купцы в высоких чалмах перед лавками с
серебряными, медными и золотыми изделиями, ремесленники кроят и шьют
одежду, изготовляют мешки, плетут корзины, едят кебаб и сладости, варят
плов и шурпу, режут баранов, жарят мясо (Бедестан съедает за день одних
только верблюдов до полутысячи, а баранов без счета), жуют, чавкают,
отрыгивают, опорожняются, молятся, кричат и плачут, проклинают и клянутся,
старые армяне поют тысячелетние дивные песни, торговцы оружием, поджав
ноги, сидят на звериных шкурах, пьют шербеты, поглаживают бороды, бормочут
стихи из Корана, а вокруг них кучи ятаганов, ружей, пистолей, дамасские
сабли, курдские кинжалы, трости и палицы из железного кавказского дерева,
барабаны; еще дальше - золотые цепочки, мониста, жемчуга, перстни, рубины,
изумруды, бриллианты, вороха бирюзы, конская сбруя, четки, курильницы,
светильники, сандалии из разукрашенного дерева - женщины надевают их,
отправляясь в хамам**, коробки из черепах, из черного дерева,
инкрустированные перламутром, старые зеркала, подставки для Корана,
солома, сено, дрова, ячмень, ткани - все смешано, перемешано, свалено и
навалено без толку, без нужды, без видимого смысла, будто издевка над
окружающим миром, где испокон века три силы пытаются придать всему
существующему хоть какой-то порядок: природа, человек, боги, чтобы
впоследствии, очутившись перед хаосом Бедестана, убедиться в бесплодности
всех своих попыток. Над стихией Бедестана не властна никакая сила, кроме
разве что стихии еще большей. И такой стихией в Царьграде всегда был
пожар. Бедестан горел при императорах, горел при султанах, начиная от
первого из них - Мехмеда Фатиха. Владычество каждого султана
ознаменовывалось не только завоеванными землями, янычарскими бунтами,
сооружением новых мечетей, тюрбе и медресе на площадях и возвышенностях
Стамбула, но и диким возгласом, от которого содрогалась вся столица,
который мог прозвучать днем и ночью, и в самый большой праздник, и во
время страшнейшей эпидемии, в летний зной и в ненастный зимний день:
<Янгуйн вар Бедестан!> - <Пожар на Бедестане!>
невозможно было подступиться, он господствовал безраздельно под вечными
сводами базара, все, что там было живого, гибло бесследно и безымянно.
Горело все, что могло сгореть, плавились металлы, трескались камни,
высыхали фонтаны, черное пламя било из Бедестана, как из пекла, выжигая
все дотла и в близлежащих улочках, потому эти улочки всегда оставались
самыми убогими, самыми грязными и самыми заброшенными при всех султанах.
пока владычествовал. Ибрагим и Грити без страха погрузились в глубины
Бедестана, проникли в отдаленнейшие его дебри, миновав горы товаров,
людскую толчею, рев животных, сияние драгоценных камней, груды отбросов,
добрались до майдана, на котором стоял золотой дым от мощных ударов солнца
сквозь наклонные окна в высоких серо-черных сводах. Широкие лучи ударялись
о каменные плиты площади, курились золотым дымом, отчего казалось, будто
все тут плывет, движется, взлетает в пространстве, повисает над древними
плитами, над большим беломраморным фонтаном посреди площади, над
деревянными помостами, то голыми, вытоптанными, то устланными старыми
яркими коврами, в зависимости от того, кому принадлежали помосты и какой
ценности товар предлагался на них и возле них.
пойманные, как дикие звери, похищенные, купленные, проданные и
перепроданные. Юноши редкостных дарований и кастрированные мальчики,
девушки и женщины для черной работы, красавицы на утеху сыновьям ислама,
гаремная плоть, дивные творения природы, с телами прекрасными и чистыми,
коих не отважился еще коснуться даже солнечный луч.
переходов, товар подороже показывали на помостах, подешевле продавался
целыми толпами внизу, продавцы - байи - выкрикивали цену, нахваливали
своих рабов, их силу, молодость, неиспорченность, красоту, ученость,
умелость. Поблизости в Бедестане на таких же торговых площадях, с такими
же шумом и гамом, толчеей и кутерьмой продавали коней, птицу, ослов, овец,
коз, собак, не продавали только кошек, поскольку кошка была любимым
животным пророка. Кошки, выгибая спины, терлись о ноги купцов, мурлыкали и
блаженствовали, не ведая, что эти люди продавали и покупали людей, как
тварей бессловесных, всякий раз ссылаясь на аллаха и его пророка,
повелевшего всем правоверным: <Ешьте же то, что вы взяли в добычу
дозволенным, благим...>
были нагие. Ибо они были рабынями на продажу. Одни стояли с видом покорных
животных, другие, те, что не смирились с судьбой, - с печатью ярости на
лицах; одни плакали, другие сухими глазами остро кололи своих мучителей, -
была бы сила, убивали бы взглядами.
когда они приблизились к площади рабов.
подергиваясь лицом, промолвил Ибрагим. - Всегда буду помнить, как продавал
меня Джафер-бег, как держали меня голого на таком вот помосте... Теперь я
принял ислам и как-то могу оправдать людей моей веры. Им суждено воевать
со всем светом, и поэтому невольно пришлось стать жестокими даже в вере и
обычаях. Но вы, христиане, разве ваш бог позволяет рабство?
дозволенное же всегда неопределенно. Человеку приходится самому определять
как самую сущность дозволенного, так и его меру.
богатых муштери - покупателей живого товара, шли не торопясь, наблюдая за
тем, что творилось на площади, пожалуй единственные здесь, кто мог
поглядеть на происходящее глазом непредвзятым, незаинтересованным, почти
равнодушным. Словно они приехали сюда для развлечения, не имея намерения
покупать, а лишь присмотреться поближе к позорному торгу и порассуждать с
высот своей независимости.
мусульманин и, когда мне надо, охотно повторяю слова Магомета: <...бейте
их по шеям, бейте их по всем пальцам!>
книгах величайших мудрецов Греции и Рима, в которых говорится о
человеческой свободе и достоинстве.
попивая кандийское вино, обсуждаем диалог Платона <Республика> или
<Банкет>, я не выступаю перед вами как носитель высоких человеческих
помыслов, когда же я оказываюсь на Бедестане, я вынужден вспоминать и то,
что даже у любимого вами Аристотеля в его <Вратах>, в авабе восемнадцатом,
приводятся советы, как нужно покупать рабов и рабынь. Философ советует
Прозоров Александр
Никитин Юрий
Василенко Иван
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Шилова Юлия