Чтение 5–й страницы книги ~Танцы втроем~

- А где ты была в это время? Небось, в этой комнате?

- Ну а где ж мне быть еще? Водку с ним на кухне трескать, что ли? -
С благоприобретенными наверняка от мамаши интонациями ответила вопросом
на вопрос Аня.

- Отец, конечно, попивает. - Покачал головой я.

- Попивает? Брр-р... - Аня демонстративно поежилась. - Да он
лампочку вкрутить не может без полбанки.

Интересно. А с виду такой себе дядька. Утомленный скорее жизнью,
чем "нарзаном". С другой стороны, устами подростков всегда глаголит
эпическое преувеличение.

- Понял. Ну так ты, значит, была в своей комнате. И уходя, кстати,
даже толком не выключила свой бум-бокс, - я кивнул на липовое
тайваньское чудо, где светилась лампочка сети. - Хочешь, поставлю
десятку, что ты слушала какой-нибудь там "Мегадэф", да вдобавок на
такой громкости, что стекла звенели?

- А вы откуда знаете? - Удивленно вздернула подведенные брови Аня.

- А что я, по-твоему, с Луны свалился? Я в твоем возрасте сам из
наушников не вылазил. Короче, согласись, что ты просто понятия не
имеешь, звонил твой папан куда-нибудь или нет.

Аня зарделась. Казалось, еще чуть-чуть и она разревется.

- То-то же. Ладно, для тюрмы (я так и сказал, нарочито рыкающе -
"тюрмы") ты еще маловата, так что иди гуляй.

- Угу, - только и смогла выдавить из себя Аня.

Воспитание подрастающего поколения у нас ни к черту не годится,
господа.

***

6 мая, 14.52

Кононов вновь оказался в квартире Рубиной. На этот раз квартира
была полна: два врача скорой помощи, эксперты, фотограф, понятые,
сержант и двое его коллег из отделения - вполне представительное
общество. Предоставив всем полную свободу в исполнении служебных
обязанностей, Кононов первым делом позвонил домой. После шестнадцати
протяжных гудков трубку наконец сняли и Пельш усталым голосом бросил
вопросительное "да".

- Ну наконец-то, - начал Кононов, - а то я уж и не надеялся. Ты
как там?

- Я-то? Лучше всех, - Кононов представил, как Пельш подмигивает
своей подруге.

- Рад за тебя. И поскольку я действительно не сомневаюсь, что ты
лучше всех, ты немедленно оденешься, извинишься и выедешь по адресу
улица Льва Гумилева семнадцать, квартира сорок пять.

- Ну что это еще за новости экрана, Володя? Весна, воскресенье,
сердце исполнено любви и неги, а я тут должен, понимаешь ли, одеваться
и валить к черту на кулички. Наше трудовое законодательство, знаешь
ли...

Кононову было не до реверансов.

- А квартирка-то, из которой ты сейчас разговариваешь со мной, чья?
А сметанку ты чью жрал? А в шахматы кто продулся? Короче, повторяю
адрес...

Вернувшись в комнату, Кононов терпеливо выслушал ворчание врачей
скорой помощи, которые выговаривали ему за идиотский вызов, дескать,
какая уж тут помощь кроме освидетельствования факта смерти, и,
стребовав с них стандартный акт с соответствующими подписями, в свою
очередь расписавшись в их путевом листе, выпроводил их из квартиры,
чтобы не путались под ногами. Ненароком превысив служебные полномочия,
он, однако, строго-настрого запретил им уезжать, сказав, что
приблизительно через полчаса им предстоит забрать тело и доставить в
морг.

- Мы вам не труповозка, - пробурчал старший на прощание.

- А я этого и не говорил. Но органы в лице начальника угро Булавина
Глеба Георгиевича были бы очень недовольны, - на ходу сымпровизировал
Кононов.

Подошел Аваладзе, злой как черт - кому же охота работать по
выходным! - держа пинцетом слегка сплющенную пулю.

- "Макаров", панымаэшь, - сказал он.

- "Макаров", - пожал плечами Кононов. Ничего особенного.

Милиционеров и понятых пришлось временно изгнать на лестничную
клетку, где они довольно долго мялись, пока помощник Аваладзе искал и
снимал отпечатки пальцев. Дело это оказалось более чем утомительным,
поскольку посуды, в том числе совершенно немытой, на кухне было
навалено более чем много, да и вообще гладких, стеклянных или
пластмассовых, поверхностей в квартире Рубиной было предостаточно.
Естественно, сняли и отпечатки пальцев убитой.

Фотограф щелкал быстро, профессионально, ни секунды не задумываясь,
не выбирая позиции и вообще не производя никаких манипуляций вокруг
избранного кадра. Кононов этого фотографа видел первый раз в жизни.
Осведомившись шепотом у Аваладзе, что это за новенький, он услышал:

- Да какой там новэнький! Это мой плэмянник! Или ты думаэшь, что
сэйчас в Управлэнии эсть хоть адын фатограф? Дэжурный на другом вызове,
а осталные бог вэсть гдэ.

Сам Кононов сел составлять акт осмотра места происшествия. Одна за
другой на бумагу ложились беспристрастные строки, к которым он успел
настолько привыкнуть за годы работы, что они получались совершенно
автоматически. Процесс письма при этом не мешал думать над тем, что же
действительно привлекало внимание в этой квартире.

Фотографии. На рабочем столе, сидя за которым он и занимался своей
работой, стояли три фотографии. Первая, черно-белая, со строгой
девочкой восьми лет, изображала, очевидно, саму хозяйку дома.
Остальные были цветными. Рубина и молодой красавец, по всей вероятности
ее муж, одетые по-курортному, на фоне Парфенона. Отдых в Афинах,
неплохо. Кононов против своей воли вздохнул.

На второй цветной фотографии была не то более молодая (или сильно
измененная макияжем?) Рубина, не то какая-то пока еще неизвестная
девушка в умопомрачительном платье такого экстравагантного фасона, что
Кононов мог только мысленно развести руками. Нигде не переходя грань
светских приличий, это платье вместе с тем давало возможность любому
ценителю насладиться красотой своей хозяйки во всей ее полноте. Кононов
отложил ручку и еще раз пристально вгляделся в бархатную черноту, на
которой, в ярком свете юпитеров, ослепительно цвела красота Рубиной
(или не Рубиной) в синем, с жемчугами, платье.

Кроме фотографий, впечатляло, пожалуй, обилие иностранных
каталогов, по которым можно было судить о повышенном интересе Рубиной к
моде, визажу, косметике. Три полки были полностью забиты книгами по
маркетингу и менеджменту.

Ну и, конечно, картина с танцующими людьми. Она как бы задавала
настроение всей квартире, без нее все было бы совсем не так.
Заканчивая вторую страницу акта, Кононов смог поймать это тонкое
ощущение: жившие в квартире люди жили в своем, отличном от обыденного,
ритме. Ритме джаза.

***

6 мая, 15.45

Пельш, как не странно, приехал сравнительно быстро. Вместе с ним
вошел вконец взбешенный врач скорой помощи, которая стояла под домом
уже пятьдесят минут. Я, конечно, чувствовал некоторую неловкость,
поскольку племянник Аваладзе закончил свою работу уже минут двадцать
назад, отщелкав целую кассету, да и моя печальная повесть ("...убитая
лежит лицом вниз...", "...одета в юбку серой ткани..." и т.д.) подошла
к концу. Поэтому я, одолжив у врачей халат, собственноручно помог
вынести тело. Марина, как и все покойники, была тяжела. Женщина, перед
которой распахнулись двери нашего лифта, испуганно отпрянула в сторону.
"Господи, что творится..."

На прощание я искренне извинился перед врачом, не забыв добавить,
что их сотрудничество органы не забудут. Врач, неопределенно хмыкнув,
сел в машину и они укатили.

Пельш за время моего короткого отсутствия уже вошел в курс дела и,
что от него и требовалось, сел за компьютер. Сосредоточенно поклацав
пару минут по клавишам, он обернулся ко мне и иронически спросил:

- Ты машину трогал?

- Нет, конечно. Ты же знаешь, я в компьютерах тот еще специалист.

- А кто-нибудь другой?

- Нет, попробовал бы только кто-нибудь, - с глупым самодовольством
ответил я, озирая милиционеров, которые аккуратно переворачивали
квартиру вверх дном.

- А скажи, - Пельш был сейчас похож на нашего областного прокурора,
- когда ты только попал в квартиру, машина работала?

- Да, - неуверенно ответил я.

- Да. Да. Очень хорошо. - Кажется, Пельш готовился вынести смертный
приговор. - А в чем заключалась ее работа?

- Ну, как тебе сказать. Внизу экрана были высвечены какие-то
проценты и что-то по-английски. Вроде "випед".

- Ах "випед"! А ты знаешь что происходило, пока ты, невежа, не
знающий даже, как читается слово "wiped", а тем более что оно означает,
стоял около машины, как истукан, вместо того, чтобы ее выключить?!

- Не знаю, Игорь. Но ты мне сейчас это расскажешь, и притом,