занимаем деньги, а ты, здоровый мужик, лежишь целыми днями на диване или
пьешь с друзьями. Дверца шкафа полгода болтается! Я по вечерам халтурю --
возьми хотя бы хозяйство на себя, приготовь с детьми уроки. А ему все
трын-трава. "Я инженер, а не домашняя хозяйка". Мы с ним шли в разных
направлениях.
Чехословакии служил, обзавелся друзьями-чехами, они нам дом на всю семью
присмотрели. Все продали, перебрались. Еще ничего в доме не было, купила
пианино -- отправила дочку в музыкальную школу. Самой учить сил не было.
показалось, что он знает ее давно, он мог встречаться с ней в стройотряде,
она могла учиться в соседней группе или он заходил к ней в общежитии за
тарелкой в новогодний вечер, а потом они играли в снежки и пели под гитару.
Матвеич -- мамин муж -- уехал в Белоруссию. "Вы, -- говорит, -- здесь ничего
не делайте, только печки топите. Если что -- звоните..." И тут началось! У
Игоря желтуха, дочка Светка с аппендицитом, у мамы на нервной почве ноги
стали отниматься -- ездит в колясочке, в больницу не хочет. Виталька учится
в Праге -- у него там свои проблемы. И я одна -- как стойкий оловянный
солдатик. Парового отопления еще не было -- три кафельные печки. Дрова на
растопку колю, уголь ведрами ношу, надо так растопить, чтобы до прихода с
работы не погасло, -- кошмар! Маму покормить надо, собаку с кошкой надо,
своих в больнице навестить надо, к шести утра по морозу через весь поселок
бегом -- не дай бог на работу опоздать... Мама уснет, я ночью сяду в
гостиной, возьму несколько аккордов и смотрю в окно на заснеженный сад --
слезы капают...
Свои триста долларов получает, живет в общежитии и ходит по вечерам в
господу пиво пить. Но мы и сами с усами. Могу показать, что сейчас имеем. --
Оксана нашла глазами сумочку, брошенную на кровать, и вытянула из нее пухлый
фотоальбомчик.
крышей. Мать с букетом цветов в лоджии. Лысоватый здоровяк с армейской
выправкой и маслеными глазами гуляки наливает в фужер шампанское. Брат
Игорь. "Правда, красивый?"
Дочка-подросток -- лицом в мать, но пухловатая. Держит на руках
кота-бегемота. Уютная комната, пианино, шкаф, цветы.
строгие взгляды. Судя по всему, довоенный снимок.
Хитровато-добродушное лицо, лысая голова, густые брови. Себе на уме мужичок.
ближе к креслу и разглядывая фотографию.
называем. -- Оксана выложила на блюдце мандариновые косточки и азартно
вскинула указательный палец. -- Сейчас расскажу! Начальником автомастерской
в Гомеле работал. На десять лет моложе мамы, ему пятьдесят три. Копил
деньги, складывал в замурованный сейф на работе. Перед самым отъездом
разломали кирпичную стенку, утащили сейф. "Ой, блин, лучше бы я умер!"
Любимое слово -- "блин". Утром встает: "Ой, блин, зарядку делать неохота".
Делает. "Ой, блин, умываться нет сил". Умывается. "Ой, блин, аппетита совсем
нет, скоро умру". Час завтракает. "Ой, блин, здоровья совсем нет". И так
целый день...
священник отец Владимир освящает магазинчик при доме. Это наша гостиница для
туристов в чердачном этаже. Это мой этаж. Это мамин этаж".
витринах.
выставляю. Соседи с детьми заходят, туристы из гостиницы подтягиваются.
Импровизируем, поем. Весело бывает".
смотрит в объектив. Белые шорты, синяя рубашка, волосатые руки скрещены на
груди. Неприятное лицо, холодное выражение глаз. Эдакий Корейко, вышедший из
подполья.
сумку.
неожиданной ревностью подумал он. -- Обзавелась еще одним -- писателем..."
иметь большой семейный дом, с кошками, собаками, кабинетом, спальней,
мастерской, своей баней, летней кухней, водопроводом, -- не дачу, а именно
дом недалеко от города, чтобы можно было доехать и на машине и на
электричке.
мусора.
Оксаной, и она негромко сказала: "Звони!" Он видел, как Оксана ступает по
ковру навстречу улыбающемуся за стойкой портье, и подумал, что за любовника
этой бизнес-леди его принять не смогут. Просто случайный ухажер. И ему стало
немного обидно.
осталась бумагой. Она и не думала обретать магическую прозрачность и
впускать в иные миры. Медведев видел только тень ручки в косом свете
настольной лампы и окурок в керамической пепельнице на авансцене стола.
конечно, он не увлекся ею как женщиной. Об этом даже говорить смешно. Она
интересна ему как героиня -- судьбой, характером, искренностью... Подсветка
террасы -- круглые матовые плафоны (днем их охраняли от случайного башмака
красные проволочные пауки, исчезавшие вечером от глубинного желтого света,
словно под бетонным полом ярко вспыхивал сноп спичек) -- эта подсветка
держала дом в зыбких золотистых конусах, и казалось, что прилепившееся к
скале здание готовится плавно взлететь. В этих дрожащих лучах света Медведев
углядел сизый выдох окна на втором этаже, словно там, в его номере, ключ от
которого лежал в кармане, кто-то курил -- то вытекали остатки табачного
дыма. Бурые ставни соседнего номера плотно закрыты; нарядно блестел
велосипед Лайлы, обрученный с металлической стойкой перил черным тросиком. И
почему она так закраснелась, когда увидела Оксану?
улыбку, вошел Джордж. Он осведомился, как идет работа над романом. Медведев,
так же сдерживая улыбку, сказал, что плоховато.
женщина, журналист, тоже пишет?
холодильника карту Родоса, нашел на ее обороте перечень отелей.
Медведева. Но тут же озабоченно сдвинул брови: -- Но это очень дорого! Сорок
долларов! Совместно с завтрак?
шведский стол.
меня тоже плохо едет мой рассказ. Но что делать? Это наша судьба! Не так ли?
Оксаной в Старом городе?
хотелось остаться одному. -- Не бывал.
разъезжающиеся в стороны стеклянные двери, перехватил сдержанную улыбку
рослого портье за стойкой в глубине белого зала и различил себя,
взмахнувшего Оксане рукой сквозь уже съехавшиеся двери -- она шла по ковру к
лифту и чуть обернулась в его сторону: "Звони..." И почему на "ты"? Ему
послышалось или это оговорка?
надо полагать, шестой этаж.
похожая на куклу Барби, отдыхает в пятизвездочном отеле...
том, что думает об Оксане. "Второзаконие", которое вчера показалось ему
важнейшим для понимания сути иудейства, вдруг превратилось в пустой набор
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Лондон Джек
Корнев Павел
Роллинс Джеймс
Афанасьев Роман