Чтение 5–й страницы книги ~Чаша гладиатора~

место в Стальено и заказала одному из лучших ваятелей свой памятник. Вот и
стоит она за свои собственные деньги среди самых знатных покойников Генуи.

И подивился еще раз Незабудный тщете славы человеческой в том мире, где
пришлось ему прожить лучшие годы своего века, потратив их тоже на
бессмысленную погоню за славой и деньгами.

Он равнодушно брел затем среди роскошеств бронзы, гранита и мрамора. И
только у одного надгробия постоял в раздумье. То был памятник ученому,
который, как видно, жил, целиком поглощенный своей наукой, и думал
отгородиться ею и от жизни и от смерти. Ваятель изобразил его уже поверженным
временем, одряхлевшим, сидящим бессильно на земле. Возле него была брошена
раскрытая книга с чертежами. Валялись инструменты, выпавшие из старческих рук.
А стена, которую он возводил всю жизнь, высилась за ним, так и оставшись
недостроенной. И уже обвалились, упали два-три камня. А сверху, через край
пролома, протянулась, готовая сграбастать старика, костлявая рука смерти.

Не скоро отошел от этого памятника Артем. Его одолевали невеселые думы о
собственной жизни, ушедшей так нелепо, об одиночестве, которое он ощущал все
болезненнее, о неодолимой стене, которой он сам отгородил себя от Родины.
Потом он побрел дальше. И среди могил Стальено вдруг увидел скромный, бережно
отгороженный уголок. Здесь рядами, как на солдатском кладбище, были
расположены небольшие надгробия. На мраморной доске, поставленной у прохода,
чернела вырезанная надпись: "Остановись, прохожий, и склони тут голову. Здесь
те, кто лег в землю, чтобы ты еще мог свободно ходить по ней".

Медленно шел Артем по узкой, посыпанной розовым песком аллее, по тесной
дорожке между скромными могилами. Шел и читал на небольших каменных досках
имена итальянские, французские, польские, И вдруг он словно сам окаменел у
наклонной плиты с вправленным в нее застекленным медальоном-фотографией.
Неза-будному показалось, что и ветер, струившийся по песку дорожек, тоже
замер. Не шевелились ветви тамарисков и пиний. Недвижны были лепестки
хризантем в вазонах надгробий.

Из медальона, врезанного в плиту, глянули в упор на Артема знакомые
большие темные, широко и слегка вкось расставленные глаза. И разом узнал Артем
и этот не принимающий никаких уверток взгляд, и тонко вырезанные крылья носа,
и решительную, плотную складку губ, и глубокую ложбинку немного выставленного
вперед подбородка. Он!..

"Неизвестный русский командир партизанской группы. Действовал под именем
Богритули,- прочел Незабуд-ный.- Геройски погиб 28 октября 1944 года в районе
Альфонсинэ".

Дальше шли врезанные в мрамор строгими, прямыми буквами строки эпитафии:

Спи, русский друг! Безымянную славу твою

Слава впитала земли, что тебя родила.

А кровью своей ты вспоил итальянскую землю.

Да будет тебе она пухом.

Сомнений не оставалось. Это был тот самый человек, которого отбил у
гитлеровцев и принес израненным к себе в каморку Артем Незабудный, И опять
что-то невыразимо знакомое как бы всплыло на мгновение в чертах человека,
запечатленного на фотографии. Так неуловимо ускользает вот-вот уже готовая
зазвучать в памяти мелодия где-то давно слышанной песни... Артем стоял и раз
за разом от начала до конца перечитывал и перечитывал строки, выбитые в
мраморе. "Вот, безымянным погиб,- думал он,- но даже смертью и то своей земле
родной славу дал. А я, живой, именитый, а при жизни безродный..."

Незабудный опустился на колени, осторожно горстью сгреб немножко земли с
могилы в расстеленный на траве носовой платок и завязал его, как ладанку.

Когда Артем поднялся, он увидел старого, одетого во все черное человека.

- Знал ли лично синьор храброго Богритули? - спросил старик. Это был
служитель кладбища. Незабудный кратко рассказал ему, что встречал когда-то
человека, лежащего под мраморным надгробием, но кто он и откуда родом, ему
неизвестно. Хотелось узнать подробности гибели храброго Богритули, с которым
так удивительно и так до обиды ненадолго связала его судьба. Но служитель
сообщил, что никаких подробностей о Богритули никто не знает. Известно только,
что это бывший русский командир, попавший тяжело раненным в плен и угодивший в
лагерь смертников. Там он поднял восстание и организовал дерзкий побег. Потом
его снова изловили, и он еще раз ушел из лагеря, сколотил большую группу
партизан и долго наводил смертный ужас на оккупантов по всей Тоскане и Эмилия.
Когда гитлеровцы хотели предать огню и смерти население одной из деревень за
помощь партизанам, Богритули со своими товарищами пробился на помощь и держал
оборону до тех пор, пока последняя женщина с ребенком не оставила селение. Он
дал возможность спастись всем жителям - и старым и малым - и только тогда снял
свой пулемет, которым прикрывал отход женщин и детей. Здесь его и настигла
пуля гитлеровцев.

И еще сказал служитель генуэзского кладбища, что тело Богритули несли
сотни километров по очереди жители итальянских сел, как эстафету, передавая из
деревни в деревню. Вот и похоронен теперь неизвестный русский храбрец
партизан, скрывшийся под именем Богритули, в самом почетном месте старого
генуэзского кладбища Стальено.

- Мольто корадже! (Очень смелый!) -повторял старый служитель.- Мольто
корадже!..

Артем вернул билет в порту и задержался тогда на несколько дней в Генуе.
Он разыскал бывших партизан из "АНПИ" - Национальной ассоциации партизан
Италии, попробовал навести у них справки о таинственном Богритули. Все
рассказывали ему о подвиге русского партизана, но никто ничего не мог сообщить
о его происхождении, никто не знал о настоящем имени его. Кто знает, может
быть, он был грузином и такова была его подлинная фамилия - Богритули? Нечто
похожее слышал когда-то Артем.

Каждый день он приезжал на Стальено. И всякий раз заставал там у
мраморного надгробия Богритули ворохи свежих огромных белых генуэзских
хризантем. Чьи-то неведомые руки приносили цветы на могилу русского партизана.

- Может быть, вы знаете хоть, кто приносит эти цветы? - допытывался
Незабудный у знакомого уже смотрителя.

- Кто? Вы хотите знать - кто? Люди, синьор! Благодарные люди. Их много,
этих людей, в сердцах которых всегда будет жить память о храбреце, что лежит
здесь. Мольто корадже, мольто корадже!

Пришла было Артему мысль найти православного священника и отслужить
поминальную молитву за погибшего. Но усомнился Человек-Гора. "Ведь, поди,
коммунист был, вряд ли бы попа звал. Что же я против воли покойника пойду. То
не дело".

Он добрался через Ниццу в Париж и прозябал там несколько лет. Тренировал
молодых борцов в спортивной школе. Но, еще стоя на могиле Богритули, он молча
поклялся себе во что бы то ни стало вернуться в свои родные края, разыскать
близких героя и отдать им вместе с бережно хранимой запиской землю с могилы в
Генуе.

Артем Иванович и раньше осуществил бы свои намерения, но жил он в
последнее время не один. До этого долгие годы он мыкался в полном одиночестве.
Короткое время была у него жена, молодая красивая шведка из труппы циклистов -
акробатов на велосипедах. Но еще до войны она ушла к богатому американскому
импрессарио, старше ее лет на тридцать пять. Измученный одиночеством,
Незабудный подобрал в приюте для детей так называемых "перемещенных лиц",
вызволил из сиротства одну живую душу и твердо решил вернуть ее Родине. Это
был сынишка русской женщины, которую знавал Артем Иванович. Она вскоре умерла
от чахотки в одном из парижских госпиталей. Мальчишка оказался в приюте без
рода, без племени... Петя, или, как он уже привык, Пьер Кондратов.

Нелегко было вырвать его из приюта, над которым шефствовало какое-то
американское филантропическое общество, уже готовившееся переправить мальчика
за океан. Очень сложные отношения царили в мире людей, по тем или иным
причинам и в разное время оставивших Родину. Те, кто принадлежал к кругам
белых эмигрантов, покинувших страну в первые годы революции, считали, что
грехи их перед Родиной за давностью лет большей частью прощены. Большинство из
них и правда относились к Советской стране с постепенно нарастающим уважением.
Они искренне презирали и ненавидели фашистов, гордились победой русского
оружия. Как они выражались, Советская Россия выполнила свою историческую
миссию - "славянский щит опять спас Западную Европу от тевтонского меча и
рабства". В этих кругах многие жили надеждой снова вернуться на Родину -
особенно молодежь, уже выросшая на чужой земле и свою в глаза не видевшая. К
так называемым "перемещенным" они относились с нескрываемым осуждением и
старались не якшаться с ними.

Среди "перемещенных" было очень много всевозможного сброда, человеческого
отребья, вынужденного скрываться от справедливого гнева и суда родной земли.
Но было тут и немало несчастных, случайно захваченных черным вихрем второй
мировой войны. Отринутые злосчастно сложившейся судьбой от всего, что им было
родным, они в то же время старались держаться подальше от белоэмигрантов,
считая их буржуями, аристократами и чуждым для себя элементом.

Все это очень осложняло дело, когда Артем решил вырвать мальчика из
сиротского приюта. Но среди чиновников нашлись люди, приверженные к спорту,-
они хорошо помнили славу Незабудного. В конце концов ему удалось усыновить
Пьера. Ради него одного уже стоило вернуться, чтобы мог расти мальчишка на
родной земле среди своих соплеменников, а не мыкаться по приютам в чужих
краях. Хотелось возвратить Родине живую душу, чтобы хоть этим как-то отдать
малую толику неоплатного долга, в котором всегда чувствовал себя Артем
Незабуд-ный. Да и самому хотелось помереть Дома, лечь на покой в родную землю,
где, должно быть, давно уже лежит старуха мать, с которой он расстался тогда
же - в 1918 году. Но не так-то легко отпустили его домой. Поднялся крик, что
он обманным путем завлек мальчика, похитил его из так называемого "свободного"
мира и теперь насильно тащит в страну большевиков. Против Незабудного
выступили некоторые правые газеты. Он получал анонимки с угрозами, которые,
впрочем, не производили на него большого впечатления, так как он привык к
подметным письмам, сулившим ему мало приятного еще с давних лет, когда
расцветала его борцовская карьера.

Несмотря на то что советское посольство своими встречными действиями
поддержало хлопоты Незабудного, местные власти всякими уловками пытались