над собой, доводя свое внутреннее унижение до трагикомического пафоса: "
уши для Фоменко "
подъезду! "
заячьи уши, которые она должна сейчас приделать к Володиной голове. Он
опять садится перед зеркалом, и Клавдия Сергеевна многочисленными
заколками старательно и прочно прикрепляет уши. Уходит. Володя снова
смотрит на себя, как на уже окончательную редакцию Старого Зайца. Смотрит
с презрением и ненавистью.
покачиваются, замирают... И еще раз дергает, смотрит с неизбывной мукой на
эти уши, качающиеся над гордой головой артиста, и опять шепчет - ушам,
себе, стране и судьбе: "...вашу мать... вашу мать... " Тихо колышутся уши
над могилой надежд - надежд на счастливую актерскую жизнь, на славу, на
удачу...
мужество жить, даже когда жизнь совсем нехороша, и он встает, взбивает до
должной пушистости примятый стулом хвостик и ядовито говорит мне: " Ну что!
Таганку "...
Любимова, как известно, слабость к пению под гитару, и Шапен при показе в
театр не играет никаких отрывков: зачем? Когда у него есть неотразимое и
типично таганковское оружие - гитара и нестандартный (и вместе с тем
вполне профессиональный) вокал. Вот он и применит это оружие, спев на
показе сумасшедший шлягер итальянской эстрады под названием "Селена ", что
в переводе означает " луна ". Шапен знает, собственно, только одно это
слово по-итальянски, ибо к итальянскому языку имеет такое же отношение,
как, предположим, Челентано - к ямало-чукотскому диалекту, и его крепко
стесанное крестьянское лицо вписывается в итальянскую эстраду, как бы это
помягче сказать, не сразу. Ну вот как если бы посреди хора имени
Пятницкого появился вдруг Майкл Джексон в лаптях и кокошнике и запел
"Рябину кудрявую "... Хотя, подождите, в этом что-то есть... Все газеты
мира дорого бы дали за такую фотографию...
удалая попытка сбросить лапоть и примерить на себя Апеннинский сапог, эта
дерзкая вылазка в тыл итальянской эстрады приносит свои плоды. Хорошая
творческая наглость ценится на "Таганке ", и Шапен на известном только ему
тарабарско-итальянском языке укладывает там всех своей " Селеной ".
Любимову "
чем, кстати, потом вовсе не жалеет.
людях.
свое название: в нем разыграются такие драма - до смеха и комедия - до
слез, такой жизненный спектакль, что черти будут аплодировать стоя. Кто бы
мог подумать, что когда-нибудь монолитный кулак " Таганки " сначала
разожмется, а затем и вовсе распадется на ампутированные злым роком
пальцы? Кто пишет биографии театров и людей, да так, что не приснится и
самому безумному драматургу?
Люцифер для Театра на Таганке, более того, ОН позволяет разыграть ее и
вселиться бесу в главных героев. Почему позволяет, почему не вмешивается ?
Или Театр не выдержал испытания " медными трубами " и получил свое? Или
был слишком политизирован и шел не туда, куда ЕМУ было угодно? Или нам
всем решили еще раз напомнить, что либо власть и борьба за нее, либо Божий
дар? И если ты ввязываешься в кровавую драку за свое место, то потом не
жалуйся, что у тебя этот дар отнимают и ты уже - не творец, а функционер.
Много " почему ", и не мне, и не здесь, на этих страницах, с этим
разбираться.
как "
театральном мире скандала. Кто бы мог вообразить, что наступит такое
время, когда билеты на "Таганку " не надо будет доставать - они станут
продаваться свободно; что в зале будут свободные места, а иногда очень
много свободных мест; что ломиться туда уже никто не будет. Да и вообще
кто мог себе представить, что их будет две! Две " Таганки "! Что главный
режиссер и его первый ученик превратятся в почти фарсовую пару, что их
дружеская многолетняя привязанность внезапно отомрет, будто ее и не было,
а еще точнее - будет только мешать, связывать руки, сковывать движения в
драке, поэтому ее, как ненужные путы, придется разорвать и выбросить.
Главный режиссер покинет осиротевшую труппу и постылую Родину, уедет за
границу и научится там жить (позвольте воспользоваться газетной
терминологией той поры) - по " волчьим законам капитализма ", а затем,
вернувшись, покажет его " звериный оскал "
нужны.
на улицу, несмотря на то, что все они любили его безоглядно и верно -
верили ему, и верили в него, и дружно боролись за его возвращение. Собачья
преданность часто вознаграждается пинком, а в мире бизнеса друзей нет,
есть только партнеры - вот такой первый урок получили наивные русские
артисты от вернувшегося из капиталистических джунглей своего вожака.
Однако вскоре выяснится уж совсем грустное: что новоявленная " акула
мирового империализма "
талантливо и с выдумкой кусать за задницу советскую власть, а когда
советской власти не стало, она начала терять зубы. И творческих потрясений
уже не будет, останется лишь легенда о нем и его команде, да еще о тех
красивых штормах, которые они устраивали в обычном море театральных
иллюзий.
Государственной Думе. А коммунисты всегда против капиталистов, и,
поскольку мировой капитал и его, как уже сказано, " волчьи законы " будет
олицетворять в театре его учитель, они просто обязаны будут встать по
разные стороны баррикад. Баррикады тоже будут, почти в прямом смысле,
министр отвоюет второе здание, и в нем разместится другая часть труппы,
другая "Таганка ". А еще вчера - все друзья и единомышленники... Таганская
метаморфоза и дальше будет развиваться по принципу " театра абсурда " :
однажды, накануне Пасхи (что характерно!), во втором здании произойдет
торжественное заседание коммунистов, посвященное дню рождения Ленина, и
аккурат на том же самом месте, где когда-то - то скрытно, то явно -
издевались над советской властью, она вдруг возьмет и воцарится.
воскреснет. И огромный бюст Ильича будет возвышаться на сцене; и будет там
трибуна, и докладчик, и красные знамена - все как полагается! И будут
ораторы, и вчерашние коммунистические лозунги вдруг снова прокаркают, и не
где-нибудь, а именно над залом легендарного театра, над бывшим гнездом
оппозиции тому режиму, над разоренным гнездом свободы и честности.
Разоренным сначала амбициями, затем враждой и в конце концов ненавистью...
озорные повороты делает иногда фортуна. Вероятно, она, фортуна, слегка
актриса: ей непременно надо нас или рассмешить, или поразить, или ужаснуть
(в случае с " Таганкой " - тоже на выбор).
жерновами и соображать: какое из двух зол принять, и какое зло следует
считать меньшим? И выберет. А Шапен выберет противоположную сторону, но ни
славы, ни успеха даже, ни обыкновенного благополучия ему это не принесет.
семиструнке, и этого оказалось достаточно, чтобы душа у автора запела и
выяснилось, что он может сам сочинять мелодии. Ему иногда было достаточно
даже балалайки. В реквизите Щукинского училища имелась одна. Однажды,
перестроив три балалаечные струны, как первые три струны на гитаре, и
воображая себе, что держит в руках банджо, он сочинит в сопровождении
этого треугольного банджо мелодию к новым стихам Филатова "Акробат ". "
Жизнь у акробата трудновата ",- с большим энтузиазмом поется и с не
меньшим - слушается, а уж припев: "Соленый пот не для господ, моя галерка
в ладоши бьет ",- подхватывается обычно всеми сидящими и стоящими рядом,
и, значит, песня обещает стать популярной хотя бы в театрально-цирковой
среде.
авторам не вполне оправданный успех уже в масштабах города. Произведение,
на сочинение которого авторы затратили аж минут пятнадцать, поется потом
во всех вузах Москвы, и это - один из непостижимых для меня секретов
успеха. Почему те песни, которые мы с Леней считали серьезными и
заслуживающими внимания, не знает никто, а простенькую песенку "Оранжевый
кот " знают?.. Кажется, мы с Филатовым даже стеснялись слегка того успеха,
который пришелся на ее долю. Она ведь стала в каком-то смысле народной,
чем-то вроде городского студенческого фольклора.
авторов, они отправились в свободный полет и стали жить своей жизнью.
Свободны - значит, ничьи. Персонально - ничьи. Песни всех и для всех.
Общие. А значит - народные!
от мелкого мусора тщеславия, поймешь одну простую вещь: если ты лично дал
Земляной Андрей
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Володихин Дмитрий
Флинт Эрик
Журавлев Владимир