может, он и здесь...
Затем, взяв ружья на изготовку, настороженно вглядываясь и прислушиваясь,
вступили в безмолвие и мрак ущелья.
5. МУСКВА
грязевой ванны все тело ломило, но рану жгло уже меньше и саднила она
слабей, чем вчера. Мучила уже теперь не столько боль в плече, сколько
общее недомогание. Медведь был болен, и будь он человеком, то лежал бы
сейчас в постели с градусником и врач склонялся бы над ним, подсчитывая
пульс.
неутомимый в поисках съестного, сейчас он и думать не мог о еде. Есть не
хотелось. То и дело гризли лакал горячим языком холодную воду из ручья. Но
еще чаще оборачивался назад и принюхивался. Он знал, что человеческий
запах, загадочный гром и необыкновенная молния притаились где-то у него за
спиной. Всю ночь он глаз не сомкнул. Настороженность не покидала его и
сейчас.
ботанической науки была ему недоступна. Но, создавая его, природа
предначертала гризли быть самому себе лекарем. И, как кошка ищет мяту, так
же точно и Тэр, когда ему нездоровилось, искал свои лекарственные травы.
горькими. Пробираясь по ущелью, гризли, не поднимая низко опущенной
головы, внимательно обнюхивал молодую поросль и частый кустарник, то и
дело попадавшиеся на пути. Так он набрел на небольшой зеленый участок,
заросший кинникиником - красной толокнянкой, этим низко стелющимся по
земле растением не выше двух дюймов, с красными ягодами с горошину
величиной. Сейчас они были еще зеленые. Горькие, как желчь, эти ягоды
содержали вяжущее подкрепляющее вещество. И Тэр поел их. Потом он отыскал
ягоды мыльнянки, растущие на кустах, напоминающих смородиновые; на них
ягоды уже начинали краснеть и были значительно больше смородиновых.
Индейцы едят мыльнянку при лихорадке. Прежде чем продолжать свой путь, Тэр
обобрал их немного. Они тоже были горькие. Наконец, принюхиваясь к каждому
дереву, он нашел то, что ему было нужно: сахарную сосну, из ствола которой
местами сочилась свежая смола. Редкий медведь не задержится у сахарной
сосны, когда на ней выступает смола. Это и было основное лекарство Тэра, и
он принялся ее слизывать. Поглощая смолу, гризли поглощал вместе с ней и
все известные медицине лекарства, которые приготовляют из этого вещества.
К тому времени, когда Тэр подошел к концу ущелья, его брюхо было набито
разными снадобьями, словно аптекарский склад. В число лекарств входила
также хвоя ели и пихты. Больная собака ест траву, больной медведь - хвою
пихты, если только ему удается разжиться ею. Медведь набивает ею весь
желудок и кишечник также и за час до того, как завалится в берлогу.
ненадолго у входа в низкую пещеру в отвесной стене горы. С тех пор как он
помнил себя, только эту пещеру считал он своим родным домом. Пещера была
небольшая, но очень глубокая. Весь пол ее был устлан мягким белым песком.
Когда-то, давным-давно, весенний поток просочился через трещину и выточил
в горе эту пещеру, в глубине которой так сладко спится, даже когда снаружи
температура опускается до пятидесяти градусов ниже нуля.
А когда вышла весной, то за ней неуклюже ковыляло трое маленьких медвежат.
Одним из них был Тзр. Он был еще полуслепым и тельце его было почти голым
- ведь медвежонок начинает видеть только через пять недель после появления
на свет и в это же время начинает обрастать шерстью. С тех пор Тэр уже
восемь раз отсыпался в родной пещере.
две-три гризли постоял в нерешительности у входа в свою пещеру, с
наслаждением втягивая знакомый запах, затем принюхался к ветру,
потянувшему снизу из ущелья. Что-то подсказывало, что лучше не
задерживаться.
Тэр стал взбираться по нему. Солнце уже успело взойти довольно высоко,
когда гризли добрался до вершины. Он задержался там, чтобы перевести дух и
оглядеть сверху свои владения по ту сторону горного хребта.
недавно пришли Брюс и Ленгдон. С того места, где стоял Тэр, вся она
казалась каким-то волшебным садом. В ширину она достигала добрых двух
миль. Ее обступали зеленые горы. До их середины, до той границы, выше
которой деревья уже не растут, были разбросаны причудливыми, живописными
группами на фоне ярко-зеленых трав ель и пихта. Одни - не больше
декоративных кущ, искусственно высаженных в городском саду. Другие
тянулись на целые акры и даже десятки акров. А у подножия склонов -
непрерывная кайма леса. И в этих естественных границах простиралась
холмистая, пересеченная равнина, вся пестрящая розовыми зарослями иван-чая
и горного шалфея, зарослями шиповника и боярышника. По ее лощине бежал
ручей.
двигался по зеленому склону, перекочевывая от одного перелеска к другому,
проходя в полутора-двух сотнях ярдов над опушкой леса. Обычно в таких
местах он охотился за мелкой дичью.
ласкающий слух посвист уже слышался сквозь журчание горных потоков и
наполнял воздух музыкой. Где-то рядом, рукой подать, то и дело раздавался
резкий предостерегающий свист, и сурки распластались на земле, ожидая,
пока огромный медведь не пройдет своей дорогой. Посвистывание разом
умолкало, и некоторое время слышалось одно только безмятежное бормотание
дремлющей долины.
дикобраз - любимейшее лакомство, а гризли прошел мимо, даже не взглянув.
Из чащи пахнуло теплым, свежим запахом карибу, а он и шагу не сделал к
зарослям. Проходя мимо темной и узкой расщелины, Тэр услышал запах
барсука.
склонам, а потом спустился к ручью.
в воду по плечи и постоял так несколько минут. Вода промыла раны. Еще два
часа брел он по ручью, то и дело припадая к воде. И вот наступил, как
говорят индейцы, _сапусууин_ - прошло шесть часов после грязевой ванны.
Ягоды кинникиника и мыльнянки, смола сахарной сосны, хвоя пихты и ели,
вода - все вместе наконец-то оказало свое действие. Тэр почувствовал
облегчение. Стало настолько лучше, что впервые за все это время гризли
обернулся в сторону, где остались враги, и зарычал.
простоял гризли не двигаясь, раз за разом оглашая округу рычанием, раскаты
которого приобрели теперь новый смысл.
медведями, но его ярость в бою не была ненавистью. Она начиналась у гризли
мгновенно и так же быстро проходила, не оставляя после себя теперешней
непрерывно нараставшей злобы. Он просто зализывал раны, нанесенные
вражескими когтями, и испытывал полное блаженство, стоило только унять
боль. Новое же чувство было совершенно иным.
забыть о ней ни на минуту. Он ненавидел и запах человека и само странное
существо с белым лицом, карабкающееся по расщелине. Его ненависть
простиралась на все, что было связано с тем и другим.
ему задремать. Хотя до этого он ни разу в глаза не видел ни одного
человека, гризли сразу же понял, что перед ним - самый заклятый враг, и
притом страшнее всех зверей в горах.
стай. Но от человека нужно бежать! Прятаться! Быть все время настороже и в
горах и в долинах! Нужно постоянно присматриваться, прислушиваться,
принюхиваться!
ворвалось в его жизнь, почувствовал и понял, что перед ним враг, страшнее
которого быть не может, остается загадкой природы...
незапамятных времен. Человек с дубиной, а позднее - человек с копьем,
закаленным на огне, человек со стрелами с кремневыми наконечниками,
человек с капканом и западней и, наконец, человек с ружьем - на протяжении
веков человек был единственным властелином и повелителем гризли. Сама
природа внушила это Тэру через сотню, тысячу, десяток тысяч поколений
предков. И теперь впервые в его жизни этот дремавший в нем инстинкт
проснулся, предостерегая и настораживая, и гризли все понял. Он,
возненавидел человека. Отныне и впредь он будет ненавидеть все, что имеет
запах человека. Но вместе с этой ненавистью родилось то, чего он не знал
раньше: страх. И если бы человек не донимал Тэра и весь его род, то мир
так никогда бы и не узнал гризли под его теперешним родовым именем:
Страшный медведь.
его была низко опущена. Задними лапами он переступал вперевалку, как все
медведи, только у гризли это получается особенно смешно. Клик-клик-клик! -
стучали его длинные когти по камням и резко скрежетали по гравию. На
мягком песке он оставлял огромные следы.