бороться в реальной жизни, как я боролся с мыслью о том, что русские побили
нас в космосе. Эта битва ведется в тайных глубинах сердца.
каким бы длительным и глубоким он ни был, всего лишь иллюзия, но по крайней
мере чувства, которые мы называем "позитивными" и "конструктивными", есть
попытка поиска, попытка вступить в контакт, установить какое-то
взаимопонимание. Любовь и доброта, способность понимать и сочувствовать -
это то, что мы знаем о светлом. Это усилие связать и объединить; это
чувства, которые сближают нас, хотя, возможно, и они тоже не более чем
иллюзия, помогающая нам легче переносить бремя смертного человека.
нас от толпы и делают одинокими. Поразительно, что именно эти чувства обычно
ассоциируются с "инстинктом толпы". На это нам отвечают, что толпа - это
самое одинокое место, сообщество людей, лишенных любви. Мелодия ужаса проста
и повторяется часто, это мелодия разъединения и распада.., но другой
парадокс заключается в том, что ритуальное выражение этих эмоций как будто
возвращает нас к более стабильному и конструктивному состоянию. Спросите
любого психиатра, что делает его пациент, когда лежит на кушетке и
рассказывает о том, что видит во сне и что мешает ему уснуть. "Что ты
видишь, когда выключаешь свет?" - вопрошают "Битлз". И сами же отвечают: "Не
могу сказать, но знаю, что это мое".
телепрограммах, в сущности, представляет собой одно: вымышленные страхи. И
один из самых частых вопросов, который задают люди, уловившие сей парадокс
(хотя, может быть, и не вполне его осознавшие), звучит так: зачем вы
сочиняете ужасы, когда в мире и так хватает ужасов настоящих?
помочь людям справиться с реальными. С бесконечной человеческой
изобретательностью мы берем разделяющие и разрушающие элементы и пытаемся
превратить в орудия, способные их уничтожить. Термин "катарсис" ровесник
греческой драмы, и хотя кое-кто из пишущих в моем жанре с излишней бойкостью
оправдывал им свои деяния, какая-то правда в этом есть. Кошмарный сон сам по
себе способен принести разрядку.., и, возможно, неплохо, что некоторые
кошмары массмедиа иногда становятся психоаналитической кушеткой в размере
страны.
ни нелепо это звучит, "Земля против летающих тарелок" превратилась в
символическую политическую декларацию. Под нехитрым сюжетом о пришельцах из
космоса таилось предвидение грядущей последней войны. Жадные сморщенные
чудовища, пилотирующие тарелки, - это на самом деле русские; разрушение
памятника Джорджу Вашингтону, Капитолия и Верховного суда - все снято
необыкновенно красочно и правдоподобно благодаря эффекту Харрихаузера с
остановкой движения - это именно те разрушения, которых логично ожидать
после взрыва атомных бомб.
винтовка, выводящая из строя двигатели летающих блюдец, или какая-то
подобная ерунда - сбил последнюю тарелку. Громкоговорители на всех углах
вашингтонских улиц заревели: "Опасность миновала. Опасность миновала.
Опасность миновала". Камера показывает нам чистое небо. Древние злобные
чудища с застывшим оскалом и лицами, похожими на переплетенные корни,
уничтожены. Мы переносимся на калифорнийский пляж, каким-то волшебным
образом опустевший; на нем только Хью Марлоу и его новая жена (которая,
разумеется, оказывается дочерью Сурового Старика, Погибшего За Родину); у
них медовый месяц.
смотрит на небо, потом снова глядит на жену.
такой замечательный мир.
овладели ужасом и им же его уничтожили - все равно что поднять себя за
шнурки от ботинок. На краткий миг глубокий страх - известие о русском
спутнике и все, что с этим связано, - был изгнан. Он вернется, но это будет
потом. А пока мы посмотрели в лицо самому худшему, и оказалось, что не
так-то оно и ужасно. В конце мы испытали то самое волшебное чувство
возрождения уверенности и безопасности, какое бывает, когда американские
горки наконец останавливаются и вы вместе с вашей лучшей подругой целыми и
невредимыми ступаете на асфальт.
оттого, что жанр специализируется на смерти, страхе и чудовищности, делает
танец смерти таким притягательным и плодотворным.., и еще - безграничная
способность человеческого воображения создавать бесчисленные миры и
заставлять их жить своей жизнью. Это мир, в котором Энн Секстон, отличная
поэтесса, смогла "воссоздать себя нормальной". Ее стихотворения описывают
низвержение в водоворот безумия и возвращение способности хотя бы на время
справиться с этим миром.., и, быть может, ее стихи помогли сделать другим то
же самое. Это не означает, что творчество можно оправдать только его
полезностью; но ведь достаточно просто порадовать читателя, не правда ли?
кинотеатра в Стратфорде и первого спутника. Я совсем не хочу сказать, что
русские нанесли мне травму, которая толкнула меня к жанру ужаса; просто
указываю момент, когда я начал осознавать пользу связи между миром фантазии
и тем, что "Май уикли ридер" обычно называл Текущими Событиями. Эта книга -
всего лишь моя прогулка по этому миру, по мирам фантазии и ужаса, которые
меня радовали и пугали. В ней почти нет порядка и строгого плана, и если
временами вы будете вспоминать о сверхчуткой собаке, которая бросается туда
и сюда вслед за интересными запахами, меня это вполне устраивает.
внезапно гаснет.
то, что мы рассматриваем, это фэнтези: ужасы - под-жанр этого большего
жанра) - тема, рано или поздно возникающая на любой научно-фантастической
конференции (для тех, кто не знает о существовании этой субкультуры, скажу,
что таких конференций ежегодно бывают сотни). Если бы за каждое письмо,
напечатанное в журналах и посвященное дихотомии "фэнтези - научная
фантастика", мне дали бы по пять центов, я смог бы купить один из Бермудских
островов.
академического предмета. Подобно бесконечным рассуждениям о влиянии дыхания
на ритмы современной поэзии или о роли пунктуации в прозе, разговор о
фэнтэзи и фантастике, в сущности, то же самое, что спор о том, сколько
ангелов уместится на кончике булавки; это совершенно не интересно никому,
кроме тех, кто, напившись, обожает поговорить о высоком, да еще аспирантов -
эти две категории людей равны в своем невежестве. Я удовлетворюсь тем, что
повторю очевидные и неоспоримые положения: и фэнтези, и фантастика -
результат деятельности воображения, и та, и другая создают миры, которые не
существуют, не могут существовать или пока не существуют. Конечно, между
ними есть различие, но границу, если хотите, попробуйте провести сами; с
первой же попытки вы убедитесь, что линия получается очень размытой. "Чужой"
(Alien), например, это фильм ужасов, хотя он гораздо прочнее связан с
наукой, чем "Звездные войны". А "Звездные войны" - это научно-фантастический
фильм, именно научная фантастика, хотя и нужно признать, что он относится к
школе "бей/руби" Э.Э. "Дока" Смита - Мюррея Лейстера. Космический вестерн,
переполненный ПИОНЕРСКИМ ДУХОМ.
используется в кинематографе, находятся произведения, которые как будто
объединяют фэнтези и научную фантастику, и в этом нет ничего
предосудительного. Пример - "Близкие контакты третьего вида" (Close
Encounters of the Third Kind).
и научной фантастики может предложить десятки иных: утопия, антиутопия, "меч
и магия", героическая фэнтези, футурология и так до бесконечности), вы
понимаете, почему я не хочу раскрывать эту дверь шире.
двигаться дальше, - а что может служить лучшим примером, чем "Мозг Донована"
(Donovan's Brain)?
Роман Курта Сиодмака "Мозг Донована" движется от научной основы к чистому
ужасу. Роман был трижды экранизирован, и все три версии пользовались большим
успехом. В центре и романа, и фильмов - фигура ученого, если не безумного,
то действующего на грани безумия. Таким образом, мы можем провести его
происхождение непосредственно от хозяина Безумной Лаборатории Виктора
Франкенштейна <И еще дальше к Фаусту? Дедалу? Прометею? Генеалогия,
ведущая прямо в ад, если он существует! - Примеч. автора.>. Ученый
экспериментирует с техникой, предназначенной для того, чтобы поддерживать
жизнь мозга после смерти тела - в баке, наполненном солевым раствором, через
который пропущено электричество.
жесткого и властного, разбивается в аризонской пустыне, недалеко от
лаборатории ученого. Воспользовавшись случаем, ученый вскрывает череп
Корнев Павел
Березин Федор
Браун Дэн
Орлов Алекс
Шилова Юлия