Чтение 5–й страницы книги ~Амето~

Взгляни, поодаль благодатных вод

густы луга и нету в них изъяна,

но нет тебя средь луговых щедрот.

Приди же - заждалась тебя поляна,

привычною отрадой насладись,

моим очам отрадна и желанна.

И от своих трудов освободись,

хоть в них приятней быть мне вовлеченным,

чем в сонм богов бессмертных вознестись.

Дай отдышаться псам разгоряченным -

им рыскать по горам невмоготу -

и появись пред взором восхищенным,

и поспеши лелеять красоту,

и хоть на время ради сладкой тени

оставь охоты шумную тщету.

Приди же - отдохни в укромной сени,

как приходила; и не медли впредь

со мной предаться праздности и лени.

Нельзя твоих достоинств не воспеть, -

и, пусть в словах моих немного лада,

я все-таки попробую посметь;

Ты слаще налитого винограда,

яснее и прозрачнее стекла,

ты сердцу и отрада и услада,

тебе, что пальме, высота мила,

ты так нежна, ягненка ты пригожей

и, словно он, резва и весела,

ты для меня желанней и дороже,

чем путнику ручья прохладный ток,

огонь замерзшим и бездомным ложе;

я волосы твои сравнить бы мог

со спелыми колосьями Цереры,

сплетенными в сияющий венок;

и должно соразмерней всякой меры

и часть и целое в тебе почесть,

и вряд ли есть похожие примеры,

и у Зевеса вымолю я честь

глаз не сводить с твоей красы отныне,

лишь только бы тебе не надоесть!

И коль тобой руководит богиня,

о коей пела, - поспеши тогда

ко мне явиться, словно благостыня.

Красе своей не причиняй вреда,

палящий зной опасен ей тем боле,

чем долее ты не идешь сюда.

Явись, как ты являлась мне дотоле,

я для тебя - мне сердце так велит -

цветок к цветку собрал в душистом поле.

Еще, тебе на радость, не забыт

запас немалый вишни полнотелой,

поторопись - не то она сгорит.

И красный ждет тебя жасмин и белый,

и смокв достаточно, и вдоволь слив,

и миндаля, и земляники спелой,

и груш отборных; и в тени олив

нашел я голубят в гнезде средь луга,

чьих перышек жемчужен перелив, -

ты ими позабавишься; из лука

зайчиху подстрелив, я взял у ней

зайчат смешных и милых, даже злюка

и тот им улыбнется; иль скорей

три олененочка тебе по нраву,

моих не Избежавшие сетей?

И всякий плод, и всякую забаву

я сберегаю для тебя одной,

приди же в милосердную дубраву,

беги несносной духоты дневной,

пренебреги охотничьей потехой -

вернешься к ней, когда не будет зной

ловитве огорчительной помехой.

IX

Умолкает песнь, и солнце правит коней к Гесперийским волнам; истекли
часы палящего зноя, и вот уже ночь, окутав мир, восстала из Ганга, а
желанной Лии все нет на урочных лужайках. Засветились звезды, и, различив их
в небе, Амето, унылый, возвратился под кровлю, кляня свою леность и пеняя на
зловредность Фортуны в надежде, что впредь она будет милостивей. Подступают
дни празднеств, со времен седой старины посвященных Венере, узами света
связанной с Фебом, вступившим в середину Тельца, похитителя Европы.
Огласились храмы, и хлынувшие в них нарядные лидийские толпы воскурили
благовония богам; избранная знать и простолюдины, смешавшись, умилостивили
богов молитвой и жертвами и предались праздничному ликованью. Девы, жены и
престарелые матери в блистающих чудных убранствах являли в храмах свою
красоту; и сами храмы, изнутри и снаружи украшенные гирляндами из листвы и
цветов, вливали в душу веселье. Но торжественнее прочих, покоясь белоснежным
сводом на мраморных колоннах, высится храм, равно отстоящий от быстрых вод
Муньоне и Сарно, в кругу величественных сосен, стройных елей, могучих дубов
и рослых буков, бросающих узорные тени на храмовую площадь. К его пышному
великолепию стекается стар и млад; нет селения, не пославшего сюда жителей,
нет склона, удержавшего на себе пастухов; прозрачные реки шлют к нему нимф,
окрестные рощи - дриад и фавнов, к нему спешат с полей сатиры, а за ними
являются и резвые наяды; Вертумн шлет своих празднично разодетых питомцев,
Приап - своих; одни смотрят Палладой, другие - Минервой, кто грацией подобен
Юноне, кто - девственной Диане. Сюда же, скинув деревенскую одежду и
принарядившись, поспешил Амето, а вскоре, подобно ему, в пышном убранстве
пришла Лия; и от обоюдных взглядов в каждом из них еще сильнее разгорелось
любовное пламя. Но вот окончены воскурения и вознесены молитвы, а души
исполнились благостью, умолк шумный храм. Меж тем подошло жаркое время дня,
и, выйдя, все устремились искать прохлады; а в тени, отведав кушаний,
предались забавам, разделились на общества, и каждое избрало приятный способ
веселиться. Кто, как некогда Марсий, звуком свирели тягался с Аполлоном, кто
игрой на кифаре мнил превзойти Орфея, кто, укрощая норовистых коней,
выхвалялся ловкостью Александра, кто на свой лад воздавал дань Церере и
Вакху; большая часть, взявшись за пряжу Минервы искали мастерством превзойти
Арахну, прочие же, служа Вертумну, изощрялись в аркадских забавах. Амето меж
тем всюду следовал за своей Лией; вместе с подругами она расположилась близ
храма среди пышной травы и цветов на прекрасной лужайке, осененной свежей
листвой, подле прозрачного ручья; отразившись в его глади, отерла жаркий
пот, поправила одежды и, утешив Амето взором, сладостным голосом завела
беседу; рассказывая правдивейшие истории о всевышних богах и мирских
пороках, она услаждала слушавших благородной речью. Однако повесть ее
длилась недолго; увидев, что к ним издалека направляются две прекраснейшие
нимфы, она поднялась им навстречу; многократно повторив радостное и любезное
приветствие, с почетом усадила подле себя и с их дозволенья возобновила
прерванную беседу. Амето, завидев нимф, приподнял голову над зеленой травой,
и, не в силах оторвать взгляд, с похвалой созерцал каждую в отдельности и
обеих вместе. У одной, той, что более величественна видом, волосы,
необычайно искусно уложенные вокруг головы, стягивала в красивый узел тонкая
золотая сетка, подобная им цветом, так, чтобы дуновения ветерка не могли их
колебать; ярко-зеленая повилика, прежде нежно обвивавшая вяз, венчала
широкий, гладкий, блестящий лоб без единой морщинки; ниже, разделенные малым
промежутком, дугой расходились темные брови; под ними не запавшие, но и не
излишне выпуклые глаза, точно два божественных светоча, излучали
благородство. Меж сияющих щек, по которым согласно разлит румянец, умеренно
продолговатых и уместно округлых, расположился точеный нос; ниже на должном