Утром, когда "Макамбо" подходил к Сиднею, капитан Дункан сделал новую попытку получить Майкла. Баркас портового врача подходил к судну, когда капитан кивком головы подозвал проходившего по палубе Доутри.
- Баталер, я дам двадцать фунтов.
- Нет, сэр. Благодарю вас, сэр, - был ответ Доутри. - Я не могу с ним расстаться.
- Тогда двадцать пять. Я не могу дать больше. Кроме того, на свете много других ирландских терьеров.
- Я как раз думал о том же, сэр. И я вам достану другого. Здесь же, в Сиднее. И вам это не будет стоить ни одного пенса.
- Но я хочу иметь Киллени-боя, - настаивал капитан.
- Я - тоже, и в этом вся загвоздка, сэр. Кроме того, я первый получил его.
- Двадцать пять соверенов - хорошая сумма… за такую собаку, - сказал капитан Дункан.
- А Киллени-бой, хорошая собака… за такую сумму, - возразил баталер. - Оставим в стороне вопрос о чувствах - одни его трюки больше стоят. Неузнавание меня в тех случаях, когда мне это нужно, само по себе стоит пятидесяти фунтов. А его счет, а его пение и все остальное? Все равно, как бы там я его ни получил, но он тогда этих штук не знал. Это все мое. Я сам учил его всему. Он теперь совсем не тот, каким взошел на борт. Я столько вложил в него своего, что продать его - значит продать часть самого себя.
- Тридцать фунтов! - назвал окончательную цену капитан.
- Нет, сэр. Благодарю вас. Дело не в цене, - отказался Доутри.
Капитан Дункан повернулся и пошел навстречу поднявшемуся на пароход портовому врачу.
Врачебный осмотр едва закончился, и "Макамбо" шел из гавани в доки, когда к нему вплотную подъехала нарядная военная шлюпка и нарядный лейтенант поднялся по трапу. Скоро выяснилось, в чем дело. Он был четвертым помощником капитана британского крейсера второго класса "Альбатрос", который заходил в Тулаги с депешами от резидента Южно-океанских английских колоний. Так как между прибытием "Альбатроса" и отплытием "Макамбо" прошло едва двенадцать часов, резидент Соломоновых островов и капитан Келлар считали, что пропавшая собака была увезена именно на этом пароходе. Зная, что "Альбатрос" должен зайти в Сидней, его капитану поручили узнать о судьбе собаки. Имеется ли на борту ирландский терьер, отзывающийся на кличку Майкл?
Капитан Дункан честно признался, что имеется, причем всячески выгораживал Дэга Доутри, повторяя сказку о собаке, самостоятельно появившейся на борту. Как же вернуть теперь собаку капитану Келлару, возникал вопрос; "Альбатрос" шел к берегам Новой Зеландии, но капитан Дункан разрешил все недоумения.
- "Макамбо" вернется в Тулаги через два месяца, - сказал он лейтенанту. - И я лично передам собаку ее владельцу. Пока же мы позаботимся о ней. Наш баталер к ней очень привязан, так что пес будет в хороших руках.
- Как видно, собака не достанется ни вам, ни мне, - покорно прокомментировал Доутри это событие в разговоре с капитаном Дунканом.
Но когда он повернулся и пошел вдоль палубы, его брови сдвинулись так упрямо, что увидевший его в эту минуту шортлендский плантатор недоумевал, за что капитан мог ему задать взбучку.
Несмотря на свои шесть кварт и некоторое легкомыслие во взглядах, Дэг Доутри был в некоторых делах по-своему добросовестен. Он совершенно спокойно мог украсть собаку или кошку, но свои обязанности он выполнял честно - так уж он был создан. Он не смог бы получать свое жалованье баталера, не выполняя исключительно скрупулезно обязанностей, которые надлежало выполнять баталеру. Поэтому, хотя все его планы были нарушены, он в течение нескольких дней, пока "Макамбо" стоял в доках "Бернс, Филп и Ко", тщательно следил за уборкой кают после сошедших в Сиднее пассажиров и приготовлением их для новых пассажиров, купивших билеты для далекого путешествия к коралловым морям и островам людоедов.
Среди служебных занятий Доутри отлучался на берег только однажды на всю ночь и дважды по вечерам. Ночь он провел в матросских кабачках, где можно узнать все последние сплетни и новости обо всех мореплавателях и кораблях, странствующих по морям. Собранные им сведения были таковы, что на следующий же вечер он нанял за десять шиллингов маленькую шлюпку и отправился в Джексонову бухту, где стояла высокая, красивая трехмачтовая американская шхуна "Мэри Тернер".
Взойдя на палубу, он объяснил причину своего появления, и его повели вниз в кают-компанию, где он сообщил, что его интересует, и его соответственно расспросили четверо мужчин, которых он тотчас же окрестил "сворой чудаков".
Доутри предварительно имел долгую беседу с только что оставившим это судно баталером и поэтому сразу узнал находившихся перед ним людей. Очевидно, сидевший поодаль старик с выцветшими светло-голубыми, казавшимися совсем белыми глазами был Бывший моряк. Длинные тонкие пряди серебристых нечесаных волос обрамляли, словно ореол, его лицо. Он был до ужаса тощ, с провалившимися щеками, причем кожа была морщинистой и, по-видимому, совершенно не покрывала мускулов. Она чудовищными складками свисала на шею и на адамово яблоко, которое только случайно, при глотании, высовывалось наружу из складок кожи, покрывающих его подобно пеленам мумии, и затем опять скрывалось из виду.
"Видать, что бывший моряк, - подумал Доутри. - Ему свободно можно дать и семьдесят пять, и сто пять, и сто семьдесят пять лет".
Начинаясь у правого виска, через скулу и нижнюю челюсть тянулся страшный рубец, исчезая в складках провалившихся щек и окончательно теряясь в обильно свисающих складках шеи. Дряблые мочки ушей были проткнуты маленькими цыганскими золотыми серьгами. На скелетообразных пальцах правой руки старик носил не менее пяти колец - ни мужских, ни женских по форме; они были очень странными и оригинальными и, по мнению Доутри, стоили немало. На левой руке колец не было, потому что не на чем было их носить: на ней сохранился один большой палец, и у руки был такой вид, точно она была срезана тем же оружием, что разбило голову от виска до челюсти, и одному лишь Небу известно, как далеко оно прошлось по обвислой кожей шее.
Выцветшие глаза Бывшего моряка пронизывали Доутри насквозь - так Доутри, по крайней мере, чувствовал, - и ему стало так неловко, что он отступил на шаг назад. Это объясняется тем, что, нанимаясь в качестве слуги, он должен был стоять перед этими сидящими людьми, как будто они были судьями, а он преступником за решеткой. Несмотря на это, взгляд старика преследовал его до тех пор, пока, приглядевшись, он не решил, что эти глаза вообще его не видят. Ему казалось, что эти выцветшие глаза заполнены мечтой и что разум живет за этими подернутыми мечтой глазами и за их пределы не выходит.
- На какое жалованье вы рассчитываете? - спросил его между тем капитан, совершенно не похожий на моряка, по мнению Доутри. Он напоминал вылощенного, живого дельца или же франта, только что выскочившего из парикмахерской.
- Он не будет участвовать в прибыли, - заговорил третий, громадный, ширококостный человек средних лет, которого Доутри узнал по рукам, похожим на окорока. По этим признакам Доутри определил фермера из Калифорнии.
- Всем хватит, - пронзительно закудахтал Бывший моряк так, что Доутри вздрогнул. - Целые горы, джентльмены, в бочках и сундуках, в бочках и сундуках лежат в песке, на глубине всего семи футов.
- Прибыли? В чем дело, сэр? - спросил Доутри, хотя он очень хорошо знал, в чем дело, так как прежний баталер проклинал день, когда он ушел из Сан-Франциско, прельстившись неопределенными барышами, а не заранее определенным жалованьем. - Это не важно, сэр, - прибавил он. - Я три года назад служил на китобойном судне и получил за все время лишь один доллар. Мне полагается шестьдесят золотых долларов в месяц, считая, что вас всего четверо.
- И помощник, - прибавил капитан.
- И помощник, - повторил Доутри. - Очень хорошо, сэр. И никакого участия в прибыли.
- Но вы-то сами? - заговорил четвертый, громадный колосс, целая гора мяса и жира - армянский еврей, ростовщик из Сан-Франциско. Бывший баталер предупреждал Доутри относительно него. - В порядке ли ваши документы, рекомендации и свидетельства, получаемые при уходе с корабля?
- Я бы мог спросить, сэр, и о ваших бумагах, - нагло заявил Дэг Доутри. - Это ведь не настоящее торговое или пассажирское судно, так же, как и вы, джентльмены, не являетесь настоящей компанией судовладельцев с официальной конторой, которая легально ведет свои дела. Я даже не знаю, являетесь ли вы собственниками корабля или же срок вашего контракта давно истек и вас на берегу ожидает иск, и не уверен, что вы меня не бросите на каком-нибудь берегу, не задумываясь о моей судьбе. Как бы там ни было, - закричал он, не давая еврею прийти в ярость, - как бы там ни было, - вот они, мои бумаги!
Он быстрым движением запустил руку во внутренний карман куртки и выбросил на стол груду бумаг с печатями и штемпелями, собранную им за сорок пять лет службы. Последняя из этих бумаг была выдана пять лет назад.
- Я не спрашиваю о ваших бумагах, - продолжал Доутри. - Я хочу только получать полностью свое жалованье, каждое первое число, шестьдесят долларов в месяц.
- Горы и горы сокровищ, золото и лучше золота, в бочках и сундуках, на семь футов под песком, - благосклонным кудахтаньем убеждал Доутри Бывший моряк. - Короли, князья, властители - это мы, самый ничтожный из нас. Больше того, гораздо больше, джентльмены. Широта и долгота мне известны, и я один знаю, где находятся горы, покрытые дубами, на берегу Львиной Головы. Только я один остался в живых изо всех храбрых, безумных членов нашей команды.
- Хотите подписать контракт? - прервал его еврей.
- Какой ваш конечный порт? - спросил Доутри.
- Сан-Франциско.
- Тогда я подпишу контракт до Сан-Франциско.
Еврей, капитан и фермер кивнули.
- Но я должен оговорить некоторые условия, - продолжал Доутри. - Во-первых, я должен иметь свои шесть кварт в день. Я к этому привык и слишком стар, чтобы менять свои привычки.
- Спирта, по всей вероятности? - саркастически спросил еврей.
- Нет, пива, хорошего английского пива. Это должно быть оговорено прежде всего и независимо от того, как долго мы пробудем в море, запаса пива должно хватить на все время.
- Еще что? - спросил капитан.
- Да, еще вот что, сэр, - ответил Доутри. - Моя собака будет со мной.
- И еще что-нибудь? Жена или, быть может, семья? - поинтересовался фермер.
- У меня нет ни жены, ни семьи. Но у меня есть негр, очень хороший негр, и он тоже отправится со мной. Он подпишет договор на десять долларов в месяц, если будет работать все время. Но если он будет работать только на меня, то я ему позволю подписать на два с половиной доллара в месяц.
- Восемнадцать дней на баркасе, - Доутри вздрогнул от резкого голоса Бывшего моряка. - Восемнадцать дней на баркасе, восемнадцать дней палящего ада.
- Честное слово, - сказал Доутри, - старый джентльмен может довести до родимчика. Здесь понадобится много пива.
- Судовые баталеры задают много форсу, - заметил фермер, забывая о Бывшем моряке, все еще возглашавшем о жаре на баркасе.
- Предположим, нам не с руки принять баталера, который привык путешествовать с таким форсом? - спросил еврей, вытирая шею цветным носовым платком.
- Тогда вы никогда не узнаете, какого хорошего баталера вы упустили, - весело возразил Доутри.
- Я думаю, что на берегу в Сиднее сколько угодно баталеров, - живо сказал капитан, - и в прежнее время я им платил гроши. Они стоили дешевле грязи, столько их было.
- Благодарю вас, мистер баталер, что вы подумали о нас, - с оскорбительной любезностью подхватил еврей мысль капитана. - Мы глубоко сожалеем, что не в состоянии согласиться на ваши условия.
- Но я видел, как они погружались в песок, на семь футов в глубину там, где увядают мангиферы, растут кокосовые пальмы и берег поднимается к Львиной Голове.
- Заткните фонтан! - раздраженно крикнул фермер в адрес еврея и капитана, как бы не замечая Бывшего моряка. - Кто снарядил всю экспедицию? А я-то не имею права голоса? Моего мнения не спрашивают? Мне этот баталер нравится. Мне сдается, что он вполне нам подходит. Он не менее вежлив, чем мы все, и, видно, не станет умничать, получая приказания, и он ничуть не глуп.
- В этом-то все и дело, Гримшоу, - примирительно сказал еврей. - Принимая во внимание необычность нашей… экскурсии, нам подошел бы более глупый баталер, и в виде особой любезности, я просил бы вас не забывать, что в эту экспедицию вы не вложили ни одной полушкой больше, чем я.
- А где бы вы оба были без меня и без моего знания морского дела? - вызывающе спросил капитан. - Не говоря уже о закладной на мое имущество и на самый красивый доходный дом, выстроенный в Сан-Франциско после землетрясения.
- А кто до сих пор поддерживает все предприятие? Кто из вас, скажите мне, кто? - Фермер нагнулся вперед, положив руки на колени, причем его длинные пальцы свисали до половины ноги. - Вы, капитан Доун, не можете извлечь больше ни одного пенса из вашего имущества. На моей же земле растет пшеница, приносящая нам наличные денежки. Вы, Симон Нишиканта, не вложили в это дело ни одного пенни, хотя ваши жульнические конторы продолжают по-прежнему делать дела, выдавая за безбожные проценты займы пьяным матросам. И вы задерживаете экспедицию здесь, в этой дыре, ожидая, чтобы мои агенты перевели мне вырученные за мою пшеницу деньги. Ладно, или мы подпишем с этим человеком контракт на шестьдесят долларов в месяц, со всем прочим, или же я вовсе бросаю вас и сажусь на первый отходящий в Сан-Франциско пароход.
Фермер внезапно встал и оказался такого роста, что Доутри поглядел, не ударился ли он головой о потолок.
- Вы мне все надоели до черта, да, - продолжал он. - Работать? Что ж! Давайте работать! Начнем с того, что мои деньги уже в пути. Завтра они будут здесь. Приготовимся к отплытию и начнем с того, что возьмем баталера, который годится для этой работы. Мне все равно, пусть везет с собой хоть две семьи.
- Вы совершенно правы, Гримшоу, - умиротворяюще сказал Нишиканта. - Это путешествие начинает действовать на нервы. Забудьте, если я чем-нибудь вас задел. Конечно, мы примем этого баталера, если он вам нравится. Я думал, что он слишком форсист для нас.
Он повернулся к Доутри.
- Понятно, чем меньше будет о нас разговоров на берегу, тем лучше.
- Конечно, сэр. Я могу держать язык за зубами, но я должен сказать, что о вас немало ходит разговоров на берегу.
- О цели нашей экспедиции? - быстро спросил еврей.
Доутри утвердительно кивнул.
- Поэтому вы и захотели с нами ехать? - так же быстро последовал второй вопрос.
Доутри отрицательно покачал головой.
- Пока вы мне будете ежедневно давать мое пиво, сэр, я не подумаю интересоваться вашей охотой за кладом. Эти штуки мне не новы. Южные моря кишат такими охотниками…
Доутри готов был поклясться, что заметил тревожный огонек, блеснувший в затуманенных мечтой глазах Бывшего моряка.
- Должен сказать, сэр, - развязно прибавил он, говоря то, чего бы не стал говорить, если бы не заметил тревоги в глазах старика, - что Южное море кишит погребенными сокровищами. Несметные богатства, миллионы миллионов фунтов стерлингов спокойно лежат, ожидая счастливца, который знает, где их найти.
Теперь Доутри мог поклясться, что заметил облегчение в глазах Бывшего моряка, подернувшихся опять дымкой мечты.
- Но мне нет дела до сокровищ, сэр, - закончил Доутри. - Было бы мне пиво. Вы можете спокойно сколько угодно гоняться за вашими сокровищами, пока я буду получать мои шесть кварт в день. Но прежде чем подписать контракт, я вас честно предупреждаю, сэр: как только пиво кончится, я суну нос в ваши дела. Игра начистоту - вот мой девиз.
- Вы считаете, что мы будем оплачивать еще и ваше пиво? - спросил Симон Нишиканта.
Ильин Андрей
Ильин Андрей
Мороз Александра
Мурич Виктор
Конан-Дойль Артур
Перумов Ник