вырубать его было трудно и неденежно.
мужчины часто разбредаются по домам уже в десять, одиннадцать, двенадцать
часов. У устья выработки не видно пустых вагонеток. И женщины, по утрам
выбивая о забор каминные коврики, смотрят с окрестных холмов вниз,
считают, сколько платформ тащит по долине паровоз. А дети, возвращаясь в
обед из школы, глядят на шахты, видят, что колесо на главном стволе не
крутится, и говорят:
ведь в конце недели получка будет жалкая.
арендную плату, еду, одежду, на взносы в общество взаимопомощи, на
страховку и на докторов. Иногда, расщедрившись, давал тридцать пять. Но
куда чаще, напротив, ограничивался двадцатью пятью. Зимой, если углекопу
доставался хороший забой, он мог заработать пятьдесят, а то и пятьдесят
пять шиллингов в неделю. Тогда он бывал рад и счастлив. Вечером в пятницу,
в субботу и в воскресенье давал себе волю, спускал порой и целый соверен.
И из таких деньжищ едва ли уделял детям лишний пенни, фунта яблок и то им
не покупал. Все шло на выпивку. В плохие времена он зарабатывал меньше,
зато не так часто напивался, и миссис Морел, бывало, говорила:
нет у меня ни минуты покоя.
пяти оставлял себе пять, из тридцати двух - четыре, из двадцати восьми -
три, из двадцати четырех - два, из двадцати - полтора, из восемнадцати -
один шиллинг, из шестнадцати - шестипенсовик. Он никогда не отложил ни
гроша, и жене тоже не давал такой возможности; больше того, ей даже иногда
приходилось платить его долги; не за выпитое пиво - эти долги с женщин
никогда не спрашивали, - но за канарейку, которую ему вздумалось купить,
или за щегольскую трость.
чтобы отложить на роды. Горько ей было думать, что она, измученная, сидит
дома, а он меж тем развлекается и сорит деньгами. Праздничных дней было
два. Во вторник Морел поднялся чуть свет. Настроение у него было отличное.
Спозаранку, еще и шести не было, она услыхала, как он, насвистывая,
спускается по лестнице. Насвистывал он всегда премило, весело и мелодично.
И чаще всего церковные гимны. Мальчиком он пел в церковном хоре, голос у
него был очень хорош, и он исполнял сольные партии в Саутуэллском соборе.
Только по его утреннему свисту и можно было это представить.
мастерит в огороде, пилит, прибивает, и звенит, переливается его свист. И
всякий раз, когда ранним ярким утром он вот так радовался на свой мужской
лад, а дети еще спали и сама она еще лежала в постели, на душе у нее
становилось тепло и покойно.
Морел, кончив плотничать, вошел в дом, рукава сорочки закатаны, жилет
нараспашку. С черной волнистой шевелюрой и пышными черными усами он был
еще очень недурен. Лицо, пожалуй, чересчур румяное и чуть ли не капризное.
Но сейчас он был весел. И пошел прямо к раковине, где умывалась жена.
сполоснуться.
домыться.
дому, он обертывал шею шарфом. А вот сейчас принялся всерьез наводить
глянец. Со вкусом отдувался и полоскался, потом поспешно кинулся к зеркалу
в кухне и, склонясь, - уж очень низко оно висело, - так старательно
расчесал на пробор влажные черные волосы, что миссис Морел даже досада
взяла. Он пристегнул отложной воротничок, надел черный галстук-бабочку и
парадный костюм. Теперь он глядел щеголем, не столько оттого, что
прифрантился, сколько благодаря бессознательному умению блеснуть своей
внешностью.
закадычный друг Морела, а миссис Морел его недолюбливала. Был он высокий,
тощий, с лисьей физиономией, и глаза, казалось, совсем без ресниц. Он
гордо выступал, осторожно неся голову, будто она держалась на ломкой
деревянной пружине. По натуре он был человек холодный и расчетливый. Само
великодушие, когда уж хотел быть великодушным, он, казалось, души не чаял
в Мореле и на свой лад опекал его.
чахотки и под конец так яростно возненавидела мужа, что, если он входил к
ней в комнату, у нее начинала идти кровь горлом. Но, похоже, ни то, ни
другое Джерри не смущало. И теперь старшая, пятнадцатилетняя дочь
хозяйничала в его нищем доме и заботилась о двух младших детях.
Широкий парень, отродясь щедрей человека не видал, - вот он, по-моему,
какой.
- не соглашалась миссис Морел.
показалась над кухонной занавеской. Он поймал взгляд миссис Морел.
она ему не предложила, и он так и стоял, невозмутимо утверждая права
мужчин и мужей.
держался свободно и уверенно, Морел же довольно скованно - в присутствии
жены боялся слишком явно выказывать радость. Но резво, мигом зашнуровал
башмаки. Им предстояло пройти пешком, полями десять миль до Ноттингема.
Поднявшись из Низинного на холм, они весело вступили в утро. В "Луне и
звездах" выпили по первому стаканчику и двинулись дальше, к "Старому
местечку". Потом долгие пять миль предстояло терпеть жажду до "Бычьего
источника", до желанной пинты доброго горького пива. Но по дороге они еще
посидели с косарями, у которых бутыль была полна, так что, когда
завиднелся город, у Морела слипались глаза. Город раскинулся перед ними,
дымясь в полдневном мареве, он поднимался по холму, и шпили, громады
фабричных корпусов, трубы скрывали с юга его вершину. На последнем лужке
Морел улегся под дубом и крепко проспал больше часу. А когда проснулся и
они двинулись дальше, почувствовал, что хмель еще не выветрился.
"Пирушку", где так и бурлили всевозможные азартные игры. Морел никогда не
играл в карты, ему казалось, они обладают какой-то таинственной злой
силой, - "бесовские картинки" называл он их! Но он знал толк в кеглях и в
домино. И принял вызов одного ньюаркца, пожелавшего сразиться в кегли.
Все, кто был в длинном зале старой пивной, тут же разделились, одни
ставили на Морела, другие на его противника. Морел скинул сюртук. Джерри
держал шапку с деньгами. За столами с них не спускали глаз. Кое-кто
поднялся с кружкой в руках. Морел хорошенько примерился к большому
деревянному шару, метнул. Кегли развалились, он выиграл полкроны и теперь
оказался при деньгах.
покатили домой.
время в поселке, высыпали из домов. Женщины, с непокрытыми головами, в
белых фартуках, собравшись по две-по три, судачили в проулках. Мужчины,
отдыхая между выпивками, сидели на корточках и толковали о своем. Воздух
был спертый, в сухом зное ослепительно блестели шиферные крыши.
каких-нибудь двухстах ярдах от дома. Вода живо бежала по камням и
черепкам. Мать и малышка облокотились о перила старого мостика для овец и
смотрели, что делается вокруг. Вверх по течению, у глубокой заводи на
другом конце луга, подле желтой воды мелькали голые мальчишечьи тела,
изредка освещенная солнцем фигурка, блестя, стремглав проносилась над
темнеющими неподвижными травами. Миссис Морел знала, Уильям тоже у заводи,
и ее не отпускал страх - как бы не утонул. Энни играла у высокой живой
изгороди, подбирала ольховые шишки, она их называла черной смородиной. С
малышки ни на минуту нельзя было спускать глаз, да еще и мухи одолевали.
уже не грозила поездка по железной дороге и теперь можно было достойным
образом закончить этот замечательный день. Они зашли в пивную Нелсона с
чувством удовлетворения, какое испытываешь после долгих странствий.
мужчин. К тому же у большинства уже кончились деньги. Кое-кто,
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Гюго Виктор
Перумов Ник
Никитин Юрий
Куликов Роман