пьянчуга Боярков. Замечательное залитое вечерним солнцем место.
тался в сапогах на босу ногу. Всем спать! (И совсем малый костер!..)
Рубахин отобрал у Вовки транзистор (ночью ни звука). Автомат, как
всегда, на коленях. Он сидел плечом к пленному, а спиной к дереву в
своей излюбленной с давних времен позе охотника (чуткой, но позволяю-
щей немного впасть в дрему). Ночь. Он как бы спал. И в параллель сну
слышал сидящего рядом пленника слышал и чувствовал настолько, что сре-
агировал бы в тот же миг, вздумай тот шевельнуться хоть чуточку нес-
тандартно. Но тот и не думал о побеге. Он тосковал. (Рубахин вникал в
чужую душу.) Вот оба они впали в дрему (доверяя), а вот Рубахин уже
почувствовал, как юношей вновь овладела тоска. Днем пленный старался
держаться гордецом, но сейчас его явно донимала душевная боль. Чего,
собственно, он печалился? Рубахин еще днем внятно намекнул ему, что
ведут его не в воинскую тюрьму и не для каких-то иных темных целей, а
именно, чтобы отдать его своим взамен на право проехать. Всего-то и
дел передать своим. Сидя рядом с Рубахиным, он может не волноваться.
Пусть он не знает про машины и блокированную там дорогу, но ведь он
знает (чувствует), что ему ничто не грозит. Более того. Он чувствует,
конечно, что он симпатичен ему, Рубахину... Рубахин вдруг вновь сму-
тился. Рубахин скосил глаза. Тот тосковал. В уже подступившей тьме ли-
цо пленного было по-прежнему красиво и так печально. "Ну-ну!" друже-
любно сказал Рубахин, стараясь приободрить.
удивительную красоту неподвижного взгляда, Рубахин только чуть коснул-
ся пальцами его тонкой скулы и как бы поправил локон, длинную прядку,
свисавшую вдоль его щеки. Юноша не отдернул лица. Он молчал. И как по-
казалось но это могло показаться, еле уловимо, щекой ответил пальцам
Рубахина.
сладкие минуты, так стремительно промчавшиеся в том деревенском домиш-
ке. За мигом миг дробная и такая краткая радость женской близости. Он
спал сидя; спал стоя; спал на ходу. Не удивительно, что ночью он креп-
ко уснул (хотя был его час) и не уследил, как рядом пробежал зверь,
возможно кабан. Всех всколыхнуло. А треск в кустах затянуто долго схо-
дил на нет. "Хочешь, чтобы нас тоже пристрелили сонных?!" Рубахин ле-
гонько дернул солдата за ухо. Встал. Вслушался. Было тихо.
падка; вернулся. Он сел рядом с пленным. Пережив испуг, тот сидел в
некотором напряжении. Плечи свело; ссутулился красивое лицо совсем
утонуло в ночи. "Ну что?.. Как ты?" спросил простецки. В таких случаях
вопрос это прежде всего пригляд за пленным: не обманчива ли его дрема;
не подыскал ли он нож; и не надумал ли, пока спят, уйти в темную ночь?
(сдуру ведь Рубахин нагонит его тотчас).
дом (не каждую же минуту менять место у костра).
нял?
ро...
медленно склонил свою голову вправо, на плечо Рубахину. Ничего особен-
ного: так и растягивают свой недолгий сон солдаты, привалившись друг к
другу. Но вот тепло тела, а с ним и ток чувственности (тоже отдельными
волнами) стали пробиваться, перетекая волна за волной через прислонен-
ное плечо юноши в плечо Рубахина. Да нет же. Парень спит. Парень прос-
то спит, подумал Рубахин, гоня наваждение. И тут же напрягся и весь
одеревенел, такой силы заряд тепла и неожиданной нежности пробился в
эту минуту ему в плечо; в притихшую душу. Рубахин замер. И юноша услы-
шав или угадав его настороженность тоже чутко замер. Еще минута и их
касание лишилось чувственности. Они просто сидели рядом.
взглядом от красных маленьких языков костра.
почти тут же стал вновь ощущаться ток податливого и призывного тепла.
Рубахин расслышал теперь тихую дрожь юноши, как же так... что ж это
такое? взбаламученно соображал он. И вновь весь он затаился, сдержива-
ясь (и уже боясь, что ответная дрожь его выдаст). Но дрожь это только
дрожь, можно пережить. Более же всего Рубахин страшился, что вот сей-
час голова юноши тихо к нему повернется (все движения его были тихие и
ощутимо вкрадчивые, вместе с тем как бы и ничего не значащие чуть ше-
вельнулся человек в дреме, ну и что?..) повернется к нему именно что
лицом, почти касаясь, после чего он неизбежно услышит юное дыхание и
близость губ. Миг нарастал. Рубахин тоже испытал минуту слабости. Его
желудок первым из связки органов не выдержал столь непривычного чувс-
твенного перегруза сдавил спазм, и тотчас пресс матерого солдата сде-
лался жестким, как стиральная доска. И следом перехватило дыхание. Ру-
бахин разом зашелся в кашле, а юноша, как спугнутый, отнял голову от
его плеча.
пывать. Да еще с таким звучным присвистом.
Днем спит, ночью спит!
никогда не имеют красивых женщин.
лег ему на затылок (и давит, давит...).
ним и уткнулся лицом, плечом в спину Рубахину. А сбоку к Рубахину
приткнулся пленный, всю ночь манивший солдата сладким пятном тепла.
Так втроем, обогревая друг друга, они дотянули до утра.
необычные переживания ночи.
его виноватость: Рубахин вдруг начал за юношей ухаживать. (Он взволно-
вался. Он никак не ожидал этого от себя.) В руках, как болезнь, появи-
лось мелкое нетерпение. Он дважды заварил ему чай в стакане. Он бросил
куски сахара, помешал звонкой ложечкой, подал. Он оставил ему как бы
навсегда свои носки носи, не снимай, пойдешь в них дальше!.. такая вот
пробилась заботливость.
бы тому было теплее.
Рубахина.
что-нибудь намотаю.
расчесывал их. Время от времени он горделиво встряхивал головой. И
снова выверенными взмахами приглаживал волосы до самых плеч. Чувство-
вать свою красоту ему было так же естественно, как дышать воздухом.
и вообще держался посмелее. Тоски в глазах не было. Он несомненно уже
знал, что Рубахин смущен наметившимися их отношениями. Возможно, ему
это было приятно. Он искоса поглядывал на Рубахина, на его руки, на
автомат и про себя мимолетно улыбался, как бы играючи одержав победу
над этим огромным, сильным и таким робким детиной.
подхватит. Рука юноши не цеплялась, как прежде, только за ворот; без
стеснения он держался мягкой рукой прямо за шею ступающего через ручей
Рубахина, иногда, по ходу и шагу, перемещая ладонь тому под гимнастер-
ку так, как было удобнее.
чать: он вел; на расширившейся затоптанной тропе Рубахин не доверял
никому (до самой белой скалы). Скала, с известной ему развилкой троп,
была уже на виду. Место опасное. Но как раз и защищенное тем, что там