разрушительное дело.
любой артист, исполняющий роль мельника в "Русалке".
обвертывало ноги портянками и завязывало веревками. Но и с этим последним
видом обуви у нас были постоянные кризисы.
время существовало множество всяких норм питания: были нормы
обыкновенные, нормы повышенные, нормы для слабых и для сильных, нормы
дефективные, санаторные, больничные. При помощи очень напряженной
дипломатии нам иногда удавалось убедить, упросить, обмануть, подкупить
своим жалким видом, запугать бунтом колонистов, и нас переводили, к
примеру, на санаторную норму. В норме было молоко, пропасть жиров и белый
хлеб. Этого, разумеется, мы не получали, но некоторые элементы кондера и
ржаной хлеб начинали привозить в большем размере. через месяц-другой нас
постигало дипломатическое поражение, и мы вновь опускались до положения
обыкновенных смертных и вновь начинали осторожную и кривую линию тайной и
явной дипломатии. Иногда нам удавалось производить такой сильный нажим,
что мы начинали получать даже мясо, копчености и конфеты, но тем печальнее
становилось наше житье, когда обнаруживалось, что никакого права на эту
роскошь дефективные морально не имеют, а имеют только дефективные
интеллектуально.
некоторые соседние сферы, например в губпродком, или в опродкомарм Первой
запасной, или в отдел снабжения какого-нибудь подходящего ведомства. В
наробразе категорически запрещали подобную партизанщину, и вылазки нужно
было делать втайне.
только одно простое и выразительное предположение:
воспитанников сто пудов муки".
и наша колония никогда так не называлась. В то время нас называли морально
дефективными. Но для посторонних миров последнее название мало подходило,
ибо от него слишком несло запахом воспитательного ведомства.
ведомства, у дверей кабинета. В двери это входило множество людей. Иногда
в кабинет набивалось столько народу, что туда уже мог заходить всякий
желающий. Через головы посетителей нужно было пробиться к начальству и
молча просунуть под его руку нашу бумажку.
классифиционных хитростях педагогики, и ему не всегда приходило в
голову, что "малолетние преступники" имеют отношение к просвещению.
Эмоциональная же окраска самого выражения "малолетние преступники" было
довольно внушительна. Поэтому очень редко начальство взирало на нас строго
и говорило:
дети...
неделю.
нашим предначертаниям, в которых никаких выяснений, само собой, не
ожидалось.
дела, когда начальство ни о чем не расспрашивало, а молча брало нашу
бумажку и чертило в углу: "Выдать".
то разберутся там...
нис, хе-хе-хе!..
нас не так удручало, как положение с пищей. Наши воспитанники всегда были
голодны, и это значительно усложняло задачу их морального перевоспитания.
Только некоторую, небольшую часть своего аппетита колонистам удавалось
удовлетворять при помощи частных способов.
ловля. Зимой это было очень трудно. Самым легким способом было опустошение
ятерей (сеть, имеющая форму четырехгранной пирамиды), которые на недалекой
речке и на нашем озере устанавливались местными хуторянами. Чувство
самосохранения и присущая человеку экономическая сообразительность
удерживали наших ребят от похищения самих ятерей, но нашелся среди наших
колонистов один, который нарушил это золотое правило.
семьи, был строен, ряб, весел, остроумен, прекрасный организатор и
предприимчивый человек. Но он не умел уважать коллективные интересы. Он
украл не реке несколько ятерей и притащил их в колонию. Вслед за ним
пришли и хоязева ятарей, и дело окончилось большим скандалом.
Хуторяне после этого стали сторожить ятеря, и нашим охотникам очень редко
удавалось что-нибудь поймать. Но через некоторое время у Таранца и у
некоторых других колонистов появились собственные ятеря, которые им были
подарены "одним знакомым в городе". При помощи этих собственных ятерей
рыбная ловля стала быстро развиваться. Рыба потреблялась сначала небольшим
кругом лиц, но к концу зимы Таранец неосмотрительно решил вовлечь в этот
круг и меня.
достал ятеря, я ловлю, мокну на речке, а давать всем?
масло подсолнечное вы выпрашиваете у кухарки - чье масло? Общее. А дрова,
а печь, а ведра? Ну, что ты скажешь? А я вот отберу у тебя ятеря, и
кончено будет дело. А самое главное - не по-товарищески. Мало ли что -
твои янтеря! А ты для товарищей сделай. Ловить же все могут.
возьмите.
очереди, и продукция сдавалась на кухню.
Каждый день Калина Иванович запрягал Малыша - киргиза - и отправлялся за
продуктами или в поход по учреждениям. За ним увязывались два-три
колониста, у которых к тому времени начинала ощущаться нужда в городе: в
больницу, на допрос в комиссию, помочь Калине Ивановичу, подержать Малыша.
Все эти счастливцы обыкновенно возвращались из города сытыми и товарищам
привозили кое-что. Не было случая, чтобы кто-нибудь на базаре "засыпался".
Результаты этих походов имели легальный вид: "тетка дала", "встретился со
знакомым". Я старался не оскорблять колониста грязным подозрением и всегда
верил этим обьяснениям. Да и к чему могло бы привести мое недоверие?
Голодные, грязные колонисты, рыскающие в поисках пищи, представлялись мне
неблагодарными обьектами для проповеди какой бы то ни было морали по таким
пустяковым поводам, как кража на базаре бублика или пары подметок.
потом у нас уже никогда не было. Одинаково были голодны и бедны и мы,
воспитатели. Жалованья тогда мы почти не получали, довольствовались тем же
кондером и ходили в такой же приблизительно рвани. У меня
в течение всей зимы не было подметок на сапогах, и кусок порятнки всегда
вылезал наружу. Только Екатерина Григорьевна щеголяля вычищенным,
аккуратными, прилаженными платьями.
мое шестимесячное жалованье.
бухгалтерия, и касса, ибо я соединял в своем лице все должности. Пачка
новеньких кредиток исчезла из запертого ящика без всяких следов взлома.
Николаев Андрей
Лукьяненко Сергей
Прозоров Александр
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Распопов Дмитрий