толстыми словно молодые деревца. В руках у нее была пачка печенья "Лорна
Дун", и она подошла к нашему молоковозу и улыбнулась мне.
тонкими, нос - широким и плоским, а брови, подведенные черным карандашом,
нависали над глубоко посаженными глазами. Она протянула мне пачку печенья:
подарков. Я взял одно печенье.
тоже съела печенье, потом затянулась сигаретой, и слабый дымок пошел у нее
из ноздрей. - Твой отец - наш молочник, - сказала она, немного помолчав. - Я
думаю, ты найдешь нас в вашем путевом листе. Шесть кварт молока, две пахты,
два шоколада и три пинты сливок.
Стаффорд - и заказ, в точности такой, как она говорила. Я сказал ей, что
сейчас достану все для нее, и стал собирать заказ.
Двенадцать?
принялась жевать очередное печенье. - В декабре стукнет двадцать. Он живет в
Сан-Антонио. Знаешь, где это?
тридцать восемь. Уже песок сыплется, а?
улыбка прямо-таки светилась в ее глазах. - Бери еще печенье, - она оставила
мне всю пачку и направилась к двери дома, а потом закричала, обращаясь к
кому-то внутри дома:
постаревшим, под глазами у него темнели черные круги.
мокрое водительское сиденье и втиснул ноги в ботинки. - Кто-то должен будет
поговорить с нами на том месте, где упала машина...
потом опять повернулся в сторону женщины. - В общем, его очень здорово
избили и покалечили...
объяснение...
был обнажен, привязан за шею струной от пианино и прикован наручниками к
рулю. Эта информация предназначалась только для шерифа, а уж никак не для
ушей мисс Грейс или кого-нибудь ей подобного. - Вы когда-нибудь видели здесь
парня с татуировкой на левом плече? Выглядит как череп с крыльями, которые
несут его куда-то?
Грейс. - Но не могу припомнить ничего подобного тому, о чем вы говорите.
Собственно говоря, как вы смогли это разглядеть? Тот парень был без рубашки?
Как вы узнали о его татуировке?
прямо вот здесь, - и отец дотронулся до своего левого плеча. Он снова
задрожал и потер руки. - Они никогда не смогут поднять эту машину. Никогда.
Озеро Саксон глубиной более трехсот футов.
ящик с молоком.
купальный халат, а ноги ее были голыми. Волосы по цвету напоминали кукурузу
и рассыпались по ее плечам, но как только она приблизилась к молоковозу, то
часто заморгала от света и проговорила:
неожиданности этого высказывания, потому что никогда прежде в своей жизни я
не слышал, чтобы из уст женщины вырывалось такое грязное ругательство. О, я
уже отлично знал, что значило это слово и все остальное, связанное с этим,
но его небрежное употребление в прекрасных устах повергло меня в глубокий
шок.
голосом, которым, казалось, можно было согнуть стальной гвоздь. - Следи,
пожалуйста, за своим языком...
когда я ткнул зубцом вилки в электрическую розетку. Глаза Лэнни были
шоколадного цвета, а ее губы, казалось, наполовину улыбались мне, наполовину
презрительно усмехались. Что-то в ее лице выглядело жестким и настороженным,
словно она только что сбежала от наказания. В выемке под горлом можно было
заметить маленькую красную метку.
приоткрылся. Тогда до меня дошло, какого сорта девушки так употребляли
нехорошие слова и что здесь было за место. Я несколько раз слышал от Джонни
Вильсона и Бена Сирса, что где-то рядом с Зефиром был самый настоящий
бордель. Это, по-видимому, входило в программу знаний, получаемых в
начальной школе. Когда ты говоришь кому-то: "Отсоси-ка!", то сразу начинаешь
балансировать на острой грани между миролюбием и насилием. Хотя я раньше
всегда представлял себе особняк, который являлся публичным домом, так:
плакучие ивы, растущие вокруг него; черные слуги, подносящие клиентам на
веранде фасада специальные напитки из мяты и виски со льдом. Как бы то ни
было, реальность состояла в том, что публичный дом был не таким уж большим
прогрессом по сравнению с полусломанным прицепом. Кругом стояла тишина, а
передо мной - эта девушка с кукурузными волосами и грязным ртом, которая
зарабатывала себе на хлеб утехами плоти. Моя спина покрылась гусиной кожей,
но я не смогу рассказать вам, какого рода сцены проносились тогда словно
медленная и опасная буря в моей голове.
почернели:
сделать так, что ты проторчишь на кухне целый месяц! А теперь делай то, что
тебе велят, и держи свой прелестный ротик закрытым!
серьезности наказания; в их холодных глубинах затаился гнев. Она взяла у
меня ящик и, повернувшись спиной к моему отцу и мисс Грейс, высунула свой
розовый влажный язык прямо в направлении моего лица, изогнула его трубочкой.
Потом кончиком языка она облизала рот, отвернулась от меня и оставила всех в
изумлении от раскачивающейся развратной походки, что было для нас подобно
скользящему удару меча. Она медленно прошла в дом, покачивая бедрами, а
после ее ухода мисс Грейс громко фыркнула и проговорила:
выпустив изо рта очередное колечко дыма:
взгляд остановился на мне. - Кори, почему ты не берешь печенье? С тобой-то
все в порядке?
мисс Грейс снова переключила внимание на моего отца и на сигарету, которая
была зажата в уголке ее рта. - Дайте мне знать, как будут разворачиваться
там события...
телефоном, - он вновь уселся за руль. - Молочный ящик я заберу в следующий
раз...
борделя, выкрашенного белой краской, а отец завел двигатель и снял машину с
ручного тормоза.
дорожками голубоватого и бордового цвета, порождаемыми рассветом. Отец
съехал с основной дороги на грунтовую, на ту, как мы поняли, по которой
приехал потерпевший крушение автомобиль. Потом мы сидели и ждали приезда
шерифа, в то время как солнечный свет набирал силу и окрасил небо в лазурный
цвет.
трещину и разделилось на части: одна часть думала о машине и той фигуре,
которую я вроде бы видел на лесной опушке; другая часть моего сознания
размышляла над тем, каким образом мой отец познакомился с мисс Грейс -
хозяйкой публичного дома. Отец лично знал всех своих покупателей; он часто
рассказывал маме о них за ужином. Я никогда не слышал, чтобы он когда-нибудь
рассказывал или даже упоминал в этих разговорах публичный дом и имя мисс
Грейс. Но, конечно же, это не было подходящим предметом разговора за ужином,
не так ли? И, кроме того, они никогда не говорили о таких вещах, когда я был
поблизости, хотя все мои друзья и любой ученик в школе, все мы давно знали,
что существовал такой дом с плохими девочками, где-то на окраине Зефира,
около лесной чащи.
Адамов Григорий
Гуревич Георгий
Майер Стефани
Андреев Николай
Березин Федор
Шилова Юлия