уничтожить восемьсот пленных в Египте...
преувеличено, - вставил пастор Вундерлих. - Не исключено, что этот герцог
и вправду был мятежным вертопрахом, а что касается пленных, то такая
экзекуция, вероятно, была произведена в соответствии с решением военного
совета, обусловленным необходимостью и хорошо продуманным.
написанная секретарем императора, она лишь недавно увидела свет и
заслуживала всяческого внимания.
которая вдруг начала мигать, - для меня непостижимо, решительно
непостижимо восхищение этим чудовищем! Как христианин, как человек
религиозный, я не нахожу в своем сердце места для такого чувства.
слегка склонил голову набок, тогда как его отец и пастор Вундерлих,
казалось, чуть-чуть улыбнулись друг другу.
сын положительно влюблен в Луи-Филиппа, - добавил он.
словосочетание: Филипп Эгалитэ (*8) и... влюблен!
монархии. - Консул произнес это серьезно и горячо. - Дружелюбное и
благожелательное отношение французского конституционализма к новейшим
практическим идеалам и интересам нашего времени - это нечто весьма
обнадеживающее.
небольшую передышку своим челюстям, вертел теперь в пальцах золотую
табакерку. - Практические идеалы!.. Ну, я до них не охотник, - с досады он
заговорил по-нижненемецки. - Ремесленные, технические, коммерческие
училища растут, как грибы после дождя, а гимназии и классическое
образование объявлены просто ерундой. У всех только и на уме что рудники,
промышленные предприятия, большие барыши... Хорошо, ох, как хорошо! Но, с
другой стороны, немножко и глуповато, если подумать... что? А впрочем, я и
сам не знаю, почему Июльская монархия мне не по сердцу... Да я ничего
такого и не сказал, Жан... Может, это и очень хорошо... не знаю...
консула... Францию можно только поздравить с таким правительством, и
стремление немцев установить такие же порядки нельзя не приветствовать...
Г-н Кеппен опять выговорил "проздравить". За едой он стал еще краснее и
громко сопел. Только лицо пастора Вундерлиха оставалось все таким же
бледным, благородным и одухотворенным, хотя он с неизменным удовольствием
наливал себе бокал за бокалом.
вбок их огоньки, распространяли над длинным столом чуть слышный запах
воска.
тяжелыми серебряными вилками тяжелые, добротные кушанья, запивали их
густым, добрым вином и не спеша перебрасывались словами. Вскоре беседа
коснулась торговли, и все мало-помалу перешли на местный диалект; в его
тяжелых, смачных оборотах было больше краткой деловитости, нарочитой
небрежности, а временами и благодушной насмешки над собою. "Биржа" в этом
произношении звучала почти как "баржа", и лица собеседников при этих
звуках принимали довольное выражение.
Крегер, подробно и очень аппетитно повествовавшая о наилучшем способе
тушить карпа в красном вине:
гвоздикой, сухарями и сложите в кастрюльку, тогда уже добавьте ложку
масла, щепоточку сахара и ставьте на огонь... Но только не мыть, сударыня!
Боже упаси, ни в коем случае не мыть; важно, чтобы не вытекла кровь...
сидевший рядом с доктором Грабовым, ближе к детскому концу стола,
занимался поддразниванием мамзель Юнгман; она щурила карие глаза и, держа,
по свойственной ей странной привычке, нож и вилку вертикально, слегка
раскачивалась из стороны в сторону. Даже Эвердики оживились и
разговаривали очень громко. Старая консульша придумала новое нежное
прозвание для своего супруга. "Ах, ты мой барашек!" - восклицала она, и
чепец на ее голове трясся от наплыва чувств.
путешествие в Италию, куда пятнадцать лет назад ему довелось сопровождать
одного богатого гамбургского родственника. Он рассказывал о Венеции, о
Риме и Везувии, о вилле Боргезе, где Гете написал несколько сцен своего
"Фауста" (*9), восхищался фонтанами времен Возрождения, щедро дарующими
прохладу, аллеями подстриженных деревьев, в тени которых так сладостно
бродить... И тут кто-то вдруг упомянул о большом запущенном саде
Будденброков, начинавшемся сразу за Городскими воротами.
досада берет, что я в свое время не удосужился придать ему несколько более
благообразный вид! Недавно я там был; стыд, да и только - какой-то
девственный лес! А какой был бы прелестный уголок, если бы посеять газоны,
красиво подстричь деревья...
и мне страшно даже подумать, что эту вольную прекрасную природу обкромсают
садовые ножницы.
не вправе распоряжаться ею по своему усмотрению?..
траве, мне, право, кажется, что я принадлежу природе, а не то, что у меня
есть какие-то права на нее...
- той ничего не сделается, уписывает за четверых, эдакая обжора-девчонка.
настоящие чудеса. На вопрос, не хочет ли она вторую тарелку супу. Тильда
протяжно и смиренно отвечала: "Да-а, по-о-жалуйста!" Рыбу, а также ветчину
она дважды брала с блюда, нацеливаясь на самые большие куски, и заодно
горой накладывала себе овощей; деловито склонившись над тарелкой и не
сводя с нее близоруких глаз, она все пожирала неторопливо, молча,
огромными кусками. В ответ на слова старика она только протянула
дружелюбно и удивленно: "О го-о-споди, дядюшка!" Она не оробела и
продолжала есть, с инстинктивным, неутолимым аппетитом бедной родственницы
за богатым столом, хоть и знала, что это не принято и что над нею смеются;
улыбалась безразличной улыбкой и снова и снова накладывала себе на
тарелку, терпеливая, упорная, голодная и худосочная.
6
мудреное многослойное изделие из миндаля, малины, бисквитного теста и
заварного крема; в тот же миг на нижнем конце стола вспыхнуло пламя: детям
подали их любимый десерт - пылающий плум-пудинг.
вытаскивая из кармана панталон увесистую связку ключей, - во втором
погребе, на второй полке, за красным бордо, две бутылки, понял?
вскоре воротился с бутылками, запыленными и покрытыми паутиной. Но едва
только из этой невзрачной оболочки полилась в маленькие бокальчики
золотисто-желтая сладкая мальвазия, пастор Вундерлих встал и, подняв
бокал, начал в мгновенно наступившей тишине провозглашать тост. Он
говорил, изящно жестикулируя свободной рукой и слегка склонив голову
набок, - причем на его бледном лице играла тонкая и чуть насмешливая
улыбка, - говорил тем непринужденным, дружеским тоном, которого он любил
держаться даже в проповедях:
превосходной влаги за благоденствие наших досточтимых хозяев в их новом,
столь великолепном доме! За благоденствие семьи Будденброков и всех ее
членов, как сидящих за этим столом, так и отсутствующих! Vivat!
его семьи бокалами. - Кого он имеет в виду? Только ли франкфуртскую родню
да еще, пожалуй, Дюшанов в Гамбурге? Или у старого Вундерлиха иное на
уме?" Он встал, чтобы чокнуться с отцом, и с любовью посмотрел ему прямо в
глаза.
потребовалось немало времени, а когда она была наконец произнесена, он
поднял бокал за фирму "Иоганн Будденброк", за ее дальнейший рост и
процветание во славу родного города.
торгового дома, принес гостям благодарность на добром слове и послал
Томаса за третьей бутылкой мальвазии, ибо расчет, что и двух будет
достаточно, на сей раз не оправдался.
оставшись сидеть: ему казалось, что легкое покачиванье головой и изящные
движения рук должны были с места произвести еще более грациозное
впечатление. Свою речь он посвятил обеим хозяйкам дома - мадам Антуанетте
и консульше.
съеден, а мальвазия выпита, - как со стула, откашливаясь, поднялся Жан-Жак
Гофштеде. У присутствующих вырвалось единодушное "ах!". А дети на нижнем