самых опасных преступников, отъявленных бегунов эсэсовцы сковывали при
перевозках. Он таким и был, старший лейтенант Валентин Васильевич Логунов.
Наши места на нарах рядом, и по вечерам Валентин рассказывает мне и Якову
свои злоключения. И я начинаю понимать: редких качеств человек попался нам в
товарищи.
неиссякаем в своей жизнерадостности и упрямстве и нас заражает своей
неистовостью. Смотрю я на него и горжусь: каких людей воспитала Красная
Армия, и я к этому немножко причастен! Рассказы его нескончаемы, говорит он
красочно, образно, и я не перестаю удивляться, как он только помнит все. Да
и то сказать, трудно забыть, если столько плетей и палок прошлось по твоему
телу...
нем черные фигурки - это гитлеровцы перебираются на наш берег. Стучит
пулемет в руках Логунова, и черные фигурки валятся с моста. Тогда разрывы
мин встают перед его окопом, и снова по искореженным фермам моста
перебираются черные фигурки. И снова бьется пулемет в его руках. Каково же
было его отчаяние, когда он очнулся в окопе полузасыпанный, оглохший,
беспомощный и понял: от немцев не убежать, вот они - рядом...
нескончаемые леса и болота, и можно убедиться, что не один ты хочешь бить
фашистов. Недолго существовал партизанский отряд Николая Селиванова,
гитлеровцы загнали его в леса и уничтожили. Осталось только семеро бойцов, и
Логунов в их числе. Мала банька на лесной опушке, а ощетинилась - не
подступишься. Мнутся фашисты, не знают, как выкурить партизан. Только огонь,
охвативший баньку, заставил их замолчать. Вот они - почти неживые. И вымещая
злобу, бьют их гитлеровцы, бьют, топчут сапогами, колют штыками, а потом
привозят в лагерь пятерых: нате, делайте, что хотите... День идет, другой,
третий - темно в карцере, болит, ноет тело. Но все-таки можно сесть. А раз
можно сесть - то, пожалуй, можно и встать. Ноги держат. Это удивительно,
конечно, но ноги держат. Шаг, другой, "Братцы, они думают, что мы кончены, а
мы...". Трое бегут из карцера. В многотысячном муравейнике лагеря
обязательно найдется кто-нибудь, чтоб спрятать, подлечить, подкормить.
их плечами остался лагерь и пылающий склад с боеприпасами. Осторожно,
товарищи! Но как не доверяться людям, от них принимаешь кусок хлеба. Но от
них получаешь... - и пулю. "Неужели не выдержу?!" - думал Валентин на пятый
день побоев, валяясь на грязной соломе в чужом сарае. Выдержал! Ничего, что
снова лагерь. И еще выдержим! И убежим! Надо только держаться вместе,
группой. Не может быть, чтоб сорвалось. Все продумано.
паровоз. А если навалиться всем и вышибить тяжелые двери? Куда там, вон эти
- перебежчики - подняли визг. Взвилась ракета, заскрежетали тормоза, и
началось... Несколько трупов скатилось с насыпи.
здесь? Попробуем все-таки не погибнуть". Сущим пустяком показались боли от
пинков и побоев, принятых раньше. Вот эта боль... Твои руки отрываются от
тела и ты летишь в пустоту... Но нет пустоты, это ты висишь с вывернутыми
руками, плывет, качается перед глазами земля...
лагере, говорят, 34 тысячи пленных. Впрочем, немного понадобилось времени,
чтобы тридцати тысяч не стало. Бродят между пленными агенты РОА, говорят:
"Москва пала, правительство разбежалось, терять больше нечего, здесь с
голоду подохнете, записывайтесь в армию генерала Власова". Как бы не так!
Все чаще в уборных находят трупы вербовщиков.
производящий взрывчатку. Ну что же, его не будет!.. И его не стало. Но
ночные переходы по Германии опасны, очень опасны. Как ни осторожен, а
уберечься трудно... И опять допросы, побои, карцер. А потом
сельскохозяйственные работы под местечком Добренец. Это не самое плохое.
Подкормиться здесь можно наверняка. И бежать отсюда легче. Бежать,
непременно бежать. В который раз! И откуда только берутся силы? Но рядом
надежный товарищ, такой же одержимый, и имя его внушает какую-то особую
уверенность - Иван Иванов.
схватили сонных в водопроводной будке на дне оврага.
тюрьма, лагерь беглецов в Хартемандорфе и еще побеги, и работа в команде по
осушению болота, побег всей команды, скитания по дорогам Германии, облавы и,
наконец, камера с черным крестом на двери. Отсюда уходят только на смерть...
можно еще предпринять? Что? Этот вопрос не дает покоя.
черт! Вместе с Иваном Ивановым он превратился из пленного в
политзаключенного и был перевезен в гестапо города Хемнице. Может, лучше
смерть, чем такие страдания! Стиснул зубы, идя на допрос, хотел не кричать.
И кричал... Фашистские изверги хотели признания, что он агент Коминтерна.
"Агент Коминтерна, - шептал он, валяясь после допроса на мокром цементном
полу. - Конечно агент Коминтерна, раз советский офицер, раз ненавижу вас,
как..."
начинаются просто легенды. Можно ли убежать с пятого этажа тюрьмы гестапо по
связанным одеялам? Можно. И прямо на улицу перед входом в главное управление
полицей-президиума? И убежал бы, ,если бы один из заключенных не дал знать
дежурному, Не спасут ни сады, ни дворы, ни чердаки, если твой товарищ
предаст тебя. Не убежишь, когда сзади гонятся мотоциклы, автомобили,
ищейки...
Веймаре, бесстрастные лица гестаповцев, железнодорожные вагоны, тюремные
машины...
через трубу крематория...
флюгпункт - белый круг с блюдце величиной с красным кружком посередине. Это
означает, что Валентин - особенно опасный беглец и стрелять в него может
любой солдат охраны по любому поводу. И ждут его в лагере самые тяжелые
работы...
верю: хорошие ребята. Вот на таких и стоит Советская власть, вот на таких и
армия выстояла! Они еще и здесь себя покажут! Правда, говорят, из
Бухенвальда еще никто не убегал...
Отмучились...
какого-то ремонта. Греет прощальное октябрьское солнышко, бродят в вышине
ватные облака. Труба крематория распустила по небу свой черный хвост. Здесь
тихо. Лишь изредка простучат по булыжнику деревянные колодки заключенного,
долетят чьи-то неяркие приглушенные голоса.
Красного Креста. Вот они и живут. А наши с баланды, как мухи, падают.
сохранить...
для нас? Угождать эсэсовцам? Чудовищная мысль! Подслуживаться какому-нибудь
зеленому бандиту и вместе с ним мучить своего брата-заключенного за лишний
черпак баланды? Это тоже не для нас.
винкель, должны быть вместе. Что говорил Ганс? Политические друг за друга
стоят против зеленых и против эсэсовцев...
на блок, у меня ни с кем не было связи. Кроме того, мне казалось, что
излишняя поспешность может просто погубить нас. Надо знать, на кого можно
положиться, кому можно довериться.
изучить жизнь Бухенвальда, А она, эта жизнь, сложна, сами видите, и мы в ней
еще всего не понимаем. А потом в карантине одна жизнь, а вот перевезут в
большой лагерь, погонят на работы, может, все будет по-другому.
обеспокоенно вставляет Яков. - Надо попасть в один блок и на одну работу.
Где трое, там и еще свои найдутся. Помните тот случай в Галльской тюрьме?
Все тогда поднялись...
случай!
кого-то еще втолкнули в большую общую камеру. Около двери сидели и стояли
более двадцати заключенных. Тут находились люди в добротных, но помятых
костюмах и шляпах и оборванцы, вроде нас. Камера почему-то была перегорожена
скамейками. Причем в первой ее половине, у дверей, оставалось такое