Чтение 5–й страницы книги ~Петр и Алексей~

болваны же их бездушные в домах и огородах не для че-
го-де иного, как для украшения, поставляются. И в том
весьма, с конечной пагубой души своей, заблуждаются,
ибо натуральное и сущее бытие сии ветхие боги имеют...

- Ты веришь в богов?-еще больше удивился ца-
ревич.

- Верю, ваше высочество, свидетельству святых отцов,
что боги суть бесы, кои, изгнаны именем Христа Рас-
пятого из капищ своих, побежали в места пустые, темные,
пропастные и угнездились там, и притворили себя мертвы-
ми и как бы не сущими - до времени. Когда же оскудело
древнее христианство, и новое прозябло нечестие, то и боги
сии ожили, повыползли из нор своих: точь-в-точь как вся-
кое непотребное червие и жужелица и прочая ядовитая
гадина, излезая из яиц своих, людей жалит, так бесы из
ветхих сих идолов - личин своих исходя, христианские
души уязвляют и погубляют. Помнишь ли, царевич, виде-
ние иже во святых отца Исаакия? Благолепные девы и от-
роки, их же лица были аки солнца, ухватя преподобного
за руки, начали с ним скакать и плясать под сладчайшие
гласы мусикийские и, утрудив его, оставили еле жива и,
так поругавшись, исчезли. И познал святой авва, что были
то ветхие боги эллино-римские-Иовиш, Меркуриуш,
Аполло и Венус, и Бахус. Ныне и нам, грешным, являют-
ся бесы в подобных же видах. А мы любезно приемлем
их и в гнусных машкерах, смесившись с ними, скачем и пля-
шем да все вкупе в преглубокий тартар вринемся, как
стадо свиное в пучину морскую, не помышляя того, невеж-
ды, сколь страшнейшие суть самых скаредных и черных
эфиопских рож сии новые, лепообразные, солнцеподоб-
ные, белые черти!

В саду, несмотря на июньскую ночь, было почти темно.
Небо заволакивали низкие, черные, душные, грозовые
тучи. Иллюминации еще не зажигали, праздник не начи-
нался. Воздух был тих, как в комнате. Зарницы или очень
далекие безгромные молнии вспыхивали, и с каждою
вспышкою в голубоватом блеске вдруг выделялись почти
ослепительно, режущей глаз белизною мраморные статуи
на черной зелени шпалер по обеим сторонам аллеи, точно
вдруг белые призраки выступали и потом опять исчезали.

Царевич, после того, что слышал от Аврамова, смотрел
на них уже с новым чувством. "А ведь и в самом деле,-
думал он,-точно белые черти!"

Послышались голоса. По звуку одного из них, негром-
кому, сиповатому, а также по красной точке угля, горев-
шего, должно быть, В глиняной голландской трубке -
высота этой точки отличала исполинский рост куриль-
щика - царевич узнал отца.

Быстро повернул он за угол аллеи в боковую дорож-
ку лабиринта из кустов сирени и букса. "Будто заяц в
кусты шмыгнул!"- подумал тотчас со злобою об этом
движении своем, почти непроизвольном, но все же унизи-
тельно трусливом.

- Черт знает, что ты такое говоришь, Абрамка!-
продолжал он с притворною досадою, чтобы скрыть свой
стыд.- В уме ты, видно, от многого чтения зашелся;

- Сущую истину говорю, ваше высочество,- возра-
зил Аврамов, не обижаясь.- Сам я на себе познал ту
нечистую силу богов. Подустил меня сатана у батюшки
твоего, государя, Овидиевых и Вергилиевых книжиц
просить для печатания. Одну из оных, с абрисами сквер-
ных богов и прочего их сумасбродного действа, я уж в пе-
чать издал. И с той поры обезумился и впал в ненасытный
блуд, и отступила от меня сила Господня, и стали мне
являться в сонных видениях всякие боги, особливо же
Бахус и Венус...

- Каким подобием?-спросил Царевич не без любо-
пытства.

- Бахус - подобием тем, как персона еретика Мар-
тына Лютера пишется - немец краснорожий, брюхо,
что пивная бочка. Венус же сначала девкою гулящею при-
кинулась, с коей, живучи в Амстердаме, свалялся я блуд-
но: тело голое, белое, как кипень, уста червленые, очи
похабные. А потом, как очнулся я в предбаннике, где и
приключилась мне та пакость - обернулась лукавая ведь-
ма отца-протопопа дворовою девкою Акулькою и, ругаючи,
что мешаю-де ей в бане париться, нагло меня по лицу
мокрым веником съездила и, выскочив во двор, в сугроб
снега - дело было зимою - повалилась и тут же по вет-
ру порошею развеялась.

- Да это, может быть, Акулька и была!..- рас-
смеялся царевич.

Аврамов хотел что-то возразить, но вдруг замолчал.
Опять послышались голоса, опять зарделась в темноте
красная, точно кровавая, точка. Узкая тропа темного ла-
биринта опять свела сына с отцом в месте, слишком узком,
чтобы разойтись. У царевича и тут еще мелькнула было
отчаянная мысль - спрятаться, проскользнуть или опять
шмыгнуть зайцем в кусты. Но было поздно. Петр увидел
его издали и крикнул:
- Зоон!

По-голландски зоон значит сын. Так называл он его
только в редкие минуты милости. Царевич удивился тем
более, что в последнее время отец перестал говорить с ним
вовсе, не только по-голландски, но и по-русски.

Он подошел к отцу, снял шляпу, низко поклонился и
поцеловал сначала полу его кафтана,- на Петре был силь-
но поношенный темно-зеленый Преображенский полковни-
чий мундир с красными отворотами и медными пуго-
вицами,- потом жесткую мозолистую руку.
- Спасибо, Алеша!-сказал Петр, и от этого давно

не слыханного "Алеша" сердце Алексея дрогнуло.-
Спасибо за гостинец. В самую нужную пору пришелся.
Мой-то ведь дуб, что плотами с Казани плавили, бурей
на Ладоге разбило. Так, ежели б не твой подарок, с но-
вым-то фрегатом и к осени бы, чай, не управились. Да и
лес-от- самый добрый, крепкий что твое железо. Давно
я этакого изрядного дуба не видывал!

Царевич знал, что нельзя ничем угодить отцу так, как
хорошим корабельным лесом. В своей наследственной вот-
чине, в Порецкой волости Нижегородского края, давно уже
тайно ото всех берег он и лелеял прекрасную рощу, на тот
случай, когда ему особенно понадобится милость батюш-
ки. Проведав, что в Адмиралтействе скоро будет нужда
в дубе, срубил рощу, сплавил ее плотами на Неву, как
раз вовремя, и подарил отцу. Это была одна из тех ма-
леньких, робких, иногда неумелых, услуг, которые он ока-
зывал ему прежде часто, теперь все реже и реже. Он,
впрочем, не обманывал себя - знал, что и эта услуга, так
же как все прежние, будет скоро забыта, что и эту слу-
чайную, мгновенную ласку отец выместит на нем же впо-
следствии еще большею суровостью.

И все-таки лицо его вспыхнуло от стыдливой радости,
сердце забилось от безумной надежды. Он пролепетал
что-то бессвязное, чуть слышное, вроде того, что "всегда
для батюшки рад стараться", и хотел еще раз поцеловать
руку его. Но Петр обеими руками взял его за голову. На
одно мгновение царевич увидел знакомое, страшное и ми-
лое лицо, с полными, почти пухлыми щеками, со вздерну-
тыми и распушенными усиками,-"как у кота Котабры-
са", говорили шутники,- с прелестною улыбкою на изви-
листых, почти женственно-нежных губах; увидел большие
темные, ясные глаза, тоже такие страшные, такие милые,