крышу передохнуть. Храм вовсе не показался мне прекрасным, скорее он
вызывал ощущение дисгармонии. Неужели, подумал я, прекрасным может быть
нечто, настолько лишенное красоты?
верно, не пал бы так быстро духом, а обвинил бы во всем несовершенность
своего видения. Но я так страстно и так долго ждал этой встречи, что
ощущение обиды и предательства заглушило все остальные чувства.
явившись мне иным, чем он есть на самом деле? Возможно, Прекрасное, дабы
защитить себя, должно прятаться, обманывать человеческий взор? Нужно
подобраться к Храму поближе, проникнуть за уродливую пелену, скрывающую
его от моего взгляда, рассмотреть это чудо во всех деталях, добраться до
самой сердцевины Прекрасного. Вполне естественный для меня ход мысли -
ведь я верил лишь в ту красоту, которая доступна глазу. Отец подвел меня к
Храму и с благоговением поднялся на открытую галерею нижнего яруса.
Первое, что мне бросилось в глаза, - макет Золотого Храма под стеклянным
колпаком. Вот макет мне понравился. Он гораздо больше походил на Золотой
Храм моих фантазий. Да само то, что внутри большого Кинкакудзи находится
еще один - точно такой же, но только миниатюрный, - навело меня на мысль о
бесконечности, о малых мирах, заключенных внутри миров огромных. Я как бы
увидел воплощение своей мечты: микроскопический - гораздо меньше этого
макета, - но абсолютно прекрасный Золотой Храм; и еще один - бесконечно
громадный, охватывающий всю Вселенную.
с"гуна ‚симицу, считающейся национальным сокровищем. Эта деревянная
скульптура официально именовалась "Статуя Рокуонъиндэн Мити"си" - такое
имя принял ‚симицу после пострижения в монахи.
времени истукан. Потом мы с отцом поднялись на второй этаж, в "Грот
Прибоя", потолок которого украшала картина "Танцы Небожителей",
приписываемая кисти самого Масанобу Кано .
наверху, в покое "Вершина Прекрасного", ничуть меня не тронули.
В его глади, освещенной лучами заходящего солнца и оттого похожей на
древнее медное зеркало, застыло отражение Храма.
неземным сиянием; снизу, изнутри, оно поглощало весь мир, и Храм, подобно
гигантскому золотому якорю, почерневшему от ржавчины, тонул в этой
бездне...
Целых три года они, тогда еще послушники секты Дзэн, жили бок о бок, деля
радости и печали. Потом они поступили в семинарию при храме С"кокудзи
(тоже, между прочим, построенном с"гуном ‚симицу) и, пройдя все
необходимые ступени Дзэнского обучения, получили священнический сан.
Позднее, в хорошую минуту, святой отец Досэн рассказал мне, как они
вдвоем, несмотря на суровость монашеских правил, по ночам перелезали через
стену и бегали в город, в публичный дом.
провел нас длинным коридором в кабинет настоятеля, выходивший окнами в
знаменитую сосновую рощу.
пошевелиться, отец же расположился как у себя дома. Однако, хоть и вышли
они с настоятелем из одной обители, доля им выпала разная.
напоминал румяный персик. На столе святого отца высилась груда посылок,
журналов, книг, писем, присланных на адрес столь высокочтимого храма, -
настоятель еще даже не успел их распечатать. Вот он взял толстыми пальцами
ножницы и ловко раскрыл небольшую бандероль.
достать. В магазины они совсем не поступают - сразу в армию или по
учреждениям.
я таких не пробовал. Я все больше чувствовал себя не в своей тарелке, и
крошки сыпались на мои черные форменные брюки.
власти почитают только синтоистские храмы, а до буддийских им дела нет;
спорили о том, как надо управлять храмом, и о многом другом.
промытыми. Щеки круглые, только нос торчал, как сосулька застывшей смолы.
Несмотря на добродушное лицо, обритый череп настоятеля придавал его облику
суровость: казалось, в этой голой, мощной голове таится какая-то могучая,
животная сила.
окно, на сосну "Парусник". Огромное дерево действительно было похоже на
корабль: его ветви низко стелились по земле, лишь с одной стороны
вздымаясь вверх, подобно бушприту.
посетителей направлялась к Золотому Храму. И голоса, и стук шагов словно
таяли в вечернем весеннем небе, теряли резкость, доносились сюда как бы
через мягкую пелену. Шаги затихали вдали, будто уносимые течением. "Так и
человек - пройдет по земле и исчезнет", - подумал я. Взгляд мой не мог
оторваться от венчавшего крышу Кинкакудзи феникса - так ярко высвечивали
его последние солнечные лучи.
обернулся. В этот самый миг в кабинете, окутанном полумраком, отец
препоручал мое будущее преподобному Досэну. - Мне, похоже, недолго
осталось... Ты уж позаботься о нем.
в чем не бывало принялись вспоминать, что говорили и делали перед смертью
разные знаменитые монахи. Один в последний миг воскликнул: "О, до чего же
не хочется умирать!" Другой, подобно Гете, попросил: "Света, побольше
света!" Третий перед концом тщательнейшим образом проверял счета и
ведомости вверенного ему храма.
"якусэки" - "спасительным камнем" , и оставили ночевать в храме. Но перед
тем как лечь спать, я упросил отца сходить к Кинкакудзи еще раз, чтобы
увидеть Храм в лунном свете.
произнести "Золотой Храм", и он безропотно пошел, опершись рукой на мое
плечо и тяжело дыша.
темным силуэтом, ломаным и причудливым; лишь по фигурным оконцам Вершины
Прекрасного скользили лунные блики.
внутри, и живет этот серебристый, мерцающий свет.
Я чувствовал, как все тяжелее давила мне на плечо отцовская рука. Взглянул
на нее - и в лунном свете она показалась мне костлявой пятерней скелета.
встрече, стал вновь овладевать моей душой, принимая облик все более
прекрасный. Взращенный моей фантазией, Храм преодолел испытание
реальностью, чтобы сделать мечту еще пленительней.
образом Кинкакудзи. Золотой Храм занял теперь прочное и определенное место
в тайниках моей души. Я явственно видел каждую колонну, каждое оконце,
скаты крыши, волшебную птицу. В моей памяти мельчайшая деталь отделки
находила свое точное место в сложной конструкции Храма; стоило мне
вспомнить один штрих, как весь облик Кинкакудзи вставал перед моим взором,
- так однаединственная музыкальная фраза заставляет услышать вновь всю
знакомую мелодию.
нет ничего прекраснее Золотого Храма".
заброшенный мыс.
случился сильный приступ кровохарканья, и он скончался.
отрочеством - меня самого поражало, насколько лишен я всех обычных
человеческих чувств. Нет, "поражало", пожалуй, не то слово: поняв, что
даже смерть отца не в состоянии вызвать у меня ни малейшей грусти, я впал
в какое-то тупое оцепенение.
то, чтобы добраться до мыса Нариу, у меня ушли целые сутки - сначала
пешком до порта Утиура, потом морем. Стояли раскаленные от зноя дни,
близился сезон дождей. По обычаю гроб должны были отнести в дальний,
пустынный конец мыса и сжечь там, на самом берегу моря; ждали только меня.
Сертаков Виталий
Лукин Евгений
Никитин Юрий
Орлов Алекс
Курылев Олег
Рыбаков Вячеслав