Мелисса, "Манчестер", "Би-Джиз", "Кей-Си энд зэ Саншайн Бэнд", Донна
Саммер, "Иглз", "Бостон", "Коммодорз", Джон Денвер, "Чикаго", Кенни
Логгинз... Эта музыка легко просачивалась в мозги - и растворялась
бесследно, как пена. Полная лажа, подумал я. Ходовой товар разового
употребления. Модная жвачка, ради которой выворачивают карманы миллионы
тинэйджеров...
Подумав так, я снова впал в меланхолию.
Просто сменилось поколение. Вот и все.
Стиснув руль, я попробовал вспомнить какие-то примеры полной лажи в той
музыке, что звучала, когда подростком был я... Нэнси Синатра - вот уж было
дерьмо!.. "Манкиз" - ничуть не лучше. Да у того же Элвиса можно найти
целую кучу совершенно бездарных вещей... Еще было такое чудо света по
имени Трини Лопес. От большинства завывалок Пэта Бунa во рту возникал
привкус мыла. Фабиан, Бобби Райделл, Анетт... Ну и в самом конце списка,
конечно же, "Херманз Хермитс". Вот уж где полная катастрофа...
Название за названием, в голове мельтешили лажовые английские банды. С
волосами до задницы, в кретинских костюмах. Сколько я еще вспомню?
"Ханикамз", "Дэйв Кларк Файв", "Джерри энд Писмэйкерз", "Фредди энд
Дримерз"... "Джефферсон Эйрплэйн" с голосами окоченевших трупов. Том Джонс
- от одного имени по телу судороги. И с ним его тошнотворный двойник
Энгельберт Хампердинк. И еще эта парочка - Херб Альперт и Тиффана Брасс:
каждый мотивчик - как проигрыш для рекламы зубной пасты. Лицемеры Саймон с
Гарфанклом. Неврастеники "Джексон Файв"...
Все, все то же самое.
Ничто не меняется. Всегда, всегда, всегда - порядок вещей на свете один и
тот же. Ну, разве что номер у года другой, да новые лица взамен ушедших.
Бестолковая музыка разового употребления существовала во все времена - и в
будущем вряд ли исчезнет. Все эти "изменения" постоянны, как фазы
старушки-Луны.
Очень долго я гнал машину, рассеянно думая про все это. По радио вдруг
выдали "Роллинг Стоунз" - "Brown Sugar"""Бурый сахар" (англ.) - хит с
пластинки "Роллинг Стоунз" 1971 года "Липкие пальцы" ("Sticky Fingers")".
Я невольно улыбнулся. Это была добрая песня. "Как раз то, что надо", -
пронеслось в голове. "Brown Sugar" была суперхитом, кажется, в семьдесят
первом... Я попробовал вспомнить точнее год, но не смог. Да и черт с ним,
какая разница. Семьдесят первый или семьдесят второй - сегодня это уже не
имеет никакого значения. Какой, вообще, смысл задумываться об этом всерьез?
Забравшись поглубже в горы, я съехал с трассы, отыскал подходящую рощицу и
похоронил там кошку. Выкопал на опушке яму в метр глубиной, положил на дно
Селедку в бумажном пакете - и засыпал землей. Прости, сказал я ей
напоследок, но на большее нам с тобой рассчитывать не приходится. Все
время, пока я рыл яму, неподалеку пела какая-то птица. Высоко и протяжно,
точно играла на флейте.
Заровняв могилку, я спрятал лопату в багажник и вырулил обратно на шоссе.
Затем опять включил радио - и погнал машину в сторону Токио.
Ни о чем не думалось. Я просто слушал музыку - и все.
Сперва играли Род Стюарт и "Дж. Гайлз Бэнд". Потом ведущий объявил
"кое-что из олдиз". Оказалось - Рэй Чарльз, "Born to Lose". Очень грустная
песня. "Я рожден для потерь, - пел старина Чарльз, - и теперь я теряю
тебя"... Мне вдруг и правда стало смертельно грустно. Прямо чуть слезы не
выступили. Иногда так бывает со мной. Какая-то случайность ни с того ни с
сего задевает самую тонкую струнку души... Я выключил радио, остановился у
ближайшей заправки, зашел в ресторанчик и заказал овощных сэндвичей с
кофе. Потом в туалете долго отмывал перепачканные землей руки. Из трех
сэндвичей я съел лишь один, зато выпил две чашки кофе.
Как там моя Селедка, подумал я. Там, в яме, наверное, темно - хоть глаз
выколи, подумал я. И вспомнил, как комья земли ударялись о бумажный
пакет... Что делать, подруга. Такой финал - самый подходящий для нас. И
для тебя, и для меня.
Целый час я просидел в ресторане, упершись взглядом в тарелку с
сэндвичами. Ровно через час подошла официантка в фиолетовой юбке и
вышколенно-вежливо осведомилась, можно ли забрать тарелку. Я молча кивнул.
Ну что, сказал я себе наконец.
Пора возвращаться в мир.
3.
В таком гигантском муравейнике, как наше Общество Развитого Капитализма,
найти работу, в принципе, не очень сложно. Если, конечно, не слишком
привередничать насчет ее рода и содержания.
В конторе, которой я раньше заведовал, мы постоянно редактировали тексты;
кроме того, часто приходилось пописывать самому. И в бизнесе этом у меня
еще оставались какие-то связи. Так что подрядиться куда-нибудь
журналистом-внештатником, чтобы только покрыть расходы на жизнь, для меня
труда не составляло. Не говоря о том, что жизнь моя вообще-то и не требует
особых житейских расходов.
Отыскав записную книжку, я позвонил по нескольким номерам. У каждого
собеседника я прямо спрашивал, не найдется ли для меня какого-нибудь
занятия. Дескать, по ряду причин я исчезал ненадолго из виду, но теперь,
если возможно, хотелось бы поработать. Как я и ожидал, мне сразу подкинули
несколько "горящих" заказов. Не ахти каких серьезных, конечно. Так,
позатыкать случайные дыры в бесконечном потоке рекламы. Мягко выражаясь -
большинство текстов, что мне давали, глубиной смысла не отличались и вряд
ли вообще были кому-то нужны. Организованный перевод бумаги и чернил на
дерьмо. И потому я тоже, особенно не напрягаясь, почти механически
выполнял один заказ за другим. Первое время работы было немного. Трудился
я не дольше двух часов в день, а все остальное время шлялся по городу и
смотрел кино. Посмотрел просто невероятное количество фильмов. Так
продолжалось, наверное, месяца три. Достаточно, чтобы свыкнуться со
странной мыслю: "худо ли бедно, я все же участвую в жизни этого общества".
Все изменилось с началом осени. Работы вдруг резко прибавилось. Телефон
мой теперь надрывался с утра до вечера, а приходившие письма едва
умещались в почтовом ящике. Заказчики уже приглашали меня отужинать и
вообще обращались со мной очень ласково, обещая в ближайшее время
подкинуть чего-нибудь еще.
Почему так вышло - догадаться несложно. Принимая заказы, я не
привередничал, брал, что дают. Работу всегда выполнял чуть раньше
назначенных сроков. Никогда ни на что не жаловался. Плюс - отличался
хорошим почерком. Ну, и вообще аккуратничал в мелочах. Даже там, где мои
коллеги обычно не утруждали себя, доводил все до филигранности. И когда
мало платили, не скривил физиономии ни разу. Разбуди меня в два часа ночи
и скажи: "К-шести-утра-двадцать-страниц-по-четыреста-знаков-срочно!" - я
сяду за стол и уже к половине шестого напишу все, что требуется. На какую
угодно тему - будь то "преимущества механических часов",
"привлекательность сорокалетних женщин" или "незабываемые
достопримечательности города Хельсинки" (в котором я, разумеется, никогда
не бывал). Ну, а велят переписать - ровно к шести еще и перепишу все
заново... Чего уж удивляться, что репутация моя только росла.
Очень похоже на разгребание снега лопатой.
Снег все сыплет и сыплет - а я методично разгребаю его и раскидываю по
обочинам.
Ни жажды славы, ни желания как-то отличиться на трудовом фронте. Просто:
снег падает - я разгребаю. Старательно и аккуратно. Признаюсь, не раз я
ловил себя на мысли, что перевожу свою жизнь на дерьмо. Но постепенно я
пришел к выводу: ведь и бумага с чернилами тоже переводятся на дерьмо; и
если вместе с ними переводится моя жизнь - стоит ли жаловаться на мировую
несправедливость? Мы живем в Обществе Развитого Капитализма. Здесь
перевод-на-дерьмо - высшая добродетель. Политики называют это
"оптимизацией потребления". Я называю это "переводом на дерьмо". Мнения
расходятся. Но при всей разнице мнений неизменно одно: вокруг нас -
общество, в котором мы живем. Не нравится - проваливай в Судан или
Бангладеш.
Ни к Судану, ни к Бангладеш я особого интереса не испытывал.
А потому молчал - и работал дальше.
Постепенно стали приходить заказы не только от рекламных агентств, но и от
глянцевых журналов. Уж не знаю, почему, но в основном это были женские
журналы. Понемногу я даже начал брать для них интервью и писать репортажи.
Впрочем, интереснее от этого работа не стала. Как требовал сам характер
этих журналов, интервьюировать, в основном, приходилось звезд шоу-бизнеса
разных калибров. А этим фруктам какой вопрос ни задай - ничего, кроме
уклончивых фраз, в ответ не получишь. Все они знают, что отвечать, еще до
того, как их спрашивают. А в самых клинических случаях через менеджера
требуют предоставить им списки с вопросами - и готовят все ответы заранее.
Стоит только спросить о чем-либо за пределами темы, которую предпочитает
очередная семнадцатилетняя примадонна, как ее менеджер тут же встревает:
"Вопрос не по теме, мы не можем на это отвечать!"... Я даже начинал
всерьез опасаться: не дай бог, это чудо останется без менеджера -
сообразит ли оно хотя бы, какой месяц следует за октябрем?
Само собой, называть подобный идиотизм словом "интервью" язык не
поворачивался. И тем не менее, я выкладывался на всю катушку. Сочинял
вопросы, каких не встретишь в других интервью. До мелочей продумывал схему
беседы. Причем старался вовсе не ради признания или чьей-либо похвалы.
Просто вот так, выкладываясь на всю катушку, я испытывал хоть какое-то
облегчение... Такой вот аутотренинг. Выжимаешь себя до капли. Прекрасная
разминка для затекших пальцев и головы - и полный маразм с точки зрения
самореализации.
Социальная реабилитация...
Никогда в жизни я еще не бывал так занят. Регулярных заказов - хоть
отбавляй, плюс постоянно что-нибудь срочное. Любая работа, не нашедшая
исполнителя, обязательно сваливалась на меня. Так же, как и работа особо
Березин Федор
Суворов Виктор
Быков Василий
Посняков Андрей
Лукьяненко Сергей
Чернецов Андрей