президента, направо - площадь Бастилии, прямо - сад Тюильри, назад -
Марсово поле и Эйфелева башня. Я пошел направо - не знаю почему.
густо, но есть, погода чудесная - что еще надо? Идешь по бульвару
Сен-Жермен и глазеешь по сторонам. Симпатичная девушка продает цветы -
перед ней полная корзина цветов, каких-то голубеньких и розовых,
незнакомых тебе, и сама она похожа на цветочек. Старик в клеенчатом
фартуке приставил лесенку к афишной тумбе и наклеивает что-то очень
большое - пока что я вижу на афише только длинные-предлинные ноги в
ажурных чулках и туфельках на неправдоподобных высоких и тонких каблучках.
А вот на таких же каблучках-гвоздиках пробежали две девушки с хвостатыми
прическами, и двое молодых ребят с пестрыми платочками на шее, сидящие за
столиком у входа в кафе, точно по команде, повернули в их сторону головы.
Пожилой господин с болтающейся за спиной тросточкой тоже проводил их
взглядом и опять принялся разглядывать выставленные в витрине гипнотически
притягивающие к себе сногсшибательными обложками выпуски "библиотеки
ужасов".
купить все или почти все, начиная от баснословно дорогих, в тисненых
переплетах, нумерованных изданий для знатоков и любителей и кончая
грошовыми, запрудившими рынок миллионами экземпляров выпусками, которые
так пленили господина с тросточкой. Книги по живописи, архитектуре,
музыке, фотографии, спорту, туризму, телепатии, автомобилям. Книги о том,
как дружно жить с женой, не отказывая себе в других развлечениях, как
вылечить рак в два месяца, как заводить нужные знакомства. Специальный
магазин самоучителей всех языков мира, вплоть до какого-то таинственного
бринчи-бринчи. Магазин словарей и справочных изданий. В нем я встретил
своего друга детства, тоже повзрослевшего, как и я, - маленький
иллюстрированный словарь Ларусс, в котором было столько картинок, что от
них оторваться нельзя было. И сейчас я тоже никак не мог от них
оторваться, пока любезное "Вам завернуть?" не прекратило это занятие.
Позднее я узнал, что это самая древняя в Париже церковь, что построена она
в 557 году и находилась тогда за пределами городских стен (отсюда и
название: Сен-Жермен-на лугу), что норманны неоднократно разрушают ее, тем
не менее колокольне за моей спиной минуло недавно тысяча четыреста лет. А
в трех шагах от нее другая достопримечательность Парижа, чуть помоложе,
носящая то же название "Сен-Жермен-де-Прэ", - знаменитое кафе
экзистенциалистов.
азартно строивших какое-то сооружение из песка и веток ребятишек. Рядом со
мной сидел старик, читавший "Монд". У него было чисто выбритое, все в
морщинках и складках пергаментное лицо старого учителя. Я почему-то решил,
что он преподает или преподавал когда-то математику. Прочитав газету,
старик аккуратно сложил ее, положил в карман, вытащил трубку и долго
набивал ее табаком из маленькой плоской коробочки с большой буквой "N" на
крышке. Потом долго рылся в карманах в поисках спичек. Я предложил ему
свои. Он закурил и, возвращая мне спички (они были итальянские, в плоской
зелененькой коробочке), спросил, не португалец ли я. (Кстати, на следующий
день в аэропорту какой-то очень смуглый, невероятно черноволосый субъект,
суетливо бегавший и искавший кого-то, подбежал вдруг ко мне и, радостно
улыбаясь, спросил: "Это вы летите в Лиссабон?" После этого мне очень
захотелось увидеть живого португальца, я их никогда не видел.) Старик,
узнав, что я русский, недоверчиво посмотрел на меня.
широкоплечие и светлые? Старик ничего на это не ответил и спросил, какой я
русский, старый или новый, - очевидно, эмигрант или советский? Мой ответ
он попросил подтвердить доказательством. Я вынул рубль. Он долго его
рассматривал, потом вернул - в Италии его ни за что не отдали бы, а
попросили бы еще расписаться на нем.
Наполеоне. Какой это был император, какой полководец! Только одну ошибку
он совершил - поздно начал свой русский поход. Надо было начинать не в
июне, а по крайней мере в апреле или в мае. Тут же он, правда, оговорился,
что к русским относится хорошо, что они неплохие солдаты - он видел их в
первую войну - молодцы, красавцы! - что у него есть приятель русский,
истопник, очень порядочный человек.
погребен Наполеон, то ли гардеробщиком, то ли в охране (говорил он быстро,
и я не все понимал, но слово "garde" - охрана, стража, караул - он
повторил несколько раз), и тут мне стало ясно, что все интересы старика
сводятся в основном к тому, что имеет какое-либо отношение к великому
императору (иначе он Наполеона не называл). На пальце у него был перстень
с буквой "N", на часах брелок с буквой "N", и даже крохотные запонки на
воротничке были украшены малюсенькой буквой "N". Когда мы заговорили о
днях оккупации, он сказал, что немцев не любит, но многое им прощает за
то, что они перевезли в Дом инвалидов прах Римского короля, сына
Наполеона.
праху великого императора и вряд ли успею это сделать. Сидел, попыхивая
трубкой, не глядя на меня, потом, по-видимому, ему это надоело, и он
ворчливо спросил, знаю ли я, у стен какого древнего сооружения сижу. И тут
же рассказал историю Сен-Жермен-де-Прэ.
сердитая, значительно моложе его, она как-то неожиданно появилась перед
нашей скамейкой и сразу стала в чем-то упрекать его. Старик виновато
смотрел на нее снизу вверх, потом встал и, несколько сконфуженный своим
слабым сопротивлением, попрощался со мной, успев сообщить жене, что я
"симпатичный молодой человек из Москвы, к сожалению, не интересующийся
историей Франции". Жену это нисколько не тронуло, она решительно взяла его
под руку и, продолжая отчитывать, повела к выходу. Старик на ходу
обернулся, посмотрел на меня и беспомощно развел руками: "Что поделаешь.
Такова жизнь..."
ни с кем не удалось поговорить, если не считать приказчиков и таможенных
чиновников. Впрочем, вру - с одной парижанкой я довольно долго
разговаривал. Мы сидели с ней в кабинете нашего посла, у великолепного
высокого окна, выходящего в небольшой уютный садик. Она пришивала мне
оторвавшийся карман на пиджаке, а я слушал ее приятную не так часто
встречающуюся теперь, сохранившуюся только у стариков московскую речь.
привыкну. Город большой, красивый, очень даже красивый, вы же видели. Да
больно уж суетливый. Суетливее, чем Москва. А может, та суета своя,
привычная... А может, просто по детям скучаю...
детях, привычно и ловко орудуя иглой ("а теперь и пуговицы укрепим..."), и
от всего этого сразу стало как-то тепло и уютно в этом громадном кабинете
с торжественной мебелью, в котором сидели когда-то чрезвычайные и
полномочные министры Российской империи, а теперь, пока не пришел еще наш
посол, тетя Маша, оторвавшись от пылесоса "Ракета", пришивала мне карман.
суета там своя, привычная". Кстати, эта черта свойственна всем русским,
живущим за границей. Наши корреспонденты в Италии, с которыми я провел
довольно много времени, с улыбкой слушая мои излияния по поводу красот
Рима, Флоренции, Венеции, говорили:
Ах, музеи! Ах, руины! Ах, траттории! Ах, дороги! А вот поживи здесь с
наше, года три-четыре, так поймешь, что значит для тебя Сивцев Вражек или
какая-нибудь твоя киевская, идущая в гору улица. Иной раз даже по
милиционеру соскучишься...
шесть, максимум год они вернутся домой на свои Сивцевы Вражки и
Николо-Песковские. А что говорить о тех, кто никогда уже не вернется на
родину?
столом сидела девушка, специально приехавшая за сто километров повидать
земляка с Украины. Попала она в Италию во время войны. Сама из
Днепропетровска. Вспоминала родные места, плакала и просила, чтобы я
обязательно прислал ей шевченковский "Кобзарь". "Вы не представляете, что
это для меня значит, нет, вы не можете этого понять".
энергичная и подвижная, с жаром рассказывала, как расширяется круг
читателей советской литературы, а вечером ("нет, я не хочу вина, я хочу
русской, настоящей русской водки!") тоже расчувствовалась и все
вспоминала, расспрашивала, расспрашивала, расспрашивала.
Венецианском университете, не плакала. В Италии она очутилась совсем еще
маленькой девочкой; Россию почти не помнила, но все русское ей
по-настоящему дорого.
же приятно было слушать все, что говорили и расспрашивали о русской и
советской литературе все эти молодые венецианцы и венецианки, из которых
многие приезжают на лекции за десятки километров.
разрешат университетские власти или нет? Несколько месяцев спустя я
получил от Ирины Ивановны открытку: "Едем на фестиваль!" Как жаль, что я
не был тогда в Москве...
Маккефри Энн
Лондон Джек
Маккэфри Энн
Орловский Гай Юлий
Орлов Алекс
Посняков Андрей