восемнадцатая, а нам нужна двадцать пятая. Что такое?! Неужели обманула
Валька, подшутила, выдуманный адрес дала?.. На Яву было больно смотреть -
такой у него был вид. Наконец я решился спросить у какой-то бабуси.
Оказалось, есть двадцать пятая, только во дворе, в так называемом флигеле.
притворно сердясь, бурчал повеселевший Ява.
шестиэтажный дом. И что его флигелем назвали?!
стеклянных дверей, на миг задержался, глянул на свое отражение в стекле и
пригладил рукой чуб. Я сделал вид, что не вижу.
несколько кнопок от электрических звонков - наверно, в квартире много
соседей. На лестнице полутемно, и мы встаем на цыпочки, чтобы прочесть
надписи под кнопками. Вот... "Малиновским звонить один раз"! Это и есть.
Валькина фамилия Малиновская. Точно.
дверями дребезжит звонок.
отскакиваю в сторону и стараюсь выпихнуть Яву вперед.
вынырнул кто-то огромный и здоровенной ручищей схватил Яву за ухо. В то же
мгновение хриплый голос так загремел на всю лестницу, что эхо вприпрыжку
поскакало вниз по ступенькам.
неожиданности прирос к месту и не мог шевельнуться. А грозный голос
продолжал греметь:
должна бить старые ноги, попусту выходить открывать?! Вот мы сейчас с вами
поговорим!
отчаянно рванулся, что даже если бы ему пришлось оставить ухо в дядькиной
руке, он все равно бы вырвался Да что ухо! В тот момент Ява готов был отдать
полголовы, даже полтуловища, только бы вырваться, убежать хоть с тем, что
останется, подальше от Валькиных глаз.
ваша Валечка видит (боже ты мой!), что какой-то здоровенный громила держит
вас за ухо, как паршивого щенка. А вы, склонивши голову, жалко висите на
своем ухе, даже не касаясь земли. Вы, который столько мечтал о той
торжественной, волнующей минуте, когда откроется дверь. Она станет на
пороге, и вздрогнут от радостного удивления густые ресницы, и засияют очи, и
вспыхнут румянцем щеки. И она скажет: "Ой!", а потом: "Ах!", а потом
"Здравствуй, здравствуй! Это ты? Как я рада!" И все будет так прекрасно...
двор, потом на улицу и целый квартал бежали что есть духу, не оглядываясь. И
только когда убедились, что за нами никто не гонится, отдуваясь, перешли на
шаг.
все понимал. Это просто механически... Просто ухо каким-то образом связано с
тем органом, который вырабатывает слезы. И если ухо сильно покрутить, то
слезы потекут сами собой. И это не означает, что человек плачет. Ява никогда
не плакал!
видно, какой-то шалопут развлекался тем, что звонил в квартиры и убегал. А
мужчина, случайно подойдя и заметив нашу мельтешню возле дверей после того,
как мы позвонили, решил, что мы хулиганим. Мы понимали, что произошла
ошибка, но нам от этого легче не было. Особенно Яве. И не столько из-за уха,
сколько оттого, что с Валькой не встретился и теперь, кто знает, встретится
ли вообще.
позвонил, как он просил, и если б не стал его выпихивать вперед, может,
ничего бы и не было. Но Ява проявил благородство, он ни о чем не говорил,
только иногда смахивал слезы.
сделать. Наконец я сказал:
ему в ухо так, чтоб у него отпала охота звонить куда не надо, чтоб у него
три дня в башке звенело! Тогда бы знал, как шкодить. Эх бы я ему дал!..
вздохнул.
"Днипро".
Давай в кино сходим! Тетя же нам специально денег на это дала Айда!
часа полтора посидеть в темноте в кино А за это время ухо станет нормальным.
все время безумствовал буран, и герои, обвешанные с головы до ног ледяными
сосульками, мужественно хекая, карабкались на ледяные горы, проваливались в
снег и тащили друг друга на плечах. Это немного ободрило Яву. Когда мы вышли
из кино, у него в глазах уже не было такой безнадежной грусти и отчаяния,
как раньше, хотя ухо еще имело не очень хороший вид.
надеялся, что мы сейчас поедем домой. Но Ява и слышать об этом не хотел -
боялся, что тетя начнет допытываться. Чудило! Легко ведь можно что-нибудь
придумать: упал и ушибся, или в переполненном автобусе дверями прищемило,
или еще что-нибудь. Разве мало несчастных случаев может произойти с
человеком в таком большом городе, как Киев? Но переубедить Яву я не мог. Мы
спустились вниз к Крещатику. У Владимирской горки, там, где павильон
"Мороженое", Ява остановился. Осторожно взявшись рукой за ухо, он
страдальчески глянул на меня и сказал:
Теткины деньги мы уже истратили на кино. Но у нас еще были деньги. У меня на
груди в потайном кармане в подкладке лежала трешка. Мы копили ее целых
полгода и возлагали на нее большие надежды. Договорились тратить ее только
на что-нибудь уж очень интересное или на запретные удовольствия, на которые
денег тетя не даст, - на полет над Киевом на вертолете или на фильм, на
который дети до 16 лет не допускаются... А из-за того, что характер у Явы не
такой серьезный, как у меня, и он может ухнуть эту трешку за полчаса, мы
решили, что храниться она будет у меня и тратить ее будем только с общего
согласия.
хочется, но мы ведь не на мороженое ее берегли... А Ява сегодня пострадал,
вон как за ухо держится! И глаза у него, как у цуцика, которому прищемили
хвост. Я вздыхаю и решительно направляюсь к павильону. Ява за мной. Садимся
за столик и заказываем по сто граммов самого дешевого - сливочного.
Подумаешь, тринадцать копеек порция! Не обеднеем...
Ява прикладывает холодную ложечку к уху. Но что такое сто граммов! Через три
минуты мы уже сидим перед начисто вылизанными чашечками, в которых, как в
зеркале, отражаются наши поникшие носы. Ява печально щупает свое ухо. Ухо
требует жертв. Я облизываю сладкие губы и с отчаянной решимостью (как с
моста в воду) заказываю две порции пломбира.
пломбира было шоколадное, потом фруктово-ягодное, потом ореховое. И к каждой
порции прибавьте еще по стакану газировки с сиропом. Дорого обошлось нам
Явино ухо! Разошлась вся наша трешка. Остались жалкие копейки. Я чуть не
плакал, когда расплачивался.
Блаженствовали. Вот если бы каждый день обедать мороженым! И завтракать
мороженым, и ужинать!
же мне просто необходимо. Ведь я же собираюсь в летчики...
Корнев Павел
Контровский Владимир
Гюго Виктор
Зыков Виталий
Шилова Юлия
Сертаков Виталий