Ивановна отвечала:
определяла, кто сегодня полетит первым рейсом, кто вторым, третьим.
Аккуратно проходя между Сциллой производственных интересов и Харибдой
общечеловеческих житейских проблем, успешно регулировала людские
аэропортовские потоки. Вполне могло быть, что, вопреки инструкциям, женщина
с ребенком улетала, а инженер оставался. Конечно, ей попадало, но она
непреклонно отстаивала свою правоту. При этом ее аргументами справедливости
было не что-то замысловато-убедительное, просто черное было черным, а белое
-- белым. Манера, с которой преподносилось очевидное, была обезоруживающей,
поэтому ей верили, прощали и ее уважали.
философию. Однажды летом, еще в "доперестроечные" времена, Варвара Ивановна,
как это положено, сопровождала нашу отпускную группу пассажиров от здания
аэропорта до вертолетной площадки. Борт был еще далеко в небе. Мы
остановились, переговариваясь. Она внимательно посмотрела на мой огромный
чемодан, который стоял на песке и выглядел как полуспущенная автомобильная
камера, улыбнувшись, спросила:
бы серьезно: -- Ах, да! Ты ведь не в ОРСе работаешь... Хоть бы природным
газом накачал, для приличия.
каждом. Случается, люди со сложной биографией несут в своем облике,
поведении сумрачную печать своей доли, а она отбрасывает хмурую тень на все
окружающее. Так же образно говоря, Варвара Ивановна, имея сложное прошлое,
своим настоящим присутствием никогда ни для кого не загораживала света, не
была источником тени, -- она светилась сама, как и положено звезде, пусть
скромного провинциального масштаба.
области. Отец, инвалид с детства, в армию призван не был, и после войны ему
долго пришлось оправдываться перед властями за жизнь, прожитую на
оккупированной территории.
учиться, но надо было зарабатывать на жизнь. Пошли долгие годы борьбы за
существование. Работала кровельщицей, официанткой, лоточницей, крутильщицей,
разнорабочей...
Северо-Крымского канала. Это стало для нее периодом душевного подъема,
молодого энтузиазма, неподдельного интереса к работе -- творилось
грандиозное дело, каждый этап был зрим и понятен. Здесь она стала депутатом
городского Совета, здесь же поджидало ее несчастье: бульдозер ножом зацепил
строительный вагончик, покалечило несколько человек, Варвару буквально
переломило пополам...
через длительное время вновь приступила к обязанностям.
солнечный летний день, молодая стройная женщина в цветастом открытом
сарафане, в одной руке лопата, другая козырьком приложена к крошечной
косынке, едва прикрывающей копну густых темных волос, улыбка, ровный чистый
взгляд. Такой ее впервые увидел будущий муж Михаил Войновский.
"за машиной". Вскоре выяснилось, что с длинным северным рублем все не так
просто, как казалось, и через год она тоже приехала в Надымский район. Они
все же купили машину, но через восемь лет работы на Севере -- старожилы
помнят, их красная "Нива" стала первой легковушкой в истории Пангод.
временно, что не стоит распаковывать то, что доставалось по спискам,
очередям, лотереям, -- все для жизни "там": скоро все это уложим, поставим в
контейнер, -- и прощай Север! Потом, став старше, поняли, что второй жизни
не будет, а в этой, единственной, каждый день проживается в первый и в
последний раз. И перестали делить: север, юг... -- просто жизнь, и они в
этой жизни.
собственноручно, из бросового материала, которого уже тогда было полно в
тундре, построил балок в районе ГП-5, там и стали работать вместе: он
трактористом в колонне Надымского КАВТа, она в столовой, а затем в
военизированной охране Газопромыслового управления.
спокойные годы совместной жизни: ушла отравляющая существование зависимость
от "копеек", в часы отдыха их окружали не бетонные стены и городской гомон,
а почти девственная природа. Михаил вспоминает, как они рыбачили в
излюбленном месте только им известном, где у них была собственная сторожка.
Особенно трогателен рассказ в той части, где утренней зарей Миша стоит в
болотниках по колена в холодной воде, выбирает из сетей ночной улов, Варя
рядом, с кастрюлей нагретой на костре воды -- периодически он опускает туда
окоченевшие руки...
Вахтовики жили одной большой семьей, делились радостями и печалями. Все
тогда были добры не только друг к другу, но и ко всему, что их окружало.
была она, видимо, больна, легла недалеко от хозблока. Люди стали ходить на
объекты другим маршрутом, чтобы не беспокоить беспомощную пару. Через два
дня олени перестали пугаться и стали принимать пищу из рук.
люди, проживавшие в расположенном рядом поселке, жилье из промысловых
районов стали убирать, Войновским дали комнату в пангодинском общежитии.
работу диспетчера по авиаперевозкам ГПУ в поселковом аэропорту. Это и
явилось, как потом оказалось, главным делом в ее северной жизни, в котором
она стала известной Пангодам и тем надымчанам, чьи производственные пути
пролегали через "Медвежье". Здесь она снискала неподдельное глубокое
уважение руководства, летного состава, пассажиров.
для жителей поселка альфа и омега всех дорог, деловых и отпускных.
Поразительно, но для меня, как и для многих моих земляков, слово "Варвара"
-- не только редкое имя редкого человека, но и имя нарицательное для целой
группы предметов и понятий, связанных с деревянным зданием аэропорта,
крохотным залом ожидания, аэродромными бетонными площадками, вертолетами, в
прошлом -- один из отпускных талисманов.
общий список. Все с тревогой ждут своей участи, которая становится
подвластной тому, кто только что их записал. Не всем пассажирам зала
ожидания суждено сегодня перейти в категорию пассажиров вертолета, тому ряд
причин -- организационных, ведомственных, технических, сезонных, погодных...
выходит из диспетчерской кабины, взгляды с надеждой устремляются на нее,
многие встают. Она уверенным голосом, тона не допускающим возражений,
зачитывает список счастливчиков, каждый из которых, услышав свою фамилию,
торопливо берет поклажу, детей и устремляется к выходу. На улице
пассажирская стайка с диспетчером во главе быстро и радостно движется к
вертолетной площадке, куда уже приземляется "вертушка", все останавливаются.
Потоки воздуха поднимают песочную пыль, по лицам сечет мелкими камешками,
улетают головные уборы, падают чемоданы, все смеются: до свидания, Пангоды,
до свидания, Варвара Ивановна, до встречи после отпуска!
изначально тревожащее в самой комбинации слов: "зал ожидания". Тревожное
потому, что, несмотря на расписание рейсов, в ста процентах так называемой
уверенности всегда замаскированы несколько процентов неопределенности и даже
один, чей-то, -- безнадежности.
мало слов... В то же время, здесь царила необычность, даже в запахе, звуках:
пахло карбидом, шипела газовая горелка... Потом Пангоды огромным
добровольным потоком, как коллективный диспетчер, сопровождали Варвару
Ивановну до обледенелой вертолетной площадки.
аэрогрузовик наших современных войн, но еще и пангодинский серый ночной
МИ-8, который, грозно мигая, уносил только что запаянный цинковый кокон в
мутное оттепельное небо. Он так и остался в памяти исчезающим -- в рокотную,
циклично сверкающую точку.
Варвару с большим белоснежным, солнцеобразным пятном в области сердца. Сын
сказал, что так на пленке...
человеческий рост мраморная плита, на которой изображена красивая женщина.
За ее спиной -- снег, вертолеты. Вверху -- эмблема "Надымгазпрома" и
надпись: "Не напрасно называют Север крайним".
"Мишка" или "Аннушка" перед заходом на посадку пролетает над всей южной
границей поселка, с этой стороны он как на ладони. Те, кто живет в брусчатых
или щитовых домах, на подлете, еще издалека, вытянув шеи, торопливо