Чтение 5–й страницы книги ~Не хочу, чтобы он умирал~

пальцах.

- Непонятно, - сказал он. - Почему бы им тогда не пригласить сюда
отряды дальнего действия, солдат Стерлинга и всех тех, кто постоянно
бродит по пустыне?

- Да не в этом дело! Вы ведь не такой, как все, особенный. Это правда,
Скотти, вы же знаете!

Скотт понимал, на что она намекает: Пикеринг был нечто большее, чем
обычный трассировщик и минер. И он, Скотт, тоже. Тень, которую отбрасывал
на него Пикеринг, делала и его необыкновенным. Для всех этих людей
Пикеринг был своим, он жил среди них и все же существовал где-то сам по
себе, вдали от них. У Пикеринга был такой же голос, и он вышел из того же
класса, но он был независим, и это позволяло ему пренебрежительно к ним
относиться. Своих мыслей он им не открывал, не давал к себе подступиться
из того же самого пренебрежения. А они понимали и уважали пренебрежение,
когда оно исходило от одного из "своих". Теперь Люси вручала Скотту
наследство Пикеринга. Скотт подозревал, что она насаждала его в их
обществе как отзвук Пикеринга, как его эхо, - роль, от которой она сама
отказалась.

- Да, вы никак не подходите к этому кругу, так же как не подходил к
нему и Пикеринг, - сказала она. - Посмотрите на себя.

Он и в самом деле был другой, только не в том смысле, в каком она
думала. Он, может, и казался ей закованным в железные доспехи, но сам
Скотт понимал, что он плохо одет, что его форменные брюки топорно
накрахмалены и слишком широки внизу, что могучие плечи делают его похожим
на бизона, а эти люди вспоены и вскормлены няньками и мамками и созданы
для той жизни, которая их окружает. Даже кровавый карлик Черч.

- По правде говоря, - сказал он ей, - я тут белая ворона, и вы это сами
знаете.

- Конечно. В том-то и вся прелесть.

- Что мне здесь делать? Уж лучше я пойду.

- Тогда и я пойду с вами, - сказала она. - Мне просто хотелось, чтобы
вы тут показались. Это нужно, Скотти. Полезно и может пригодиться потом...

Он не очень хорошо понимал, что за всем этим кроется. Она пичкала его
не только молоком и салатом, но и обществом, чтобы поправить здоровье,
подорванное в пустыне. В этом ему снова послышался отзвук чудачеств
покойного Пикеринга. Скотт предложил ей остаться.

- Нет, - сказала она. - Мне нужно на работу.

- Зачем? Весь каирский штаб здесь.

- Я не штабное начальство. Приходите сегодня обедать. У меня будет
Пикок.

- Нет, я сегодня уеду.

- Знаю, но вы успеете пообедать. Я вас очень прошу! - И она нагнула
голову, чтобы заглянуть в его смущенное лицо. Они шли по пешеходной
дорожке моста Каср-эль-Нил, от которого по обеим сторонам реки растекались
потоки и ручейки одетых в длинные рубахи людей. Люди эти толпились и
сталкивали друг друга на проезжую дорогу, где их только чудом не давили
английские военные грузовики. Люси едва было не оттеснили от Скотта, но
она крепко вцепилась в его руку.

- Неужели Тим Пикок так вас раздражает? - спросила она.

- Я и сам не пойму, - признался он. - Но каждый раз, когда я приезжаю в
Каир, вся эта история в Джало оживает снова. Наверно, мне напоминает о ней
Черч, а может, даже и Пикок. Но я ничего не имею против Пикока, если он
вас не злит.

- Меня он не злит. Мне Тим нравится. - Она крепко сдавила его руку
кончиками пальцев. Этим пожатием она отнюдь не выражала своих чувств к
Пикоку - она противопоставляла Скотта Пикоку, поддерживала Скотта,
приподнимала его, формировала его отношение к миру.

- Да господи, какое это сейчас имеет значение! - сказал он. - Вы правы.
Пикеринг умер. Со всей этой историей покончено. Правда, Черч наверняка
сотворит еще что-нибудь. Беда в том, что в пустыне вы острее чувствуете
все промахи и всю бездарность тех, кого вы оставили тут, в тылу. И уж
настоящая наша беда в том, что мы заранее знаем, какое безобразие они нам
опять готовят. И опять все тот же Черч. Кому хочется впутывать своих людей
в очередную затею Черча? Приехав в Каир, вы чувствуете, вы знаете, что вас
ждет какое-то новое головотяпство.

- Это правда. Но сейчас за дело взялся сам Уоррен. У него операция
должна пройти более гладко.

- Должна бы... Но мы-то по-прежнему в руках у Черча.

Она не стала продолжать разговор. Ей не хотелось глубоко вдаваться в
это дело, она знала, как Скотт изменился после смерти Пикеринга.

- Мне кажется, что на днях вас ждет приятная неожиданность, - сказала
она. - Уоррен очень вами заинтересовался. Посадите меня в такси и ступайте
куда глаза глядят. Только ведите себя осторожнее. И приезжайте в Каир,
когда выполните задание Черча. Не оставайтесь в Сиве. Пожалуйста! - Она
знала и об этом. - Мне нужны именно вы, Скотти, и я беспокоюсь, когда вас
не вижу.

Он усадил ее в кишащий блохами старенький "крайслер", и она сама
объяснила шоферу по-арабски, куда ехать. Когда шофер стал заводить машину,
она вдруг спросила Скотта:

- В чем дело, Скотти? Что вас тревожит? Вы так угнетены.

- Да. Но это ерунда. До свидания, Люси.

- Непременно возвращайтесь в Каир, - приказала она, отъезжая. -
Непременно!

4

Вечером, когда над Каиром проносился ночной ветерок, Скотт отправился
обедать к своему штурману, в его глинобитный домик. Он застал этого сына
суданца и египтянки в обычном для него настроении. Атыя отчаянно ругал
пятерых из своих восьми сестер и братьев, крича, что они стащили его
инструменты.

- Видите, что они со мной делают, - сказал он Скотту. - Просто жить не
дают, да и только.

- Т-с-с! - сказал ему Скотт, взяв его за руку.

Крупная, покрытая тугими завитками голова Атыи дернулась от ярости. Но
из уважения к Скотту он сдержал свое бешенство. Его мать египтянка
встретила гостя радушно. Два года назад Скотта принимали здесь в полном
молчании; его молча встречал Атыя и угощал стаканом шербета; ни мать, ни
отец, ни другие члены семьи не показывались. Теперь он, здороваясь,
пожимал матери руку и обменивался пространными арабскими любезностями с йа
ситт Розой и йа Абду Эффенди [госпожа, господин (араб.)] - прозрачным от
старости отцом Атыи.

- У вашего сына характер лучше не стал, - сказал Скотт старику.

- Дети хватают его вещи, - пожаловался Абду Эффенди. - Они еще ничего
не понимают.

- Должны понимать! - зарычал Атыя.

- Т-с-с! - ласково произнес его отец, и Скотт понял, у кого он научился
произносить это гортанное "хос-с-с!", успокаивая вспыльчивого безумца
Атыю.

Атыю в его собственной семье ласково звали полоумным.

- Атыя никогда не рассказывает нам, что он делает, - жалобно сетовал
отец. Абду Эффенди, как всегда, сидел; сгорбившись на стуле, с феской на
голове, опираясь на толстую палку, и глядел прямо перед собой слезящимися
глазами.

Скотт выпил поданный ему сладкий сироп.

- Видите! - воскликнул Атыя, подчеркивая, как его изводят.

Жалоба старика была не новой.

- Атыя показывает нам путь в пустыне, - объяснил Скотт. Так как говорил
он это уже не в первый раз, не стоило изъясняться подробнее.

- Это очень опасно? - тонким голоском спросил Абду Эффенди.

- Как когда. Иногда очень опасно. Вы же сами знаете, Эффенди. Атыя был
тяжело ранен. Но обычно куда менее опасно, чем перейти улицу в Каире.

- А как же будет теперь с его работой? Почему его забрали с
государственной службы?

Атыя с трудом удержался от резкой вспышки. Скотт ему посочувствовал. Но
Абду Эффенди надо было успокоить.

Покойный Пикеринг отыскал Атыю в Египетском топографическом управлении.
Пикеринг открыл в Атые два примечательных качества: чувство пустыни и
природные математические способности, которые хоть и не были развиты
начальным обучением в арабской школе, но под руководством Пикеринга и
Скотта стали для них внушительной подмогой.

Скотт так и не понял, как удалось Пикерингу перевести Атыю в английскую
армию и знает ли английское командование о том, что один из ее лучших
топографов в пустыне - нищий сын дряхлого и неимущего египетского
чиновника. Абду Эффенди исполнилось шестьдесят восемь лет. Отставной
служащий управления железных дорог Судана, он жил в Каире на пенсию в
двенадцать фунтов в месяц. Жена его Роза, дочь суданки и египтянина,
здоровая, тучная темнокожая женщина, была намного моложе его. Атыя был
старшим из ее девяти детей, за ним шли все больше девочки.

- Когда Атыя вернется на работу в Топографическое управление, - сказал
Скотт, - он наверняка будет лучшим топографом в Египте.

- Зачем вы им это говорите? - спросил Атыя. - Они ведь все равно ничего
не понимают. К чему им это знать?

- Т-с-с! - произнесла мать, приглашая их к столу.

- Т-с-с! Т-с-с! Т-с-с! - передразнил ее Атыя. Мать засмеялась.

Они сели за стол, накрытый скатертью. Подавала Еррофа - мешок могучих
костей, одетый в просторную черную рубаху. Этой уроженке одного из
порабощенных племен Судана лет было не меньше, чем Абду Эффенди. Она