лестнице и не споткнулся; он распахнул дверь, ведущую из сеней в типографию,
бросился к ближайшему станку, как и прочие, ради этого случая тайком
смазанному маслом и вычищенному, и указал на крепкие дубовые стойки,
натертые до блеска учеником.
рашкет на декель и декель на мрамор, который он прокатил под станок; он
выдернул куку, размотал бечевку, чтобы подать мрамор на место, поднял декель
и рашкет с проворством молодого Медведя. Станок в его руках издал столь
забавный скрип, что вы могли счесть его за дребезжание стекла под крылом
птицы, ударившейся на лету об окно.
изумленному сыну.
третьему, и поочередно на каждом из них с одинаковой ловкостью проделал то
же самое. От его глаз, помутившихся от вина, не ускользнуло какое-то
пятнышко на последнем станке, оставшееся по небрежности ученика; пьяница,
крепко выругавшись, принялся начищать станок полою сюртука, уподобясь
барышнику, который перед продажей лошади чистит ее скребницей.
в год. Как будущий твой компаньон, я не разрешаю тебе заменять их проклятыми
металлическими станками, от которых изнашивается шрифт. Вы там, в Париже,
подняли шум - то-то, сказать, чудо!-вокруг изобретения вашего проклятого
англичанина, врага Франции, только и помышлявшего что о выгоде для
словолитчиков. А-а, вы бредите стенхопами! Благодарствую за ваши стенхопы!
Две тысячи пятьсот франков каждый! Да это почти вдвое дороже всех моих трех
сокровищ, вместе взятых. Вдобавок они недостаточно упруги и сбивают литеры.
Я не учен, как ты, но крепко запомни: стенхопы - смерть для шрифтов. Мои три
станка будут служить тебе без отказа; печатать чистехонько, а большего от
тебя ангу-лемцы и не потребуют. Печатай ты хоть на железе, хоть на дереве,
хоть на золоте или на серебре, они ни лиара лишнего не заплатят.
Вафлара..."
это, скажу, словолитня! Господин Вафлар человек честный, и материал
поставляет прочный; а по мне лучший словолитчик тот, с кем реже приходится
дело иметь.
тысяч франков, отец! Но ведь это по сорок су за фунт, а господа Дидо продают
новый цицеро по тридцать шесть су за фунт. Десять су за фунт, как за простой
лом, красная цена вашим старым гвоздям.
шрифтам цена шесть франков фунт! Лучшие образцы граверного искусства. Пять
лет как куплены, а посмотри-ка, многие из них еще новешенькие!
употреблении, и показал их сыну.
достаточно смекалки, чтобы распознать, откуда пошли английские шрифты твоих
господ Дидо! От курсивов фирмы Жилле! Вот рондо,- сказал он, указывая на
одну из касс и извлекая оттуда литеру М круглого цицеро, еще не початого.
принять, либо все отвергнуть, сказать да или нет. Старый Медведь включил в
опись решительно все, до последней бечевки. Любая рамка, дощечка, чашка,
камень и щетка для промывки - все было оценено с рачительностью скряги.
Общая цифра составляла тридцать тысяч франков, включая патент на звание
мастера-типографа и клиентуру. Давид раздумывал, выйдет ли прок из такого
дела? Заметив, что сын озадачен описью имущества, старик Сешар встревожился;
он предпочел бы ожесточенный торг молчаливому согласию. Уменье торговаться
говорит о том, что покупатель - человек делового склада и способен защищать
свои выгоды. "Кто не торгуется,- говаривал старик Сешар,- тот ничего и не
заплатит". Стараясь угадать, о чем думает его сын, он между тем перечислял
жалкое оборудование, без которого, однако ж, не обходится ни одна
провинциальная типография; он поочередно подводил Давида к станку для
лощения бумаги, к станку для обрезывания бумаги, предназначенной для
выполнения городских заказов, и расхваливал их устройство и прочность.
деле за него надобно было бы платить дороже, чем за новое, как это водится у
золотобитов.
подымающих камень своего собственного надгробия, предназначенные увенчивать
какое-нибудь М или В, огромные обрамления для театральных афиш, украшенные
масками,- все это благодаря красноречию пьяного Жерома-Никола превращалась в
нечто не имеющее себе цены. Он рассказал сыну о том, как крепко провинциалы
держатся за свои привычки; тщетны были бы усилия со-
было пустить в ход календарь, затмевавший собою пресловутый "Двойной
Льежский", который печатался на сахарной бумаге! И что же? Великолепным его
календарям предпочли привычный "Двойной Льежский"! Давид убедится в ценности
этой старины, коль - скоро станет продавать ее дороже самых разорительных
новинок.
Положим, явится к тебе человек из Умо заказать пригласительные билеты на
свадьбу, а ты их отпечатаешь без купидона с гирляндами? Да он сам себе не
поверит, что женится, и возвратит заказ, ежели увидит только одно М, как у
господ Дидо, знаменитостей книгопечатного дела, но в провинции их выдумки
привьются разве что лет через сто. Вот оно как!
нежных натур, которые страшатся споров и отступают, стоит только противнику
затронуть их сердце. Возвышенные чувства и власть, которую сохранил над ним
старый пьяница, обезоруживали сына в постыдном торге с отцом, тем более что
он не сомневался в добрых намерениях старика, ибо сперва он приписывал его
ненасытную алчность привязанности печатника к своим орудиям производства.
Однако ж, поскольку Жером-Никола Сешар приобрел все оборудование от вдовы
Рузо за десять тысяч франков на ассигнации, а при настоящем положении вещей
тридцать тысяч франков были цифрой баснословной, сын вскричал:
руки к потолку, где сушилась бумага.- Но во что же ты ценишь патент, Давид?
Да знаешь ли ты, что нам дает один только "Листок объявлений", считая Десять
су за строку? Прошлый месяц одно это издание принесло мне доходу пятьсот
франков! Сынок, открой-ка книги да взгляни в них! А сколько еще дают афиши и
ведомости префектуры, заказы мэрий и епископата! Ты просто ленивец, не
желаешь разбогатеть. Торгуешься из-за лошадки, которая тебя вывезет в
какое-нибудь превосходное поместье вроде имения Марсак.
между отцом и сыном. Добрбш отец отдавал товариществу внаймы свой дом за
тысячу двести
собою одну из двух комнаток в мансарде. Покуда Давид Сешар не выплатит ему
тридцати тысяч франков, доходы будут делиться пополам; полным и единственным
владельцем типографии он станет в тот день, как расквитается с отцом. Давид
взвесил в уме ценность патента, клиентуры и "Листка объявлений", не принимая
во внимание оборудования; он решил, что справится, и принял условия. Отец,
привыкший к крестьянской мелочности и ничего ровно не смысливший в
дальновидной расчетливости парижан, был удивлен столь быстрым согласием
сына.
мне заплатить?"
ли он ссудить отца в счет будущего? Любопытство отца пробудило недоверие в
сыне. Давид замкнулся в себе. На другой день старик Сешар приказал
подмастерью перенести в свою комнатку на третьем этаже всю мебель,
рассчитывая отправить ее в деревню на обратных порожних повозках. Он
предоставил сыну три пустых комнаты во втором этаже и ввел его во владение
типографией, не дав ни сантима для расплаты с рабочими. Когда Давид попросил
отца, как совладельца, принять участие в расходах, необходимых для их общего
дела, старый печатник притворился несообразительным. "Да где это сказано, в
придачу к типографии еще и деньги давать?-говорил он.- Моя часть уже вложена
в дело". Прижатый к стене логикой сына, старик отвечал, что, когда он
покупал типографию у вдовы Рузо, он сумел обернуться, не имея ни единого су
в кармане. Ежели он, нищий, необразованный рабочий, вышел из положения, то
ученик Дидо и подавно найдет выход. Притом Давид и деньги-то зарабатывает
благодаря образованию; а кому он обязан этим образованием, как не отцу,
который в поте лица своего добывал для этого средства? И теперь как раз
кстати заработанные деньги пустить в оборот.
разрешенный накануне из-за скрытности сына.
тому не пристало их печатать,- отвечал Медведь.
нравственным падением отца: ему пришлось выслушать целый поток низких,
слезливых, подлых торгашеских доводов, которыми старый скряга оправдывал
свой отказ. Давид затаил душевную боль, почувствовав себя одиноким, лишенным
опоры, обнаружив торгаша в отце, и из философской любознательности пожелал
Панов Вадим
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Майер Стефани